8324
Цитаты, письма, дневники Франца Кафки. На связи - @SeregaBreht
Все будут одинаковы в гробу,
Так будем хоть при жизни разнолики!
Бродский в Telegram
Вина сама притягивает к себе правосудие.
Процесс
📚Книжный дом - твоя бесплатная библиотека.
Скачай любую книгу или выбери что-нибудь интересное из книжных подборок. Вступай 👉 @domknigiiii
Все чиновники раздражены, даже когда кажутся внешне спокойными.
Процесс
Булгаков теперь в Telegram!
/channel/bulgakov_tg
⚡️⚡️⚡️Внимание! Уникальный контент от экспертов в области искусства. Рецензии на новейшие фильмы, книги и мероприятия, интересные истории и факты из жизни великих, а также многое другое. Присоединяйтесь, чтобы насладиться красотой на все времена.
• @poster_pron — хранилище альтернативных кинопостеров к любимым фильмам;
• @umno_krasivo — слова и образы здесь рождают необычные ассоциации, создают новые смыслы и связывают разные времена. Умное всегда красиво, а видеть это – прекрасно;
• @ves_vysotsky — у каждого есть свой Высоцкий, а этот канал - маленькая Вселенная, Вселенная Высоцкого;
• @RussianArchitecture — Все об архитектуре и дизайне в России и ближнем зарубежье в удобном и интересном для вас формате;
• @myslveka — «Нужда заставит и старушку пуститься рысью».
Живите, не останавливаясь!
Позитивный канал обо всём;
• @cinemaroutine — склад идеальных кадров из фильмов, которые заставят вас взглянуть на кино по-новому;
• @serega_dovlatov — из Довлатова и о Довлатове каждый день;
• @cucumberdeath — мельчайшие крупицы истории, собранные со всевозможных печатных источников: книги, газеты, фотографии, открытки;
• @estet_best — Твой путеводитель по миру культуры, который подскажет «Что посмотреть?» и «Что почитать?». Регулярные анонсы кинопремьер, новинки литературы и статьи о живописи и истории;
• @maniac_book — когда я голоден, я открываю холодильник, когда голоден мой мозг, я открываю этот канал с пищей для ума, которая утоляет голод.
Жми сюда, чтобы подписаться на лучшие каналы👆 о литературе и культуре разом!
Первый сравнительно спокойный день после двухнедельного мученичества. Та относительно отшельническая, вне мира, жизнь, которую я здесь веду, сама по себе не хуже других, жаловаться нет причин; но если туда, во внемирность, доносятся голоса мира, точно голоса осквернителей гробниц, я срываюсь и буквально бьюсь лбом о слегка лишь притворенную дверь безумия. Достаточно мелочи, чтоб довести меня до такого состояния, достаточно, чтобы под моим балконом лежал лицом ко мне в шезлонге один молодой полунабожный венгерский еврей, удобно растянувшись, одна рука под голову, другая глубоко в разрезе брюк, и целый день с неизменной веселостью мурлыкал храмовые напевы. (Что за народ!) Достаточно чего-нибудь в этом роде, остальное сразу присовокупляется, я лежу на своем балконе, точно барабан, по которому колотят и сверху, и снизу, и вообще со всех сторон, я уже перестаю верить, что где-то на земной поверхности существует покой, я не могу ни бодрствовать, ни спать, даже если в виде исключения станет тихо, я не могу больше спать, потому что слишком выбит из колеи.
письма Максу Броду, конец мая - начало июня 1921, Матлиари, 37 лет
Сташа* была по отношению ко мне проницательна, уже при первой встрече она поняла, что на меня не стоит полагаться.
письма Максу Броду, конец мая - начало июня 1921, Матлиари, 37 лет
*Сташа Прохазкова, близкая подруга Милены Есенской. Их часто называли "сиамскими сестрами", и слухи приписывали им лесбийские наклонности. Девушки охотно афишировали мальчишеские манеры. "Они первыми в Праге, - свидетельствует один из современников, - стали пользоваться макияжем, который делал их похожими на эфебов, на подростков. Они носят стрижку в стиле английских прерафаэлитов, они тонкие, словно тростинки, в их поведении нет ничего мелкобуржуазного". Милена доходит даже до того, что крадет у отца несколько доз кокаина. Кстати, в ее жизни наркотики появляются неоднократно. Даже Кафка однажды намекает на кокаин, к которому она иногда прибегает, чтобы унять свою мигрень. Позднее, будучи жертвой сепсиса вследствие тяжелых родов, она справится с жестокими болями лишь благодаря морфию. Позже Милена пыталась, но безуспешно, самостоятельно бороться с наркотической зависимостью.
...если не считать длительного невысыпания, я все время беспомощно запутываюсь во лжи...
письма Максу Броду, конец мая - начало июня 1921, Матлиари, 37 лет
Дражайший Макс — я так тебе обязан, так много от тебя получил, ты так много для меня сделал, а я лежу тут, одеревенелый и тихий, и все мое существо терпит муки из-за человека, который ставит в соседних комнатах печи, а потому каждое утро, включая выходные, начинается в 5 утра стуком молотка, пением и посвистыванием и так продолжается без перерыва до 7 вечера, потом он немного унимается и ложится спать до 9, что я, впрочем, делаю тоже, но заснуть не могу, потому что у других людей другой режим, и я чувствую себя как бы патриархом Матлиари, который ложится спать лишь тогда, когда заснет последняя болтунья-горничная. И конечно, дело не в том, что мне мешает именно этот человек (сегодня днем горничная, хотя я силой удерживал ее от этого, запретила ему свистеть, и теперь он, пока только не забудется, стучит без свиста и, наверное, меня проклинает, хотя, сказать по правде, это все-таки лучше), если он замолкает, его готово заменить любое другое существо, любой способен это сделать и делает. Дело не просто в здешнем шуме и даже не в мировом шуме, а в том, что сам я не способен шуметь.
письма Максу Броду, конец мая - начало июня 1921, Матлиари, 37 лет
Ты пишешь о девушках, ни одна девушка меня тут не держит, и нигде ни одна не будет меня держать. Странно, как мало у женщин проницательности, они примечают лишь, нравятся ли они, затем, сочувствуют ли им и, наконец, ищут ли у них сострадания, это все, но вообще-то довольно и этого.
письма Максу Броду, начало мая 1921, Матлиари, 37 лет
Ничего не довожу до конца, потому что у меня нет времени и всё во мне теснится.
17 октября 1911
В целом провёл время не очень-то разнообразно.
27 марта 1914
...любимая, зачем же Ты настолько поддаешься моему влиянию, что автомобильная авария представляется Тебе наилучшим избавлением от всех забот и тревог?
Письма Фелиции, 16.03.1913
...в последнее время меня опять охватила волна беспокойства, бессонница, малейший шорох заставляет страдать, а шорохи возникают буквально в пустом воздухе, об этом я мог бы рассказывать целые истории, и когда исчерпаны все дневные и вечерние возможности, ночью, как, например, сегодня, собирается маленькая группа чертей, и они весело беседуют в полночь перед моим домом. Затем рано утром появляются служащие, которые вечером возвращались домой с христианско-социального собрания, добрые, невинные люди. Никто не умеет так маскироваться, как черти...
письма Максу Броду, начало мая 1921, Матлиари, 37 лет
Дражайший Макс,
жаль, жаль, что ты не можешь приехать на пару дней, мы бы, если бы повезло, целый день лазали по горам, катались на санях (на лыжах тоже? Пока я сделал пять шагов) и писали бы и, особенно благодаря последнему, накликали бы, ускорили бы конец, поджидающий конец, мирный конец, или ты этого не хочешь? Я чувствую себя как в гимназии, учитель ходит туда-сюда, весь класс справился с классной работой и уже разошелся по домам, один я еще стараюсь, исправляя ошибку в своей работе по математике, и заставляю доброго учителя ждать. Конечно, это мстит за себя, как все прегрешения против учителей.
Пока что я провел хорошо пять ночей, а шестую и седьмую уже плохо, мое инкогнито раскрыто.
Твой
Почтовая карточка Максу Броду, Шпиндлермюле, штемпель получения 08.02.1922, 38 лет
Я привык решать вопросы таким образом, что позволяю им меня пожрать...
письма Максу Броду, июнь 1921, Матлиари, 37 лет
Я пытаюсь отсюда выбраться, как ты советуешь, но существует ли возможность покоя где-нибудь, кроме как в сердце?
письма Максу Броду, июнь 1921, Матлиари, 37 лет
«Ой, бедная собачка🥲»
- Так реагирует 95% людей, когда видят эту картину.
- И лишь 5% знают её историю
Музей — отражение реальности в искусстве. Иногда жестокой, пугающей, но в то же время такой притягательной...
О каждой картине мы подробно рассказываем на канале. Заходите, чтобы приобщиться к миру прекрасного.
Однажды я задумал роман, в котором два брата враждовали друг с другом; один из них уехал в Америку, между тем как другой остался в тюрьме в Европе. Я только время от времени записывал строчку-другую, потому что сразу же уставал. Вот так однажды в воскресенье, когда мы были в гостях у дедушки с бабушкой и наелись особенно мягкого хлеба с маслом, которым там всегда угощали, я начал писать что-то про ту тюрьму. Вполне возможно, что я занялся этим главным образом из тщеславия и шуршанием бумаги по скатерти, постукиванием карандаша, рассеянным рассматриванием круга под лампой хотел возбудить в ком-нибудь желание взять у меня написанное, прочесть его и восхититься мною.
В нескольких строчках был описан преимущественно коридор тюрьмы, главным образом тишина и холод; было сказано и сочувственное слово об оставшемся брате, ибо это был хороший брат.
Дядя, любивший поиздеваться, наконец взял у меня листок, который я слабо попытался удержать, бросил на него беглый взгляд и вернул обратно, даже не посмеявшись; он сказал остальным, которые следили за ним глазами: «Обычная чепуха», мне же не сказал ни слова. Я, правда, остался на месте, по-прежнему склонившись над своим, стало быть, никчемным листком, но из общества я был изгнан одним пинком, дядин приговор отозвался в моей душе уже почти во всем действительном значении, в самом чувстве семьи мне раскрылся весь холод нашего мира...
19 января 1911
...как зло и болезненно я наблюдаю за собой. Проникнуть в мир я, видимо, не могу, но могу спокойно лежать, воспринимать, воспринятое растворять в себе и затем спокойно показываться на людях.
20 января 1915, 31 год
Вам письмо от Андрея Платонова: фрагмент его повести «Однажды любившие»:
«По-моему, достаточно собрать письма людей и опубликовать их — и получится новая литература мирового значения. Литература, конечно, выходит из наблюдения людей. Но где больше их можно наблюдать, как не в их письмах?
Я всегда любил почту — это милое крепкое бюрократическое учреждение, с величайшей бережностью и тайной влекущее открытку с тремя словами привета через дикие сопротивления климата и пространства!»
Удивительный талант Платонова — внимательным взглядом преображать самые обычные вещи и уметь сострадать всему живому (а порой даже и неживому), уважая стремление души к чему-то далекому и несбыточному. «Невозможное — невеста человека», — напоминает Платонов. — «И к невозможному летят наши души».
Пост создан вместе с @magisteria_ru. Магистерия известна уникальными онлайн-курсами: лекции читают преподаватели, превращающие образование в живой и ясный процесс. А в канале вы найдёте интересные заметки о мире культуры. Подписывайтесь!
Я, собственно, общаюсь лишь с практикантом, все остальное лишь попутно, если кому-то что-то от меня нужно, он говорит об этом врачу, если мне что-то от кого-то нужно, я тоже говорю ему. И все-таки это не одиночество, отнюдь не одиночество, полуудобная жизнь, внешне полуудобная в меняющемся кругу весьма дружелюбных людей, конечно, я не тону у всех на глазах, и никто не должен меня спасать, и они так любезны, что не тонут, некоторая любезность имеет к тому же вполне очевидные причины, так, например, я даю много чаевых (относительно много, здесь все довольно дешево), что необходимо, так как обер-кельнер недавно написал своей жене в Будапешт письмо, ставшее между тем общеизвестным, где он проводит примерно такое различие между гостями по признаку чаевых: «Двенадцать гостей пусть остаются, а остальных черт бы побрал» — и затем начинает перебирать этих других поименно с примечаниями, как в литании: «Черт бы побрал милую фрау Г.» (между прочим, действительно милая, юная, похожая на ребенка крестьянка из Ципса) и т. д. Меня в этом перечислении нет, и если черт меня приберет, то наверняка не из-за недостаточных чаевых.
письма Максу Броду, начало мая 1921, Матлиари, 37 лет
Стоит мне почувствовать свой желудок здоровым, как у меня сразу возникают желания отдаться представлениям о страшно рискованных блюдах. Удовлетворяю я это желание главным образом колбасными лавками. Если я вижу колбасу, на этикетке обозначенную как твердая домашняя, я мысленно вгрызаюсь в нее зубами и быстро, безостановочно и решительно глотаю, как машина. Отчаяние, порождаемое этим, пусть даже мысленным, действием, только усиливает мою торопливость. Грязные бакалейные лавки я выедаю подчистую. Набиваю себя селедкой, огурцами и всякими скверными старыми острыми блюдами. Леденцы в меня сыпятся из всех жестянок, как град. Я наслаждаюсь при этом не только своим здоровым состоянием, но и страданием, которое не причиняет боли и скоро пройдет.
30 октября 1911
Настоящих вегетарианцев я недолюбливаю, я ведь и сам почти что вегетарианец и не вижу в том ничего особенно привлекательного, только нечто само собой разумеющееся, но вот тех, кто в душе чувствует себя настоящим вегетарианцем, однако из соображений здоровья, либо из равнодушия к еде или, наоборот, её переоценки ест мясо и вообще все, что под руку попадет, — вот таких людей я люблю.
Письма Фелиции, 24.11.1912
...удрученность, тревога и слабость.
Письма Фелиции, 23.11.1912
Только что целый час просидел с домашними в осознанном намерении хоть ненадолго выкарабкаться из одиночества, но не выкарабкался.
Письма Фелиции, 03.05.1913