«Как мы всё просрали?» С этого вопроса, заданного фактически самому себе, Шалва Чигиринский – крупнейший «олигарх», пристроившийся в свое время к московскому мэру Юрию Лужкову, – начал трехчасовой разговор о «делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой». Вопрос этот очень меня нынче интересует, а потому пришлось выдержать у экрана целых три часа неторопливой беседы.
Когда истекал уже последний час, мне показалось, что собеседники, увлекшиеся разными пикантными воспоминаниями о коммерческих казусах «лихих девяностых», просто позабыли то, с чего начали разговор. Но нет: в последние пять минут вспомнили все же про свою сверхзадачу. Четкого ответа Чигиринский не дал, но мельком отметил, что, может быть, пофигизм во всем виноват.
Меня этот ответ, честно говоря, вполне устроил, как бы странно это не звучало. И впрямь, «олигарх» три часа рассказывал нам о том, как сколотил первоначальный капитал на спекуляциях советского времени со старыми иконами, как пристраивался еще в перестроечные годы к Лужкову, а позднее – к Елене Батуриной, как занимался тем, что называется нынче коррупцией, как в поте лица своего трудился, организуя деловые ужины с нужными людьми на роскошных виллах. И очень большое внимание Чигиринский уделил тому, что без коррупции тогда никакие дела не делались, и что так называемый «капитализм для своих» является неизбежным, закономерным переходным этапом трудного движения от социализма к капитализму.
Вышел честный разговор о том, как люди с большими деньгами ночей не спали, стремясь сделать эти большие деньги огромными или даже колоссальными. А о том, что они делали для формирования страны, которая стала бы безопасной хотя бы для них самих, не было сказано ни слова. По-видимому потому, что ничего для этого не делалось. Пофигизм мешал: лишний миллион, добытый сегодня, оказался важнее гарантий, обеспечивающих долгосрочную перспективу.
Для того, чтобы понять, почему мы все просрали, не надо слушать в деталях рассказ Чигиринского. Общего впечатления вполне достаточно: потому и просрали, что пофиг им было все, кроме текущих доходов.
Сегодня юбилей у Владимира Гельмана – одного из лучших политологов России. Я не буду писать общих слов о его огромной роли в развитии политической науки нашей страны: это, кажется, всем известно. Уже много лет при обсуждении вопроса о том, кого следует читать для глубокого понимания происходящих событий, называют всего два – три имени, и имя Гельмана обязательно среди них. Поэтому я лучше скажу о том, какое влияние Владимир оказал на меня.
При всем обилии серьезной научной литературы, которой приходиться регулярно пользоваться в работе, есть лишь несколько человек, сформировавших важную часть моего мировоззрения в личном общении. Этих людей можно пересчитать по пальцам одной руки. И Гельман относится к их числу. Мне представляется, что именно благодаря нашим многолетним контактам (включающим, конечно, и чтение его книг, и обсуждение его университетских докладов) я научился мыслить политологически (если можно так выразиться). И главное – научился применять политологическое мышление в исторической социологии, где обычно обитают исследователи, очень далекие от такой методологии.
Нелегко было отойти от привычных для нашего человека, но сильно упрощенных схем, описывающих единую ментальность, характерную для всего общества. Нелегко было отойти от вбитых еще марксизмом схем, делящих общество на классы. Годами мне приходилось привыкать к тому, чтобы в каждой анализируемой ситуации отыскивать не ментальность и не классы, а группы (порой очень маленькие) людей, имеющих свои интересы и отстаивающих их в борьбе с другими группами.
Казалось бы, здесь все просто. При внимательном чтении нетрудно найти в книгах верную методологию исследования. Но очень трудно следовать ей постоянно, не откладывая однажды приобретенные знания на какую-нибудь дальнюю «полочку» своего сознания. Многолетние общение с Гельманом заставило меня «сломать и выбросить эту полочку». Рисуя в своих книгах картину каких-либо давних веков, я постоянно теперь размышляю о том, как проанализировал бы их не историк, у которого я почерпнул основной массив информации, а политолог, наблюдающий за тем, как сталкиваются разные группы интересов на наших глазах.
«Июльский дождь» (1967 г.).
На первый взгляд, «Июльский дождь» Марлена Хуциева – это женский вариант «Заставы Ильича». Практически та же шестидесятническая среда (песни, встречи, любовь, разговоры), через которую проходит главная героиня, тогда как герой остается где-то «на подхвате». Соответственно, всё выходит мягче и лиричнее, чем в «Заставе». Фильм в полном смысле омыт летним дождем, очищен от политической шелухи и приготовлен так, что им хочется медленно наслаждаться, оставив в стороне болезненные экзистенциальные вопросы. В мире «Июльского дождя» мне, наверное, хотелось бы жить, а в мире «Заставы Ильича», конечно же, нет.Первый взгляд абсолютно верен. Но есть здесь у Марлена Хуциева еще и другое. «Июльский дождь» – абсолютно европейское кино. «Заставу Ильича» перенести на западную почву невозможно. Даже революция, интернационал и война из Берлина смотрятся совсем не так, как из Москвы. Думается, толком понять тот фильм без комментариев специалиста западный зритель вообще не смог бы. А вот «Июльский дождь» интернационален. Как всякий летний дождь, пролившийся в Риме, Варшаве или Ленинграде. Он освежает, смывает душевную грязь и делает атмосферу чище. Недаром Хуциева за этот фильм прозвали советским Антониони, тогда как в «Заставе Ильича» антониониевский дух учуять трудно.
Не знаю, хотел ли сформировать такое ощущение режиссер у своего зрителя, но мне кажется, что Хуциев сознательно отходил от напряженной большевистской тематики буквально через три года после «Заставы». Чуть ли не в самом начале «Дождя» Юрий Визбор поет великую песню Булата Окуджавы со словами «не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет, не верьте пехоте, когда она бравые песни поет». Когда я смотрю «Июльский дождь» я перестаю верить героям «Заставы Ильича», которые откровенно бравируют тем, что революция и интернационал представляют для них истинные ценности. То есть, конечно, в какой-то момент они и впрямь были для шестидесятнической молодежи истинными ценностями. «Застава» не врет. Владимир Ильич соблазнял это поколение своей внешней несхожестью с Иосифом Виссарионовичем. Но взросление шестидесятников и деградация советской системы нанесли по этим ценностям мощный удар. И ценности европейские стали постепенно занимать их место. Когда смотришь два великих фильма Марлена Хуциева один за другим, ощущаешь этот сдвиг в полной мере.
Впрочем, европейские ценности не всегда подобны освежающему дождю. Ценности общества потребления насыщают, но не освежают. Делают жизнь комфортабельнее, но не гуманнее. Поэтому движение от ценностей большевизма к ценностям потребления, минуя осмысление экзистенциальных проблем, могло всерьез волновать создателя «Июльского дождя». В последних кадрах фильма на нас глядят с экрана лица подрастающих семидесятников, полностью вытеснивших из души революцию с интернационалом. Лица эти, подобранные создателями фильма, мне показались весьма неприятными. Возможно, Марлен Хуциев не ждал ничего хорошего от тех, кто рано или поздно придет шестидесятникам на смену.
Николай Кофырин, которому мы обязаны всеми видео презентаций моих книг и академических баттлов, сделал оригинальный фильм. Я, как положено "артисту", послушно выполнял все пожелания режиссера. Мне лично хотелось меньше "косить" под Профессора🙂 и основательнее разъяснять свое мировоззрение, но слово режиссера - закон. https://vk.com/video1243120_456244177
Читать полностью…
Кажется, лет 20 назад я слушал лекцию профессора-социолога, пытавшегося рассказать студентам о том, как мы можем найти незанятую западными учеными нишу в мировой науке. Серьезные исследования делают в основном американцы, у которых много денег и нет идеологических рамок. Россия – научная провинция, занимающаяся исследованиями наших «провинциальных проблем», которые даже ближайшим соседям не близки. А ведь «юным дарованиям» хочется стать новыми Марксами или Веберами! Как им быть? Как найти объективно имеющееся у нас преимущество, благодаря которому можно обскакать в какой-то области западную науку, имеющую, казалось бы, преимущества во всем?
Не помню, что тогда предлагал профессор. Мне лично эта проблема чужда. Я работаю не на рейтинги мировой науки, а на российского читателя. Но со временем ответ на поставленный вопрос стал приходить ко мне сам. Попробую объяснить в двух словах: может помогу кому-то из молодых выбиться в Марксы XXI века…
Вот читаю я книгу западного ученого о социально-политических процессах XVIII века. Историческую основу того, что происходило в Англии, Франции или Германии той эпохи наш исследователь никогда не будет знать лучше западного – того, который работает в легко доступных ему архивах и в ведущих библиотеках мира, да к тому же получает за это большие деньги, не отрываясь на учебно-бюрократическую мороку. Поэтому книга, написанная за рубежом, наверняка принесет мне, как читателю, больше пользы, чем то, что сварганит замордованный российским университетом автор. Но мотивацию своих героев – циничных политиков, хапуг-бизнесменов, пламенных революционеров – этот автор реконструирует с огромным трудом, поскольку не может на машине времени перенестись в прошлое. А я подобных «ребят» вижу прямо за окном. Я понимаю их мотивацию, поскольку лично общаюсь с теми условными аналогами зарубежных героев XVIII века, которые в России сейчас вызрели. Порой та интерпретация событий прошлого, которую я встречаю у лучших зарубежных ученых, выглядит просто смешной, несмотря на высокое качество самого исследования. Ведь я-то на «машине времени» в прошлое слетал и все увидел своими глазами.
В конце своей статьи уважаемый Даниил Александрович отмечает, что, согласно исторической социологии, «в истории развиваются не цивилизации (большие и целостные культуры), но “общества”, притом развиваются по “единым законам”». Утверждение о развитии по единым законам прямо противоречит приведенному выше утверждению самого же Коцюбинского об эволюции как цепи случайностей. Но и тот, и другой способ объяснения развития (эволюции) мой оппонент, как мы видим, приписывает всей исторической социологии. Думается, что здесь все же ему надо определиться: является ли с его точки зрения историческая социология объяснением через цепь случайностей, или через единые законы.
Впрочем, если мы не станем сразу всю историческую социологию мазать одной краской, то быстро во всем разберемся, поскольку марксисты любят упирать на единые законы, а институционалисты часто ссылаются на случайности. Мне лично близок второй подход. Скажем, революции в таких разных странах как Англия, Франция, Германия, Австро-Венгрия и Россия происходили в тот момент, когда вдруг сходилось множество самых разных объективных и субъективных обстоятельств. В известном смысле это было случайностью, поскольку они ведь могли и не сойтись в конкретном месте в конкретном году. Хотя вряд ли является случайностью то, что рано или поздно эти обстоятельства сходятся.
Итак, моя книга «Пути России от Ельцина до Батыя. История наоборот» уже два месяца в продаже. Теперь начинается самое интересное. Презентации больше не нужны (название анонса не совсем точное). В ведущих российских магазинах, продающих литературу нон-фикшн, «Пути…» приобретают регулярно и в большом количестве. В петербургских «Подписных изданиях» книга значится сейчас в каталоге бестселлером. В московском «Фаланстере» по итогам августа она возглавляла топ продаж. Теперь настало время серьезного обсуждения со специалистами, способными и похвалить, и покритиковать, и дополнить. Во всяком случае мне лично очень хочется послушать коллег, поразмышлять над тем, что они скажут о концепции книги и отдельных ее элементах. Интересные замечания обязательно учту при работе над продолжением моей научной серии, начатой книгой «Почему Россия отстала?».
12 октября в 15.00 в магазине издательства «Новое литературное обозрение» по адресу Санкт-Петербург, Литейный проспект, дом 60 (во двор под вторую арку) состоится обсуждение книги «Пути России от Ельцина до Батыя: История наоборот». Обсуждение начнется с выступлений историков Николая Власова и Даниила Коцюбинского, экономиста Дмитрия Прокофьева и писателя, главного редактора журнала «Нева» Александра Мелихова. Затем я отвечу на критику, вступлю в полемику. После этого – выступления тех, кто захочет высказаться (если прочел книгу!), и мои ответы на вопросы аудитории. Естественно, приобрести книгу по издательской (самой низкой) цене и получить автограф тоже можно будет.
Обратите внимание: зал в магазине очень маленький, поэтому объявлена регистрация (см. специальную ссылку в ссылке на анонс, которую я здесь даю). Тот, кто хочет попасть на обсуждение, должен зарегистрироваться. До встречи!
https://www.nlobooks.ru/events/vstrechi/prezentatsiya-knigi-dmitriya-travina-puti-rossii-ot-eltsina-do-batyya-istoriya-naoborot-/
Интересное интервью уважаемого экономического историка Дмитрия Травина в «Форбс». Я с ним полностью согласен, что Россия – страна периферии Европы, и это накладывает вечный отпечаток на нашу действительность. Все европейские явления до нас доходят поздно, часто – с искажениями по пути следования (как, к примеру, это было с украинскими реформаторами в середине XVII века, приведшими к Расколу; или как был искажён в России марксизм; или в наше время – как был искажён либерализм).
Отдельно замечу, что на Россию наложила отпечаток чрезвычайная бедность нашей территории. Наверное, никто не был в Европе так природно беден, как мы. Я уже писал сто раз об этом. Мало того, что тяжёлый климат, плохие почвы, отсутствие выхода к морю, так в стране не было богатых месторождений железной руды, совсем не было месторождений серебра, золота, меди, свинца, олова, угля и т.п. – основ европейской экономики того времени. Природное богатство, с которым мы свыклись и считаем нормой, начало к нам постепенно приходить только с освоением черноземных областей с XVIII века и особенно – с освоением Сибири в веке XIX.
Добавьте к этому жизнь на фронтире Степи – этого аналога ядерной бомбы. Степь уничтожила Римскую империю и Византию, арабскую цивилизацию, на полторы тысячи лет погрузила Европу во тьму (а арабы так и не смогли до конца выйти из этой тьмы, устроенной степняками). Китай от власти Степи (манчжуров) смог избавиться только в ХХ веке. А каково тогда пришлось России? Удивительно, что Россия вообще сохранилась как цивилизация, а не превратилась в какой-нибудь Курдистан.
Единственное, с чем несогласен с Дмитрием Травиным, что мы якобы слишком переоцениваем цикличность нашей истории. Я бы сказал, наоборот, слишком недооцениваем, иначе начальство вело себя по-другому. А так, мы хорошо видим все эти вечные циклы застой – мрачная семилетка в конце долгого застойного правления – оттепель-реформы, и по новой цикл. Между ними – иногда социальный взрыв со сносом государства. Другое дело, что по мере европеизации-гуманизации проявления этих циклов становятся мягче. Например, снос государства в Смуту 1580-1620-х был более жестоким, чем снос в 1917-1922. А снос в 1991-м – мягче, чем в 1917-1922. Нравы что начальства, что простолюдинов постепенно смягчались. Сейчас социально мы вообще мало отличаемся от Восточной Европы, какой-нибудь Польши и Словакии, а жители крупных городов – и Центральной Европы, вроде Праги, Вены и Берлина. Множество социологических исследований это показывает.
«Взбрыки», особенно у начальства, ещё будут (и мы это видим). История и география нас ещё долго не отпустят, но их влияние будет всё меньше.
https://www.forbes.ru/rubriki-kanaly/video/546748-ekonomiceskij-istorik-dmitrij-travin-forbes-my-ne-zakoldovannaa-strana
А это руина усадьбы баронов Врангелей в Торосово. На закате.
Читать полностью…
Появился текст моего интервью Forbes. Читать быстрее и проще, чем смотреть, хотя сам я, посмотрев на себя со стороны, понял, что эмоции тоже являются важной частью рассказа, непередаваемой текстом. https://www.forbes.ru/rubriki-kanaly/video/546748-ekonomiceskij-istorik-dmitrij-travin-forbes-my-ne-zakoldovannaa-strana
Читать полностью…
Много лет назад я думал, будто все люди делятся на тех, кто может искать истину, и тех, кто не может в силу недостатка ума, образования или свободного времени. То, что люди хотят искать истину, сомнений не вызвало: это ведь так интересно!
Со временем я понял, что основная масса никакую истину искать не собирается: кино, вино и домино интереснее. Причем неважно, сколько у этой массы людей есть ума, образования и свободного времени. Всё имеющееся будет использовано для добычи денег, товаров, развлечений, но только не истины.
Долгое время мне казалось, что, разделив людей на небольшую группу искателей истины и большую группу искателей остального, я понял, как устроено общество. Но всё оказалось сложнее. Среди тех, кто не ищет истину, следует выделить тех, кто ее не ищет, но знает. С самых давних времен. С того момента, как впервые захотели разложить в голове «по полочкам» небольшую горстку имевшихся у них знаний. Группу эту можно назвать мифотворческой. Ее представители раз и навсегда усвоили, что мир устроен так-то и так-то. Они считают это знание мудростью, и никакие новые факты, теории, открытия их уже не интересуют.
Таким образом, в обществе на краях есть две небольшие группы: одна мучительно ищет истину, другая имеет в виде «истины» удобный миф. Между ними простирается огромное многомиллионное «болото», погруженное в кино, вино и домино.
Впрочем, это еще не все. Крайние группы в свою очередь делятся на две: мирную и воинствующую. Мирные искатели истины не занимаются просветительством. Воинствующие – поняв что-то в устройстве нашего мира, хотят донести знания до других людей. Мирные мифотворцы испытывают душевный комфорт и живут до 120. Воинствующие мифотворцы испытывают душевный комфорт лишь тогда, когда сумеют втюхать свой миф большой массе других людей с помощью хорошо поставленной системы пропаганды, тюрем, лагерей и пыток.
Последняя группа немногочисленна, но хорошо мотивирована в своих действиях, поэтому иногда кажется, будто все общество состоит из таких мерзавцев.
А это рецензия экономиста Фарида Хусаинова на книгу "Как мы жили в СССР". Я уже вывешивал ее здесь, но сейчас можно сравнить взгляды разных рецензентов, поэтому повторяю снова. https://gorky.media/reviews/arheologiya-sovetskogo-plombira/
Читать полностью…
А это рецензия главного редактора журнала "Нева" Александра Мелихова на книгу "Как мы жили в СССР" https://zvezdaspb.ru/index.php?page=8&nput=5105
Читать полностью…
#КнижнаяЗависимость
Начинаем месячник россиеведения с новой книги, в которой проводится трезвый социологический анализ позднесоветской эпохи.
Многие из нас с теплотой вспоминают советские времена. Какими они были? И почему закончились? Этот вопрос многих не отпускает и сегодня. Понимать, как мы жили в СССР, а потом перестали, очень важно, чтобы не повторить трагическую историю распада великой страны. Ищите в моей новой рецензии на книгу «Как мы жили в СССР» экономиста, журналиста и социолога Дмитрия Травина ответы на вопросы:
1) В чем совпадают, а в чем расходятся ностальгические воспоминания об СССР и советская реальность?
2) Каким был быт позднесоветского человека и хотим ли мы в него вернуться?
3) Нужно ли грустить по СССР современным россиянам?
Есть у нас расхождения и по Петру I. Заостровцев критикует меня за то, что я вижу в петровской политике стремление к достижению благосостояния, а не к войнам, как самоцели. Но в ту эпоху все ведущие европейские монархи декларировали стремление к благу народа, что не мешало им вести страшные разрушительные войны. Почему так происходило, можно опять-таки посмотреть в «Русской ловушке» на стр. 355 – 367. Никакого противоречия здесь нет, а своеобразное стремление Петра к общему благу (salus publica) отмечает самый крупный из современных специалистов по петровской эпохе проф. Евгений Викторович Анисимов.
Ну и наконец скажу пару слов о наших расхождениях с Заостровцевым по истории последних десятилетий. Мой оппонент спорит с тем, что отторжение 1990-х гг. значительной массой российского населения было связано с материальными трудностями, и противопоставляет нашей стране Грузию, где, по его словам, была предпринята решительная попытка выйти из колеи. Но попытка-то и нас была предпринята Ельциным и Гайдаром чрезвычайно решительная. Результат же принципиально от грузинского не отличается. Вот если бы Андрей Павлович отметил наши отличия от стран Балтии, я бы с ним согласился. Но вопрос о том, почему Россия – не Эстония представляет собой тему для отдельного разговора. А этот свой ответ Заостровцеву завершу советом: если даже такой высококвалифицированный ученый как Андрей Павлович не вынес из «Русской ловушки» некоторые очень важные для понимания моей историко-социологической концепции размышления, то прошу всех читателей обратить на эту мою книгу особое внимание в дополнение к «Путям России от Ельцина до Батыя», которые мы обсудили сегодня.
Дорогие петербуржцы, регистрация на обсуждение моей книги "Пути России от Ельцина до Батыя" закрыта. Желающих больше, чем мест. Но если есть желающие просто приобрести в магазине издательства НЛО эту книгу по издательской цене и получить автограф автора, то можно зайти минут на 15 раньше: я буду и подпишу. Напоминаю: 12 октября в 15.00 СПб, Литейный проспект дом 60: во двор под вторую арку.
Читать полностью…
И еще один фильм Марлена Хуциева, еще один эпизод из книги "Как мы жили в СССР". Этот фильм я ценю больше всего, хотя его почти уже позабыли. «Послесловие» (1983 г.)
Однажды я получил по e-mail анкету экспертного опроса. Первый вопрос гласит: чувствуете ли Вы себя счастливым? И варианты ответов: «определенно да», «скорее да», «скорее нет», «определенно нет». Интересно, что бы ответил герой фильма Марлена Хуциева «Послесловие»? Как серьезный ученый он, наверное, сказал бы «определенно да». Ведь у него есть все, необходимое для жизни. Квартира в Москве, уютно обставленная хорошей мебелью. Машина (да не «жигуль» какой-нибудь, а целая «волга» - по советским меркам это было как нынче «мерседес»). Престижная научная работа. Диссертация. Зарубежные поездки. Хорошая жена с не менее престижной по советским меркам работой – гид-переводчик для иностранных групп. Однако, глаза Андрея Мягкова говорят, что истинный ответ на вопрос находится где-то между «скорее, да» и «скорее, нет». Взгляд грустный, немного тревожный… Совсем не похожий на озорной взгляд другого его героя – Жени Лукашина из «Иронии судьбы», у которого жизнь била ключом, хоть иногда, правда, по голове.
Впрочем, наверное, и этот ответ не совсем верен. Поскольку, когда из провинции приезжает тесть, обладающий невероятной способностью наслаждаться жизнью, выясняется, что на фоне жизнерадостного старика наш герой должен отвечать «определенно, нет». И никакие формальные признаки сопутствующего его жизни успеха не могут скрыть то, что живет он лишь «для галочки». Сегодня коллеги из научной среды сказали бы, наверное, – для «хирша». Ушла шестидесятническая молодость со всеми ее революционными иллюзиями, показанными Хуциевым в «Заставе Ильича». Настала зрелость со всеми ее материальными благами. И что нам с нею теперь делать? Не жизнь получилась, а послесловие к жизни.
Я в этих «кинозалах» много уже писал об актерах, которые меня поразили, но в «Послесловии» Хуциев сформировал идеальный тандем, равного которому я вообще не припомню. Мягков с момента приезда тестя как бы отходит на второй план, предлагая солировать Ростиславу Плятту, и тот играет великолепно. Даже лучше, пожалуй, чем в роли пастора Шлага. При этом играет не столько на себя, сколько на Мягкова, поскольку своей способностью ценить жизнь он постоянно напоминает нам, идентифицирующим себя с главным героем, о нашей странной неспособности. О том, что есть как бы два пласта человеческого существования: в одном мы кропотливо выстраиваем свою жизнь, а в другом – по-настоящему живем.
Среди героев целого ряда замечательных фильмов, снятых на рубеже 1970-х – 1980-х гг. о русской интеллигенции, герой «Послесловия», наверное, наиболее близок нам. Всегда можно сказать, что мы не такие пустые, как герои «Полетов во сне и наяву» или «Отпуска в сентябре». Не такие слабые, как герой «Осеннего марафона». Не такие безумные, как герой «Фантазий Фарятьева». И при этом современные в отличие от героя «Неоконченной пьесы для механического пианино». Мы умны и интеллигентны, в меру успешны, в меру любимы и уважаемы. Мы творим смыслы, как любят выражаться нынче в науке. И, тем не менее… В общем, я не стал отвечать на присланные мне социологами вопросы…
Марлен Хуциев - 100 лет. Этот режиссер - столь крупная фигура в нашей культуре, что отклик на два его выдающихся фильма я включил в "кинозалы" книги "Как мы жили в СССР".
«Застава Ильича» (1964 г.)
Этот фильм Марлена Хуциева был, наверное, самым шестидесятническим из всех возможных. Конечно, шестидесятничество представляет собой явление настолько сложное, что вряд ли его можно вместить в одно произведение. Но, если обратиться к символике поколения, то вся она оказалась здесь. Молодость, легкость, игривость. Даже некоторая несерьезность. И тут же заявление главного героя о том, что он серьезно относится к революции, интернационалу, тридцать седьмому году, войне, солдатам, а также картошке, спасавшей людей во время войны. Революция с интернационалом – позитивные символы эпохи. Тридцать седьмой и сорок первый – страшные рубежи, через которые пришлось пройти нашей стране. Соответственно, Хуциев, в отличие от Данелии, синтезирует поколения, а не противопоставляет. Хуциев представляет детей (шестидесятников) преемниками отцов, погибших в годы большой войны и большого террора, тогда как спор поколений уходит в «нишу», где концентрируются «неправильные отцы» – карьеристы и бюрократы. Получилось менее убедительно, чем у Данелии, но так выходит с любым произведением, встроенным в идеологию. И, тем не менее, произведение это великое, поскольку вне зависимости от нашего к нему отношения, оно есть важное свидетельство эпохи.
«Застава Ильича» демонстрирует нам мир, Ильичом созданный. Мир, значительно более сложный и противоречивый, чем мир сталинского кино. Мир, состоящий из множества разных людей, разговоров и эпизодов, которыми мастерски насытил свой фильм Марлен Хуциев. Мир непрерывного потока жизни, где ничто не уходит на второй план: ни личные проблемы, ни радости бытия, ни страхи небытия. Мир с острыми экзистенциальными проблемами, прорвавшимися вдруг из уничтоженного Ильичом Серебряного века русской культуры и взволновавшими правнуков тех людей, которых дедушка Ильич отправил в эмиграцию на «Философском пароходе». Но суть этих своих проблем правнуки осознают плохо, поскольку среди того, к чему они серьезно относятся, нет ни «Философского парохода», ни страшного голодомора, ни выжженных Ильичом ростков российской демократии.
Правнуки оказываются лучше, интереснее отцов и дедов, но видят себя лишь их наследниками, а вовсе не наследниками прадедов, значение которых отрицают такие страшные слова, как «Революция» и «Интернационал». Правнуки завидуют отцам, погибшим на фронте, и дедам-комиссарам в пыльных шлемах с той самой «единственной Гражданской», о которой поет в Политехническом музее Булат Окуджава: ведь те твердо знали, что им следует делать, а шестидесятники не знают. Но проблема их, скорее, в том, что они не знают по-настоящему своих корней, своей истории и той истинной «Заставы», от которой берет начала наша страна.
Фильм «обрамлен» сурово вышагивающими тройками бойцов разных советских эпох: от красногвардейцев Гражданской и солдат Отечественной до караула у Мавзолея Ильича. Но в этом строгом марше, увы, не находится места для тех, кто, скажем, воюет с дураками, как герой Иннокентия Смоктуновского из «9 дней одного года».
По просьбе Литрес рекомендовал читателям четыре хороших книги, из тех, что на Литрес продаются. Выбирать было очень сложно, поскольку запросто мог порекомендовать сорок. Но в итоге остановился на "Петре первом" Евгения Анисимова, "Немцах после войны" Николая Власова, "Долгом времени" Егора Гайдара и "Американцах" Ивана Куриллы. Выбирал так, чтобы было: 1. Интересно, 2. Актуально. 3. Качественно. https://www.litres.ru/journal/chto-chitaiut-izvestnye-prosvetiteli/
Читать полностью…
Остерегайтесь выходить на болота ночью - в час, когда силы зла властвуют безраздельно.😳
Читать полностью…
И вновь полемика по поводу моих книг. На этот раз объявили всю науку лженаукой. Ссылка на статью Даниила Коцюбинского есть в этой моей публикации https://gorod-812.ru/lzhenauka-s-tochki-zreniya.../ , но свой текст я здесь даю полностью.
«Лженаука» с точки зрения «лжеученого» (ответ Д.А. Коцюбинскому)
Историк Даниил Коцюбинский, развивая идеи рецензии, написанной профессором Андреем Заостровцевым на мою книгу «Пути России от Ельцина до Батыя: История наоборот», высказал мнение, что историческая социология (наука, которой я много лет занимаюсь) является лженаукой. Сразу вспомнилось что-то очень знакомое чуть ли не с детских лет. Буржуазной лженаукой объявляли у нас в стране генетику и кибернетику, а в социальной сфере таковыми фактически были политология и психоанализ. Социология лженаукой в годы моего студенчества не считалась, но преподаватель философии первую же свою лекцию начал со слов «единственной социологией для нас является исторический материализм».
Кто-то скажет, наверное, будто я, обжегшись на молоке, дую на воду, но, надеюсь, читатель меня все же простит, если примет во внимание, что презентации моей главной историко-социологической книги «Русская ловушка» уже были запрещены в Москве в Высшей школе экономики и в петербургском Доме журналиста.
Историческая социология давно и успешно развивается в тех странах, в которых не существует запретов на исследования: в основном в США и в Европе. Для того, чтобы хоть как-то познакомить с основными историко-социологическими теориями российского читателя, я написал книгу «Как государство богатеет: путеводитель по исторической социологии». Достаточно хотя бы немного полистать мою книгу, чтобы убедиться, сколь серьезное внимание этой науке уделяется на Западе. И хотя конкретные авторы друг с другом порой достаточно жестко полемизируют, лженаукой, кажется, никто историческую социологию не объявляет.
Более того, объявить лженаукой целую науку довольно сложно, если она не вытекает из единого идеологического корня, как, скажем, марксизм. В исторической социологии – много методов, много подходов, много классиков и, по сути, много разных наук. Поэтому, когда Коцюбинский приписывает сразу всей науке какие-то конкретные черты, он в лучшем случае может оказаться прав лишь процентов на десять, поскольку остальные девяносто процентов исследований просто не содержат тех положений, которые с точки зрения Даниила Александровича неверны.
Скажем, в начале своей статьи Коцюбинский отмечает, что «эволюция в рамках такого (историко-социологического – ДТ) подхода выглядит как непрерывная цепь случайностей». И впрямь, слово «случайность», примененное в этом смысле, встречается у ряда авторов, занимающихся исторической социологией. Но далеко не у всех. Думаю даже, что оно встречается у явного меньшинства исследователей, хотя провести количественные оценки, здесь невозможно, поскольку не существует списка всех исторических социологов – абсолютно исчерпывающего и скрепленного подписью и печатью какого-нибудь главного исторического социолога. Например, при объяснении важнейших историко-социологических проблем мировой науки – причин осуществления английского технического переворота, возникновения современного экономического роста и формирования либеральной демократии в Британии XVIII – XIX веков – разные авторы используют совершенно разные аргументы, о чем можно прочесть в первой, третей и четвертой главах моего вышеупомянутого «Путеводителя». А в шестой главе можно прочесть о том, насколько разные трактовки существуют при изучении проблем революции.
Как бы я прокомментировал интервью ув. Дмитрия Травина @dtravin61 в отношении (не)цикличности русской истории? Дмитрий Травин считает, что цикличность русской истории сильно переоценена, ув. Павел Пряников считает , что цикличность русской истории недооценена.
Я бы, скорее, подумал, почему вообще возникает вопрос о «цикличности» (развитие – откат –– застой - оттепель – реформы – новый застой).
Потому, что в России нет механизмов накопления капитала.
Есть формальная частная собственность, есть писаные и неписаные законы, а вот «механизмов накопления капитала» - нет.
Потому, что если бы они были, мы бы видели накопление капитала, не денег, а именно капитала (технологий, знаний, машин), а мы не видим – нехватка капитала – вечная проблема России, низкая капиталовооруженность – низкая производительность в расчете на работника, низкая производительность – завышенные цены. Как компенсировать нехватку капитала? Только ростом нагрузки на труд, и давлением на реальное потребление. Два главных принципа, которым руководствуется начальство «Шпал не хватит – вас положу» и «В консервные банки обую – а на работу пойдешь» - здесь, в сущности, всё – компенсация нехватки капитала – ростом нагрузки на труд («людей» положу вместо «шпал») и давление на потребление («в консервные банки обую»). И ведь «положат», и «обуют».
В России нет «добрых» или «злых» начальников, нет «либеральных» или «нелиберальных» - есть просто «начальство», существующее в своем мире, замкнутое в своей касте, прекрасно понимающее свои интересы, и понимающее, что для функционирования их хозяйственного механизма реальные доходы людей не могут подняться выше определённого предела, этого нельзя допустить – и этого не допускают.
Сама структура экономики такова, что не может позволить, чтобы реальные доходы людей выросли выше некоторого уровня – а разные варианты политики, которые мы принимаем за цикличность – это механизмы «срезания этих доходов» на макроуровне
Никакого «среднего класса» в этой системе вырасти не должно, должно быть «самоуправное начальство», ничем не ограниченное, и «тягло», «крепостное сословие», «общие работы», как ты их не называй – смысл от этого не меняется…
Я много писал в августе-сентябре о своих книгах последних лет и совсем упустил из виду новые хорошие книги, появившиеся в продаже. Пора наверстать упущенное. Стоит обратить внимание, например, на интересную биографию Льва Троцкого (Д. Рубинштейн «Троцкий. Жизнь революционера», М.: Альпина нон-фикшн, 2025). В отличие, скажем, от знаменитого трехтомника Исаака Дойчера эта биография сравнительно невелика по объему (чуть менее 300 страниц), но содержит всю информацию, необходимую для общего знакомства с деятельностью Троцкого. Книга не затянута. Она чрезвычайно легко читается. Конечно тот, кто хотел бы погрузиться в «теоретические глубины» троцкизма, отраженные в многочисленных книгах и статьях Льва Давыдовича, должен взять в руки какие-то другие исследования (скажем, солидную книгу Ричарда Дэя «Лев Троцкий и политика экономической изоляции». М.: «Дело» РАНХиГС, 2013), но для изучения динамичной жизни революционера биография, написанная Джошуа Рубинштейном, оптимальна.
Еще большим достоинством, на мой взгляд, является то, что автор книги, во-первых, не троцкист по своим взглядам, а, во-вторых, не россиянин. Это обеспечивает более взвешенный подход. Идеологическая непредвзятость позволяет Рубинштейну спокойно взглянуть на заблуждения троцкизма и не слишком восторгаться гениальностью «вождя перманентной революции». А то, что автор книги, может смотреть несколько отстраненно на бедствия, которые принесли нашей стране революционеры, напротив, позволяет объективно оценить те реальные способности Троцкого, которые вывели его в политические лидеры России буквально за несколько переломных месяцев.
И еще об одной особенности книги стоит сказать. Как следует из текста, эта биография Троцкого специально писалась для англоязычной серии, посвященной выдающимся евреям. И действительно, чувствуется, что автор уделил еврейству Троцкого значительно больше внимания, чем уделяется обычно. Проблема «Троцкий и еврейский вопрос» все время всплывает на страницах книги. На мой взгляд, это не самые интересные ее места, поскольку сам революционер немного внимания уделял как своему этническому происхождению, так и месту еврейских страданий в общей истории страданий «эксплуатируемых трудящихся». Но, думается, для многих читателей именно этот аспект биографии Троцкого может оказаться наиболее привлекательным.
Петербург все же совершенно невероятный город. Всю жизнь здесь живу и до сих пор нахожу неизведанное. Белая кирха в Молосковицах. Неподалеку от города. 1632 год. Задолго до основания Петербурга. К сожалению, давно уже руина.... но до чего живописная.
Читать полностью…
Большое (но в разумных пределах - около часа с четвертью) интервью Forbes о нашей стране, ее историческом пути и возможностях развития. Собеседник был идеальный, вопросы точные. Мне самому понравилось. https://www.youtube.com/watch?v=Pp7X-Q_Nizo
Читать полностью…
Как-то раз мы сидели с Евгением Ясиным в номере отеля «Астория» и беседовали о делах давно минувших дней. Я хорошо знал его, как экономиста, но в тот день стремился расспросить о прошлом, поскольку писал цикл статей о выдающихся шестидесятниках – от диссидентов до государственных деятелей. Ясин поразил меня сразу. Мало сказать, что Евгений Григорьевич не выпячивал себя. Он принципиально подчеркивал своеобразную «вторичность». Он ничего не скрывал из своего сложного пути в науку и в либерализм. Инженер Ясин поздно стал экономистом, поздно отказался от марксизма и от социализма с человеческим лицом, поздно преодолел консерватизм уважаемого академика Абалкина. Ясин все время отставал, но все время учился. Он все время стоял перед выбором на повороте жизненного пути и все время выбирал интеллектуальное продвижение, а не закрепление иерархических позиций. Он не стеснялся признавать, что в какой-то момент стал учиться у Егора Гайдара, который по возрасту годился ему в ученики.
Думаю, Ясин оказался в числе ученых, вошедших в российскую историю, именно потому, что не претендовал на лавры прораба перестройки или духовного вождя реформ. Он постоянно менялся, совершенствовал знания, стремился делать дело и в итоге оказывался востребован. Возможно, у него не было некоторых достоинств Абалкина, Аганбегяна, Петракова, Попова, Шаталина, Шмелева и Явлинского. Но у Ясина не было и тех недостатков, из-за которых эти творцы больших идей сходили со сцены. Кто-то сходил с нее из-за неумеренного конформизма, кто-то – из-за слишком сильной тяги к власти, а кто-то из-за недоговороспособности. Ясин же признавал лидерство других, не рвался к рулю и делал то, что требовалось для успеха реформ.
Евгений Григорьевич был одним из самых мудрых людей, каких я встречал. И это не противоречит тезису о «вторичности». Немногие умеют хорошо распорядиться своими талантами. И часто бывает так, что чем более ярок талант, тем меньше мудрости проявляет его обладатель. Ясин же сумел оптимально распорядиться тем, что имел. И сделать для нашей страны то, за что мы должны быть ему благодарны.
Сегодня исполняется два года со дня кончины Евгения Григорьевича.
А это издание, в котором опубликована рецензия политолога Сергея Мошкина на книгу "Как мы жили в СССР" (стр. 117).
Читать полностью…
Появилась рецензия директора Всероссийского центра исследований общественного мнения (ВЦИОМ) Валерия Федорова на "Как мы жили в СССР" (см. выше). За год, минувший с момента выхода в свет этой моей книги, рецензии на нее написали экономист Фарид Хусаинов, социолог Валерий Федоров, политолог Сергей Мошкин и писатель Александр Мелихов. Я очень рад тому, что книгу обозревают представители самых разных отраслей гуманитарных знаний. Она ведь и задумывалась для того, чтобы показать читателю Советский Союз в различных его проявлениях.
Читать полностью…
Дорогие друзья! Завтра последний день голосования в конкурсе "(От)личный Петербург". Я там проголосовал за очень интересный краеведческий ресурс, за которым наблюдаю уже15 лет: сайт terijoki.spb.ru Если вы хотите его поддержать, то можно проголосовать по ссылке https://www.fontanka.ru/2025/08/30/76005094/
Читать полностью…
Парадоксы Ивана Грозного, Петра Великого и русского мессианства (ответ А. П. Заостровцеву).
Дмитрий Травин
Профессор А. П. Заостровцев в издании «Город 812» опубликовал рецензию на мою книгу «Пути России от Ельцина до Батыя: История наоборот». Несмотря на хлесткое название этого отклика «История шиворот-навыворот: как мы дошли от Ельцина до Батыя», выводы для меня там содержаться вполне благоприятные (в последнем абзаце). Я благодарен Андрею Павловичу за высокую оценку моей книги и за то, что он рекомендует ее читателям. Тем не менее, стоит обсудить его критические замечания и выяснить, насколько эта критика справедлива.
Заостровцев полагает, что я упускаю из виду такую русскую особенность, как православное мессианство. Ни в коей мере. Об этом говорится в разделе «Миф восьмой. О русском расколе» (стр. 324 – 328). И еще подробнее говорится в хорошо известной Андрею Павловичу моей книге «Русская ловушка» (стр. 163 – 174). Православные люди считали, что лишь их вера истинная. Это настолько очевидно, что спорить здесь не о чем. Но точно также католики считали истинной свою веру. Точно также мессианство и стремление возвеличить свою веру было свойственно западным европейским народам. Точно также вели они за «истинную веру» жестокие кровопролитные войны. Если можно говорить об особенностях России, то они, скорее, состоят в том, что для православия мессианство имело меньшее значение, чем для католиков. Всякие войны вела Россия, но крестовых походов у нас не было.
А еще важнее те существенные отличия в проведении политики по отношению к покоренным иноверцам на востоке, которые видны были уже во времена Ивана Грозного. Скажем, немецкий исследователь Рикарда Вульпиус – крупнейший современный специалист по российским имперским практикам, у которого нет никаких оснований приукрашивать наше прошлое, – отмечала, что, скажем, для Ивана Грозного «было важнее контролировать элиту казанских татар, обеспечивать ее послушание, чем следить за тем, чтобы она сохраняла свою новую (христианскую – ДТ) веру». И после грозного царя государственный прагматизм (главное, чтобы подати в казну платили!) у русских государей обычно доминировал над религиозным мессианством. Поэтому, в частности, в нашей империи наряду с православием на больших территориях сохранялся ислам, тогда как, скажем, в Испании инквизиция чрезвычайно настойчиво добивалась решения своих мессианских задач.
Другой момент, «разделивший нас с Заостровцевым», состоит в том, что по мнению оппонента, говоря об альтернативных путях развития России, которым в книге в целом уделено большое внимание, я не обращаюсь к Смутному времени, когда Московское государство было близко к принятию польской модели политического развития, хоть и не со столь широким представительством, как у поляков. На самом деле в наших давних спорах с Андреем Павловичем я неоднократно напоминал ему о своеобразной русской «хартии вольностей», которую подписал царь Василий Шуйский, и о том, сколь похожа она была на английскую Хартию, венгерскую «Золотую буллу» и польские Кошицкие привилеи. Если те наши споры подзабылись, то мои аргументы можно посмотреть в «Русской ловушке» (стр. 243 – 248). А вот в книге «Пути России от Ельцина до Батыя» я не исследовал эту проблему, как реальную альтернативу русскому абсолютизму, поскольку слишком уж сильно наше государство отличалось от Польши, Англии или Венгрии (в этом мы с Заостровцевым сходимся). Но зато сильно походило в смысле развития абсолютизма на Францию, Пруссию и Кастилию – крупнейшие европейские страны, в которых всякие вольности были пресечены (что Андрей Павлович, как мне кажется, недоучитывает).
