Я обещал подробнее рассказать о только что изданном в России классическом исследовании Джерома Блума «Барин и крестьянин». Автор интересно описывает опричнину, причем подходит к этой проблеме совсем не с той стороны, к которой мы привыкли. Социально-экономические последствия диктатуры всегда страшнее той резни, что находится у всех на виду, поскольку в ситуации хозяйственного кризиса, как в настоящей трагедии, «гибнут не герои, а хор». В трактовке Блума известный кризис последних десятилетий правления Грозного был вызван совокупностью ряда обстоятельств, среди которых доминировала разрушительная мотивация опричников и других помещиков, получавших землю за службу. Хозяйства, переданные во временное владение, стали объектом хищнической эксплуатации, при которой из крестьян выжимали все соки. В итоге они разбегались, либо сокращали запашку до минимума (чтобы грабить было нечего). А сверху на это ложились еще подати, которые так нужны были Грозному, который вел Ливонскую войну. Никто не может, конечно, посчитать общее число погибших от голода и прочих бедствий крестьян, но, думается, оно было намного больше числа аристократов, казненных опричниками.
Несколько столетий спустя, Ленин, а затем Сталин повторили хозяйственный кризис XVI века, хоть и в несколько иных формах. Продразверстка времен Гражданской войны, а позднее изъятие зерна для нужд индустриализации, породили голод, который по последствиям был страшнее как репрессий, предпринятых в отношении буржуазии с дворянством, так и большого террора 1937 – 1938 гг., направленного против большевиков и красных командиров. Сталин сумел примерно также ослабить страну экономическим развалом, как в свое время Грозный. В книгах, которые мог читать вождь, была описана лишь внешняя сторона опричнины, столь его привлекавшая. Серьезные исследования по экономической истории Сталину не были доступны. Впрочем, не уверен, что он изменил бы свою политику даже в том случае, если бы имел адекватную информацию о поведении экономики в условиях кризиса. Ведь «головокружение от успехов» – это характеристика, которую можно дать в первую очередь действиям таких исторических «героев», как Иван Грозный, Владимир Ленин и Иосиф Сталин.
С недавних пор у меня весной появился «скользящий» день рождения помимо стационарного. И сегодня он случился. Я совершил свой традиционный поход от дома до Петергофа. Ровно шесть часов. Тридцать пять тысяч шагов. Каждый год к концу зимы, когда организм покидают последние силы, я размышляю о том, удастся ли мне еще раз подняться? И в день похода понимаю, что удается. Рождаюсь вновь. И вновь начинаю год. Как это дерево, встретившееся мне на пути. Почти лежащее и бессильное, почти утонувшее в пруду. Но, несмотря ни на что, живое. Кажется, именно сегодня с утра на нем пробились крохотные зеленые листочки.
Сегодня мне это ежегодное весеннее возрождение особенно удалось. Был будний пасмурный день. На Нижней дороге, идущей от деревянного путевого дворца Петра I до парка Александрия с дворцом-коттеджем Николая I, не было почти никого. Ни машин, ни прохожих, ни велосипедистов. Шумное Петергофское шоссе осталось выше и с него не доносится вниз ни звука. Тишина. Лишь птицы щебечут, да капли мягкого ленинградского дождика бьют по раскрытому зонту. «Огромный запущенный сад. // Приют задумчивых дриад». Слева сквозь голые, еще не покрывшиеся листвой деревья встают печальные громады старинных разрушающихся дворцов – Михайловки и Знаменки. Справа виднеется временами серый морской простор, уходящий куда-то к невидимому отсюда Кронштадту. А по обочинам Нижней дороги пробиваются первые весенние цветы. Наверное, вчера их еще не было.
Естественно, заходил по пути в Троице-Сергиеву морскую пустынь. К возрожденным могилам архитектора Штакеншнейдера и принца Ольденбургского. И, конечно, в этой обители не миновать захоронения «железного канцлера» Горчакова. Пожалуй, Александр Михайлович все же не мой герой в отличие от Андрея Ивановича и Петра Георгиевича, но как, проходя мимо памятника знаменитому министру иностранных дел эпохи Великих реформ, не вспомнить его знаменитое выражение «Россия сосредотачивается»? Да, мы разбиты, мы шокированы несчастьями последних лет, мы вынуждены молчать и зализывать раны. Но мы существуем. Мы сосредотачиваемся и пытаемся понять, как возрождать Россию.
С тех пор, как вышла книга «Почему Россия отстала?», меня спрашивают, действительно ли она отстала? Вот сфера, о которой мало знают, если не погружены в нее целиком: отсталость в переводах литературы по социальным наукам. Сорок лет прошло с начала перестройки, но наши издательства до сих пор восполняют провалы, возникшие за годы марксистской идеологии, государственной цензуры и нерыночной экономики. Причем, нельзя сказать, что издательства переводят старые книги с ленцой. Работают они очень интенсивно. Я едва успеваю покупать и читать то, что появляется на прилавках и относится к сфере моих интересов. Но отставание было слишком уж велико.
Вчера купил только что переведенную и изданную книгу Джерома Блума «Барин и крестьянин в России IX – XIX веков». Автор опубликовал ее в 1961 г. С тех пор ссылки на нее появлялись в научной литературе постоянно. Она стала одним из важнейших источников знаний о социально-экономических отношениях в России для специалистов по исторической социологии, которые обычно работают с материалами на ряде западных языков, но не на русском, а потому сведения о нашей стране получают не от российских историков. Вряд ли я узнаю от Блума что-то новое для себя, но очень интересно взглянуть на историю России через те «очки», которыми пользовались несколько поколений зарубежных ученых.
«Центрполиграф», как обычно, для экономии удалил при переводе все ссылки на источники и список литературы. Это грустно, но терпимо. В РНБ есть англоязычный подлинник: если понадобится что-то уточнить, доберусь до него. Хуже другое. У «Центрполиграфа» есть удивительная страсть дописывать названия переводимых книг даже в том случае, когда покупателю и так все ясно. В данном случае какой-то «мастер» заголовков потрудился и дописал: «Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и в последние 150 лет крепостного права». Тем самым из русской истории выпали XVI – XVII века, которые у Блума, естественно, описаны, но «мастер заголовков» умудрился проглядеть третью главу книги.
Закат. Вечерний Петербург сегодня. Когда снимал с крыши здания, видел перед собой родной город. А сейчас гляжу на фото и кажется, будто там ночной Рим, и я снимал его с одного из семи холмов.
Читать полностью…
Большой брат следит за тобой…
И большая сестра к тебе присматривается. Но я имею в виду совсем не то, о чем подумали читатели, хорошо знающие Оруэлла. С тем большим братом давно уже все ясно и лишние рассуждения о нем не нужны. Речь идет о большом числе братцев и сестриц, которые в последние годы взяли на себя функцию тщательно следить за тем, что мы пишем в соцсетях. Это все люди из нашего круга. С некоторыми из них мы даже были в дружеских отношениях. Но сегодня они тщательно следят за нашими текстами и высказываниями, стремясь найти хоть одно слово, которое можно истолковать в дурном смысле: продался властям, переродился, сбрендил… Эти братцы и сестрицы подходят к тому, что мы пишем с позиций презумпции виновности. И чем более сложный аналитический текст мы пишем, чем более неочевидную мысль излагаем, тем больше вероятность того, что братцы с сестрицами найдут, к чему привязаться. И кинут в комментариях пару презрительных фраз. Или напишут про нас гадость у себя на странице, куда тут же набежит десяток-другой поддакивающих комментаторов: мол, мы давно уже знали, что Иванов продался, Петров переродился, а Сидоров сбрендил.
Мне лично нечасто достается от братцев с сестрицами. Ко мне подобная публика в основном потеряла интерес с тех пор, как я перешел от политических комментариев к исторической социологии и зарисовкам личного характера. Но каждый раз, когда вижу нечто подобное, противно становится. Могу забанить (если это незнакомец), могу рукой махнуть (если раньше с братцем были приличные отношения), но осадок в любом случае остается. А вот тем, кто о политике пишет или говорит, достается сильно от братцев с сестрицами. Специально сейчас не буду называть никаких имен, чтобы не устраивать персональные разборки. Проблема не в персоналиях, а в том, что братцы с сестрицами полагают, видимо, что так они вносят свой посильный вклад в развитие демократии, в миротворчество и в торжество справедливости.
Какая красавица на Екатерининском канале! Долго позировала и даже денег с меня не взяла за беспокойство😊.
Читать полностью…
15 апреля 2025 в 19-00 Центр Адама Смита совместно с московскими либертарианцами приглашает на лекцию Ильи Васькина "Иран после Исламской революции 1979 г.: краткая история"
Что происходило в Иране после Исламской революции 1979 г.? Какая там возникла политическая система, и как она менялась? Ожидаемым ответом на эти вопросы является средневековая теократия, откатившая назад весь прогресс, который был достигнут при династии Пехлеви. Так ли это на самом деле? И что скрывается за кажущейся архаикой режима Исламской республики?
Илья Васькин - старший преподаватель и младший научный сотрудник Центра изучения Ближнего Востока, Кавказа и Центра (CSMECCA) ИКВИА ФГН НИУ ВШЭ, автор телеграм-канала "Иранская политика".
Пространство "Открытый мир"
Зал "Мансарда", третий этаж.
г. Москва, ул. Павловская, д. 18.
Метро Тульская
Вход бесплатный, по регистрации
От нацизма к демократии. Новый взгляд на историю Германии через прилавки книжных магазинов — от Дмитрия Травина
За последние несколько лет на российском книжном рынке появилось множество книг, посвященных трагичным страницам истории Германии: нацистского и послевоенного периодов. Особенность этих книг в том, что они дают совершенно новый и непривычный взгляд на становление нацизма и причинах успешного перехода к демократии.
📍Стоит отметить книгу немецкого писателя Томаса Манна, где собраны его знаменитые радиообращения к немецким слушателям по BBC. Они оставляют шокирующее впечатление на фоне его текстов, который он писал в годы Первой мировой. Манн быстро прошел путь от поддержки милитаризма и национализма к антифашизму:
Германии никогда не бывать счастливее, чем внутри напитанного свободой и деполитизированного единого мира. Для такого мира Германия прямо-таки создана, меж тем как если глобальная политика и бывала для какого-нибудь народа проклятием, так это для аполитичной немецкой нации.
Перечитываю последний роман Тургенева «Новь». Думается, стоит признать, что при всей неяркости Ивана Сергеевича в сравнении с каким-нибудь «Толстоевским», не было у нас в литературе писателя, лучше разбиравшегося в реальной России. Например, в том, как «пипл хавает» политическую пропаганду. Вот молодой народник идет в народ, собравшийся в кабаке (Гл. XXIX). Выясняется, что:
1. Врать можно сколько угодно и обо всем, что угодно. Верят всему. Особенно, если еще и шкалик нальешь (сейчас это называется подкуп избирателей).
2. Решительно все, с кем разговариваешь, чем-нибудь недовольны.
3. Если пытаешься что-то реально предложить публике, кроме болтовни, мигом терпишь крах. Например, читать они совсем неспособны. Даже тонкие пропагандистские брошюры. Один говорит, что неграмотен, Другой согласен брать только религиозную пропаганду. Третий сначала поддакивает, а потом вдруг тебя же и выругает самым неожиданным образом. Четвертый все-таки берет и даже благодарит, но по глазам видно, что ничего понять не способен.
И по сей день все обстоит примерно так же, как полтораста лет назад.
1. По-настоящему успешен лишь тот, кто врет беспрерывно. Чем больше врет, тем больше внимание к его каналу, тем чаще его приглашают в студию, где можно врать, отвечая на вопросы журналиста. Прикольно ведь.
2. Недовольных вокруг множество. Если поставить прямо вопрос о том, что вокруг не так, можно получить длинный список провалов государства, рынка и всего остального, что может проваливаться.
3. Попытка предложить даже самый простой разговор на серьезную тему резко сокращает размер аудитории. Скучно народу становится. Желающих читать тексты типа «Многабуков» еще меньше. Желающих читать статьи совсем мало. А число желающих знакомиться с книгами ограничивается узким интеллектуальным кругом.
Кстати, тем, кто книги все же читает, очень советую заглядывать в Тургенева. Как писал в свое время сам Писарев, «Тургенев в своем романе не говорит нам о том, что должно быть; он представляет то, что есть». По сей день это очень редкое свойство для популярного российского автора.
Скорее всего, это последний шанс купить мою книгу "Как мы жили в СССР" подешевле. Три дня действует сидка 20% в связи с Днем историка. См. выше.
Читать полностью…
Закопавшись в исторических материалах, необходимых мне для работы над новой книгой, я давно здесь не появлялся, и заставить меня прийти мог только День историка (28 марта). Сегодня хочется вспомнить пятерку лучших книг по истории. Но я составлю не единую пятерку, а выделю по одной книге в пяти «номинациях».
1. Лучшее из классики – это, конечно, «Курс русской истории» Ключевского. Для начального изучения он оптимален: написано просто, но без примитивизации; изложено хорошим языком, но без утраты научности; объем текста немалый, но нет ничего лишнего. При всем уважении к Карамзину и Соловьеву для первого знакомства с нашим прошлым их лучше «проскочить».
2. Лучшее из трудов современников – это без сомнения «Российская империя: от традиции к модерну» Бориса Николаевича Миронова. Если вы готовы всерьез потрудиться для того, чтобы выйти на уровень науки XXI века, то работайте с этой книгой. И, кстати, хорошо прочищает мозги от всяких мифов, широко распространяемых сегодня псевдоисторической литературой.
3. Лучшее из зарубежной истории выделить, конечно, сложно, но, исходя из тех проблем, которые нас сейчас волнуют, я бы отметил «Историю Германии в ХХ веке» Ульриха Херберта, которую недавно перевело «Новое литературное обозрение» (НЛО). Это история несчастного общества, нашедшего в себе силы стать счастливым вместо бесконечного смакования своей трагедии.
4. Лучшее из популярного – книга Евгения Анисимова «Петр первый: благо или зло для России?». В серии «Что такое Россия?» издательства НЛО есть много чрезвычайно полезных и одновременно кратких книг для массового интеллектуального читателя, но эту я бы выделил не только потому, что она мне нравится, но и потому, что тема явно интересует многих.
5. Лучшее из недавно прочитанного – Светлана Волошина «Власть и журналистика. Николай I, Андрей Краевский и другие». Хотя книга толстая и явно научная, автор пишет ее для читателя, а не для всяких научных индексов, рейтингов и т. п. Я немало читал, естественно, раньше о николаевской эпохе, но от Волошиной узнал много нового.
Современная трагедия
В наше время настоящие трагедии редко выглядят трагедиями. Человека не убивают, не сажают, не уплотняют и не коллективизируют. У него просто отнимают что-то такое, что ему очень дорого… Нет-нет, неверно сказал. Сказал слишком мягко. Отнимают не просто то, что ему дорого, а то, что составляет его жизнь, или, по крайней мере, важнейшую часть жизни. Ведь жизнь наша состоит из того, что согласно великим трагедиям прошлого кажется мелочами. Любимая работа. Возможность самореализации. Право гордиться своей страной. Дружеский круг общения. Нестандартная форма отдыха, соответствующая личным склонностям. Привычное хобби, позволяющее снять сильный стресс.
Реальное существование современного человека определяется в совокупности множеством подобных факторов, без которых жить можно, конечно, но… недолго. Если мы худо-бедно умудряемся дотянуть лет до 60 – 70, то не столько благодаря современной медицине, сколько благодаря наличию в нашей жизни подобных «мелочей». Потеря одной мелочи – это мелочь. Потеря двух – печаль. Потеря трех – серьезный стресс. Потеря десятка – неизбежная смерть, поскольку в жизни человека уже ничего не остается такого, на чем можно было бы строить жизнь своего пока еще не отнятого тела.
Обо всем этом я подумал сегодня, узнав о трагической кончине выдающегося поэта Вадима Жука. Рассказывают, что он умер в Суздали после того, как его внезапно отстранили от ведения фестиваля, который Жук вел много лет и с которым, по-видимому, сроднился. Отстранение – это не расстрел. «Ведь не в тюрьму и не в Сучан. Не к высшей мере!», как писал Александр Галич. Отстраняют от работы – затягиваешь пояс. Отстраняют от самореализации – начинаешь писать «в стол». Отстраняют от мира – погружаешься в «малую родину». Отстраняют от Родины – сохраняешь ее в себе. Отстраняют, отстраняют, отстраняют… Наконец, отстраняешься от самого себя и умираешь.
Шекспир бы, наверное, этого не понял. Не смог бы написать трагедию, в которой никто никого не душит, не режет, не травит… Все только отстраняют героя. По отстранению в каждом акте. И так до трагического финала.
https://www.youtube.com/watch?v=QKGJKNJ_s2A&list=PL_Py0ysjU3UyahjMJEw7TtZicVXNOXEhQ&index=1
Читать полностью…
Осколки былой жизни
Былая жизнь всё дальше уходит в прошлое. Всё чаще кажется, что это была вообще не моя жизнь, что, то ли она мне приснилась, то ли сам я, нынешний, существую во сне, из которого рано или поздно найдется выход в реальность. Но вот как интересно получается: из нашего кошмарного сна я порой до предела отчетливо вижу какие-то давние мгновения, какие-то яркие эпизоды, какие-то крохотные осколки былой жизни, обретающие на расстоянии особую прелесть. Всплывают перед глазами воспоминания тридцати- или сорокалетней давности, или совсем нечто детское, нечто отделенное от нас уже половиной столетия. И в этих воспоминаниях то, что было когда-то моей обыденной жизнью, приобретает вдруг уникальную красоту.
Вплоть до последних лет я много путешествовал. Я стремился понять мир не только через историко-социологическую информацию, содержащуюся в научных трудах, но и через впечатления от произведений искусства. Тот, кто прочел «Почему Россия отстала?» и «Русскую ловушку», обнаруживал на страницах книг отчетливые следы моих былых путешествий. Но сегодня, когда я вспоминаю прошлое, эмоциональный отклик находят не посещения музеев, дворцов и храмов, а совершенно иные мгновения. Сегодня, собирая в уме осколки былой жизни, я начинаю с удивлением различать, что было тогда моей работой, впечатанной со временем в книги, а что – отдыхом, или, точнее, духовным опытом, впечатавшимся в сознание.
Формально работа – это когда тебе платят за командировку, а отдых – это когда ты платишь за туристическую поездку. Но у меня все складывалось иначе. Материалы для книг я собирал в каждом путешествии, оплаченном из собственного кармана, но при этом почти каждую деловую поездку я использовал в личных научных целях, прорываясь правдами и неправдами к тому, что страстно желал увидеть.
В этом смысле отделить работу от отдыха невозможно. Но память провела разделяющую черту по-своему, и я понял, что хочу написать об осколках былой жизни так, как не мог написать в научных книгах. Удастся ли мне это? Скоро увидим.
В дополнение к своему недавнему рассказу о лучших книгах по истории даю обзор пяти основных (изданных у нас) исследований зарубежных ученых, обобщающих опыт развития России на протяжении долгого времени.
1. Нэнси Шилдс Коллманн «Россия и ее империя. 1450 – 1801». СПб.: Academic Studies Press, Библиороссика. 2023. История России с акцентом на проблемы, связанные с территориальным расширением страны. Книга очень хорошая. Вообще надо сказать, что Коллманн, профессор Стэнфордского университета, – один из лучших историков-русистов, глубоко понимающих прошлое нашей страны и не прибегающих к использованию стереотипов.
2. Джеймс Биллингтон «Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры». М.: Рудомино, 2001. Эта книга, в которой акцент сделан на проблемах духовного развития русского общества, уже стала настоящей классикой. Биллингтон был одним из самых ярких ученых-русистов за всю историю исследований нашей страны. В свое время он возглавлял Центр им. Вудро Вильсона, а затем – Библиотеку Конгресса США.
3. Джеффри Хоскинг «Россия: народ и империя (1552 – 1917)». Смоленск: Русич, 2001; «Правители и жертвы: русские в Советском Союзе». М.: НЛО, 2012. Эти две книги фактически являются единым исследованием. Хоскинг – профессор Лондонского университета – написал качественную обзорную книгу о России и СССР с упором на проблемы национального формирования, хотя некоторые его трактовки истории вызывают вопросы.
4. Джером Блум «Барин и крестьянин в России IX – XIX веков». М.: Центрполиграф, 2025. Здесь акцент сделан на социально-экономические (особенно, аграрные) отношения. Блум – профессор Принстонского университета – дает, в частности, весьма содержательный и развеивающий некоторые мифы очерк общинного землевладения, хотя в целом трудно согласиться с его оценкой крепостничества, как системы, не влиявшей на отставание России.
5. Ричард Пайпс «Россия при старом режиме». М.: Захаров, 2004. Это, бесспорно, самая известная у нас зарубежная интерпретация российской истории, но, на мой взгляд, наименее качественная. Пайпс – профессор Гарвардского университета – подвел под наше отставание идеологическую базу, постаравшись «расписать» Запад и Россию по разным «отсекам» истории. Но научная проверка этого подхода вызвала серьезную критику.
Много лет назад, когда я еще лишь заканчивал аспирантуру, и «на дворе» стоял 1990 год – предпоследний год существования СССР, неожиданный жизненный поворот привел меня в журналистику. Надо было написать статью для главной городской газеты «Ленинградская правда» о сути тех экономических экспериментов, которые при совсем уж печальном развитии политических событий в Москве должны были хотя бы моему городу помочь смягчить острый хозяйственный кризис. Тема была сложная. В сути проблемы я неплохо разбирался, но совершенно не имел опыта изложения материала для по-настоящему массовой читательской аудитории. Поскольку мой текст представлял собой не столько личный взгляд, сколько исследовательский подход большой рабочей группы, коллеги посоветовали проконсультироваться с опытным журналистом и дали телефон Аркадия Соснова. Сегодня, наверное, немногие знают это имя (особенно за пределами Петербурга), но тогда Аркадий Яковлевич был одним из ведущих журналистов Ленинграда, причем (что очень важно!) человеком ищущим и небезразличным, человеком, который стремился разобраться по-настоящему в тех сложных переменах, которые происходили в нашей стране, и готов был писать о серьезных преобразованиях.
Аркадий любезно согласился поработать со мной, причем в целом текст одобрил. Однако предложил чуть-чуть усовершенствовать стиль. И мы его действительно усовершенствовали. Когда правка закончилась, от первоначального варианта осталось совсем немного. Я с удивлением обнаружил, что один и тот же по содержанию текст может быть изложен совершенно разным образом. Таким был мой первый урок журналистики. Не знаю, считал ли меня Аркадий хорошим учеником, но с тех пор каждый раз, когда в работе над публицистическим текстом мне удавалось вырваться из вечной газетной спешки, я пытался трудиться над фразой, вспоминая те два-три чрезвычайно плодотворных часа, что мы провели в его рабочем кабинете.
Вчера Аркадия Соснова, моего первого учителя журналистики, не стало. Он долго боролся с тяжелой болезнью, сохранял энергию и интерес к работе. Написал даже о книге «Как мы жили в СССР», и этот его отклик стал теперь самой важной и дорогой для меня рецензией.
Из разговоров в комментариях ФБ (вопрос о дате Пасхи в год распятия)
- Вот нашли бы протокол допроса у Пилата, и все вопросы бы отпали - там дата была бы точная и время, Бюрократия - великая сила. Но его почему-то никто не ищет
- это шутка? или вы всерьез?
- Я долго рылся в библеистике, пытаясь понять историю вопроса, и до сих пор остаюсь в недоумении - никаких следов - не протоколов даже а хотя бы попыток их поиска.
- а как вы представляете себе поиски этого протокола? Запрос в архив МВД провинции Иудея?
- там вряд ли что осталось,. Я бы начал с метрополии - архивов Рима, Ватикана, туда все отправлялось.
- нет, я не могу поверить, что это не розыгрыш. То есть в архивах Ватикана есть такой большой шкаф с табличкой: материалы судебных процессов в провинции Иудея при прокураторе Понтии Пилате (а рядом много-много других шкафов с материалами из других провинций и за другие периоды). И никто, никто, никто за двадцать веков не удосужился туда заглянуть!
Заканчиваем подводить итоги весенней Non/fiction
Сегодня делимся подборкой книг «НЛО», неизменно популярных у посетителей ярмарки:
1. Дмитрий Крымов «Курс. Разговоры со студентами»
2. Александра Архипова*, Анна Кирзюк «Опасные советские вещи»
3. Лев Лосев «Эзопов язык в русской литературе»
4. Дмитрий Травин «Как мы жили в СССР»
5. Александр Гримо де Ла Реньер «Альманах гурманов»
6. Кристин Воробец «Одержимые»
7. Алина Шокарева «Дворянская семья»
8. Жорж Вигарелло «Метаморфозы жира»
9. Наталия Лебина «Хрущевка»
10. Галина Ульянова «Купчихи, дворянки, магнатки»
А еще мы хотим поблагодарить всех журналистов и блогеров, все СМИ и платформы, которые пишут про наши книги, составляют подборки и публикуют рецензии — спасибо за то, что помогаете читателям найти путь к книгам!
*Внесена Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.
Примерно полгода идет обсуждение моей книги «Как мы жили в СССР», и вот я стал замечать одну любопытную вещь.
В этом исследовании мне важно было дать по мере сил взвешенный анализ советской эпохи «долгих семидесятых», не уклоняясь ни в восхваление, ни в очернение. Тот, кто прочел предисловие, знает, что я долго не публиковал почти готовую книгу, поскольку не хотел создавать у читателя впечатления, будто в детстве и юности моего поколения все было плохо. И лишь, когда нашелся ход с чередованием глав, посвященных экономике, политике, идеологии, с кинозалами, посвященными культуре, работа оказалась завершена. Надеюсь, мне удалось показать, что хозяйственные провалы и провалы коммунистических идеалов сочетались с появлением на экранах целой череды ярких фильмов, сопоставимых по своему значению для культуры с русской литературой XIX столетия.
Мне грех жаловаться на внимание к книге. Читают и покупают гораздо лучше, чем можно было ожидать. Но есть, конечно, и неприятие. Есть немало людей, для которых СССР «долгих семидесятых» был прекрасен (или кажется таким, спустя более полувека), а потому с критическим взглядом на экономику дефицита или систему промывания мозгов они не согласны. При этом на высокие оценки культуры семидесятых эти читатели вообще не обращают внимания. Создается такое впечатление, что для ценителей Советского Союза искусство вообще не имеет никакого значения. Именно то, чем наша страна могла бы гордиться, и чем действительно гордятся вместе со мной читатели, критично настроенные по отношению к советскому образу жизни, мои оппоненты не воспринимают. Надо ли так понимать, что для них величие СССР – это имперское величие, военная сила, социальное псевдоравенство и интернациональная псевдодружба?
Моих отрывочных впечатление, конечно, недостаточно для того, чтобы составить представление о той читательской аудитории, которая не стала моей аудиторией. Но все же несколько удивляет, что нигде мне не попадался хоть один отзыв такого типа: автор, конечно же, гнусный антисоветчик и антикоммунист😊, но даже он вынужден был отметить большое значение советской культуры.
1. Чисто по-человечески Трамп мне совершенно не нравится. Но еще больше мне не нравятся люди, которые пишут гадости про тех, кто им не нравится, и публикуют пошлые карикатуры вместо того, чтобы возразить по существу или же молчать до тех пор, пока не созреет аргументированное возражение. Чем мощнее становится поток ненависти, те тщательнее приходится обдумывать каждое свое слово для того, чтобы случайно в него не влиться.
2. Если Трамп нарушает американские законы, лучше всего помалкивать до вынесения судебного решения, поскольку даже самый информированный из нас вряд ли сможет собрать все необходимые материалы для юридической оценки. Мы способны самостоятельно оценивать экономический и политический курс с позиций современной науки, но не более того.
3. Протекционистскую антиглобалистскую политику Трампа я считаю ошибочной, поскольку мир сложно устроен, и в долгосрочной перспективе государство, даже руководствуясь «благими намерениями» защиты отечественных производителей от импорта и отечественной культуры от культуры мигрантов, скорее всего, просчитается. У государства нет инструментов для того, чтобы регулировать мировой экономический порядок лучше, чем это способен сделать мировой рынок. Впрочем, расхождение во взглядах не может быть основанием для упреков оппонента в глупости. Как раз потому, что мир чрезвычайно сложен и часто не соответствует оценкам, сделанным на основе нашей ограниченной информации, я допускаю, что могу оказаться неправ в долгосрочной перспективе.
4. Трамп представляет собой закономерное политическое явление, отражающее те колоссальные изменения, которые происходят в современном мире по сравнению с миром ХХ века. Практически повсюду существуют значительные группы интересов, проигрывающие от глобализации. Они не могли не откликнуться на ее усиление. Трамп в США, также как Марин Ле Пен во Франции, инициаторы брексита в Великобритании, партия «Альтернатива для Германии», а также многие подобные политики и политические партии в других странах собирают голоса той массы людей, которые давно ожидали лидера. Поэтому для меня, как исследователя, Трамп – очень важная проблема, а мое личное отношение к нему и его политике совершенно неважно.
https://www.youtube.com/watch?v=1cf1AVi9-x0&list=PL_Py0ysjU3UyahjMJEw7TtZicVXNOXEhQ&index=1
Читать полностью…
Рассказал Сергею Бунтману о моей книге "Как мы жили в СССР". Рад, что интерес прессы к ней не снижается уже полгода. https://www.youtube.com/live/Nfuf9gvMQZ4
Читать полностью…
«Не замахнуться ли мне на Дональда, понимаете-ли, нашего Трампа?», – подумал я на днях, пересматривая (не спрашивайте пока для какой рабочей цели) фильм «Берегись автомобиля» с замечательным монологом Евгения Евстигнеева, замахивавшегося на Вильяма, понимаете-ли, нашего Шекспира. Все вокруг на Трампа замахиваются, а я отмалчиваюсь. Но здесь, видите ли, вот какая проблема.
Большая часть тех, кто не отмалчивается, просто льет на него помои. Мерзкое, надо признать, занятие для интеллигентного человека вне зависимости от того, как мы относимся к омываемой помоями персоне. Я уже перестал читать нескольких авторов именно потому, что вместо рассуждений, хотя бы самых примитивных, они пишут гадости и публикуют пошлые картинки. Не выношу такой формы творчества.
Писать о политике Трампа в отношении Москвы и Киева пока сложно. В отличие от другой большой группы авторов, все знающих и все понимающих, я пока мало что понимаю в разворачивающемся «на наших глазах» миротворчестве, поскольку на самом деле оно происходит вовсе не на наших глазах, а виде тайной дипломатии. Анализировать то, что нам втюхивают со всех сторон пресс-секретари, – пустое занятие. А результаты миротворчества пока не столь велики, чтобы из этого «сухого остатка» от пресс-секретарского творчества можно было делать серьезные выводы.
Надо было бы, конечно, писать об основной политике Трампа – той, что связана с тарифами и мигрантами, а не с той, что связана с Россией и Украиной. Но здесь как раз серьезных загадок нет. Мне, честно говоря, всё недосуг было оторваться от работы над новой книгой ради того, о чем я подробно писал в одной из книг старых. Трамп – это своеобразный символ столь радикального всемирного политического перелома, что я посвятил ему целую главу во втором (2019 г.) издании своей книги «Крутые горки XXI века». Всё, что я увидел с тех пор, полностью подтверждает анализ, сделанный на исходе первого трамповского срока. Книгу, увы, давно уже нельзя купить, но в электронного виде, естественно, можно. В издательстве ЕУСПб.
Известное неизвестное
Великий Франческо Гвиччардини упрекал историков, за то, что они не писали о разных в то время известных вещах, именно потому, что предполагали их известными.
Учитывая совет гениального флорентийца, в День Историка мы рекомендуем две книги, изданные одним и тем же издательством, авторы которых смотрят на историю с различных позиций, а пишут о вещах сравнительно недавних, и, кажется, известных даже моему поколению, но сегодня заслуживающих самого внимательного чтения
«Советская ведомственность» Коллективная монография под редакцией Игоря Стася @urbanhistorians
Данная коллективная монография впервые в российской историографии пытается комплексно посмотреть на явление советской ведомственности и интерпретировать институциональную историю СССР в новом ракурсе ведомственного подхода. …. Авторы книги показывают самые различные аспекты советской действительности, в которых определялись и отражались ведомственные отношения: использование риторики о государственных интересах, усиление директорского корпуса предприятий, формирование трудовых коллективов, становление территориально-производственных комплексов, капитальное городское строительство и жилищные условия, социальная политика и музеефикация индустриального наследия, публичная сатира и художественная литература.
В центре его исследования — жизнь простого советского человека: как он работал и учился, отдыхал и делал покупки, взаимодействовал с официальной идеологией и мечтал о зарубежных поездках. Автор ищет ответы на важнейшие для постсоветского сознания вопросы: почему мы и тоскуем по советскому прошлому, и проклинаем его одновременно? Что в нем определялось социальным строем, а что существовало независимо от него? От какой части советского «наследства» следует навсегда отказаться, а какую — взять с собой в будущее?Читать полностью…
Скидка 20% на книги об истории — большая акция ко Дню историка
Исторические книги занимают важнейшее место в нашем издательском портфеле, поэтому на День историка мы решили сделать вам небольшой подарок: с 28 по 30 марта и в интернет-магазине «НЛО», и в нашем магазине на Литейном будет действовать скидка 20% на книги из серий Historia Rossica, «Интеллектуальная история» и «Что такое Россия».
Среди исторических книг, на которые распространяется скидка, есть как новинки, так и бестселлеры: «Турецкие войны России» Виктора Таки и «Появление героя» Андрея Зорина, «Корпорация самозванцев» Олега Хлевнюка и «История России языком дворянских гербов» Евгения Пчелова, «Как мы жили в СССР» Дмитрия Травина и «История животных» Оксаны Тимофеевой.
Заказывайте книги об истории со скидкой 20% на сайте «НЛО» и в нашем магазине в Санкт-Петербурге (Литейный проспект, дом 60).
Генуя — великий североитальянский город, который наряду с Венецией, Флоренцией, Сиеной и Миланом упоминается во всех рассказах о Средневековье и ранней эпохе Нового времени.
Это больше, чем просто успешный в экономическом отношении город, это модель экономического развития, из которого в конечном счете получился современный мир: постепенно из генуэзской торговли рождалась сильная экономика, укреплялись местные политические институты и город формировал ту базу, которая станет в последствии основой европейской модернизации.
Историк и переводчик Иван Травин рассказал о книге Стивена Эпштейна «Генуя и генуэзцы. 958—1528» в рубрике Издаем смыслы.
https://youtu.be/ZxBfWX32S_o?si=P_vJUcnldjOv677U
Несколько дней мы шли по Карпатам в сторону Синевирского озера. Поход был нетрудный. Без крутых подъемов и спусков. Ночевали в лесу, в палатках. Вечером разжигали костер, готовили ужин. Потом у костра сидели. Провожали день.
В тот вечер мне стало тоскливо. Карпаты были прекрасны, но круг общения – явно не мой. Я не знал, о чем говорить с хорошими, но случайными людьми, собравшимися вместе на маршруте. Молчал. Слушал чужой треп. Скучал. Хотел раствориться в той потрясающей природе, ради которой, собственно, и отправился в путь.
Тихонько встав и уйдя от костра в сторону, я двинулся вниз по склону. Очень хотелось побыть одному. Казалось, что одиночество в одиночку не так печально, как одиночество среди людей, которым, согласно старым шестидесятническим легендам, положено, вроде бы, петь у костра романтические песни, дружить, сближаться. «Нам нужно песню допеть, нам нужно меньше грустить…» Не знаю, удавалось ли Визбору меньше грустить? Мне это удавалось плохо.
Пока я вспоминал слова «Домбайского вальса», вокруг стало совсем темно. Пламя костра еще мелькало где-то вверху за деревьями, но становилось с каждым шагом чем-то совсем отдаленным, случайным, непонятным. И вот когда оно исчезло совсем, я почему-то вдруг захотел взглянуть вверх. Там по всему небосводу рассыпались звезды. Их было, наверное, больше, чем деревьев в лесу, больше, чем листьев во всех густых карпатских зарослях, больше, чем искр в нашем печальном вечернем костре. Я, дитя серого, зимнего неба, дитя вьюжного, северного города, где редко в голову может прийти мысль искать над собой звезды, стоял в полном мраке, прислонившись к какому-то стволу. Но надо мной был свет. Надо мной был тот мир, который гораздо ярче и сложнее нашего грустного мира. И в нем, кажется, сохранялась еще какая-то надежда.
Вряд ли я понимал это тогда – почти сорок лет назад. Но нынче всё чаще вспоминаю именно то мгновение того почти забытого уже карпатского похода. Наверное, оно и было в нем главным?
Мир (окончание войны) обычно понимается нами как безоговорочная победа сынов и дочерей света над исчадиями ада. Да, мы все любим читать Толкина и Льюиса, ну, или хоть Гайдара, на худой конец.
Но так не бывает в реальности ни-ког-да.
Во-первых, крайне редко в мировой истории войны заканчиваются так, как Вторая мировая - полным разгромом и капитуляцией одной стороны, флагами победителей над столицей врага, оккупацией и денацификацией. Во-вторых, даже в этом исключительном случае Европа оказалась обречена на железный занавес с жестокими диктатурами по обе его стороны (на Западе были режимы Франко и Салазара), а денацификация была условной и частичной.
Очень часто мир так и не настает. Израиль с момента своего возникновения и по сегодняшний день официально находится в состоянии войны с соседней Сирией и не только с ней. Но даже эта война ведется не всегда, не всегда гибнут люди и разрушаются города.
Что даст перемирие на N лет, задают вопрос? N лет не будут гибнуть люди.
