9459
Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых... но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это... Канал принимает сообщения. Рекламу не беру, никакую, на запрос даже отвечать не стану.
Я созвал гостей. Среди них было двое журналистов из "Пароходства", рабочие, как и я, люди, их жены и двое литераторов. Один – молодой, поражавший меня тем, что с недосягаемой ловкостью писал рассказы, и другой – пожилой, видавший виды человек, оказавшийся при более близком знакомстве ужасною сволочью.
В один вечер я прочитал примерно четверть своего романа.
Жены до того осовели от чтения, что я стал испытывать угрызения совести. Но журналисты и литераторы оказались людьми прочными. Суждения их были братски искренни, довольно суровы и, как теперь понимаю, справедливы.
– Язык! – вскрикивал литератор (тот, который оказался сволочью). – Язык, главное! Язык никуда не годится.
Он выпил большую рюмку водки, проглотил сардинку. Я налил ему вторую. Он ее выпил, закусил куском колбасы.
– Метафора! – кричал закусивший.
– Да, – вежливо подтвердил молодой литератор, – бедноват язык.
Журналисты ничего не сказали, но сочувственно кивнули, выпили. Дамы не кивали, не говорили, начисто отказались от купленного специально для них портвейна и выпили водки.
– Да как же ему не быть бедноватым, – вскрикивал пожилой, – метафора не собака, прошу это заметить! Без нее голо! Голо! Голо! Запомните это, старик!
Слово "старик" явно относилось ко мне. Я похолодел.
Расходясь, условились опять прийти ко мне. И через неделю опять были. Я прочитал вторую порцию. Вечер ознаменовался тем, что пожилой литератор выпил со мною совершенно неожиданно и против моей воли брудершафт и стал называть меня "Леонтьич".
– Язык ни к черту! Но занятно. Занятно, чтоб тебя черти разорвали (это меня)! – кричал пожилой, поедая студень, приготовленный Дусей.
На третьем вечере появился новый человек. Тоже литератор – с лицом злым и мефистофельским, косой на левый глаз, небритый. Сказал, что роман плохой, но изъявил желание слушать четвертую, и последнюю, часть. Была еще какая-то разведенная жена и один с гитарой в футляре. Я почерпнул много полезного для себя на данном вечере. Скромные мои товарищи из "Пароходства" попривыкли к разросшемуся обществу и высказали и свои мнения.
Один сказал, что семнадцатая глава растянута, другой, что характер Васеньки очерчен недостаточно выпукло. И то и другое было справедливо.
_____________________
Ужасною сволочью — сочетание полной и неполной формы в косвенном падеже, как можно!..
А только так и можно, и лучше нельзя.
С днём рожденья, Михаил Афанасьевич, с днём рожденья, самый любимый.
Два оборота стали попадаться в речи и в текстах всё чаще:
"Незадолго после того" и "в ближайшие дни" о прошлом.
Язык — вещь чуткая, что-то поехало массово в восприятии времени. Ну или контрамоты кругом.
And now for something completely different.
Сара Бернар спит в гробу.
Нет, не старообрядец строгого толка, не вампир. Просто нравилось.
Фотография Ашиля Меландри, около 1880. Собрание Библиотеки Маргерит Дюран.
Чуковский в "Высоком искусстве":
"Переводы величайшего русского переводчика Василия Андреевича Жуковского в большинстве случаев воспроизводят подлинник с изумительной точностью. Его язык так силен и богат, что кажется, нет таких трудностей, с которыми не мог бы он справиться. Пушкин называл Жуковского — «гений перевода». «…В бореньях с трудностью силач необычайный!» — говорил он о Жуковском в письме.
И все же система допускаемых им отклонений от подлинника тоже приводит к тому, что лицо переводимого автора подменяется порою лицом переводчика.
Когда, например, Жуковский в переводе трагедии Шиллера «Орлеанская дева» сделал из «чертовки» — «чародейку», а из «чертовой девки» — «коварную отступницу», это, конечно, могло показаться случайностью. Но, изучая все его переводы из страницы в страницу, мы убеждаемся, что такова его основная тенденция.
Все стихи, переведенные им, уже потому становились как бы собственными стихами Жуковского, что в них отражалась его тишайшая, выспренняя, благолепная, сентиментально-меланхолическая пуританская личность".
_________________________________
Как говорит мой папа, "только не хвали!".
Эзотерически мысливший дружочек моей юности говаривал, что в мире всё изоморфно всему, и потому всё — притча.
Вот, например, взять отношения с зелёной совой (тем, кто избежал, поясню, что это приложение для изучения языков). Сначала ты думаешь, что причиняешь себе пользу: не сериалы, чай, смотришь, не тупишь в энторнеты, язык учишь, мамина радость. Опять же, отрясаешь пыль с мозгов, не всё английский, это и не язык ведь, когда почти с рождения, надо упражняться, надо по десять тысяч шагов в день убегать от деменции. Да, подтверждает сова, кто делает с утра сундук, тот поступает мудро — и зарабатывает больше баллов.
Не успеешь оглянуться, уже привет участникам соревнований, собирай камешки, повышай лигу, получай значки! Пять правильных ответов, потрясающе, десять подряд, Зари, ты глянь, какие они там молодцы, я ими горжусь. Кто-то тобой гордится, хотя бы мультяшная зелёная сова и девочка в розовом комбинезоне, которую так легко себе представить ночью в гетто с учебником квантовой физики.
Но почему-то Ли Вань может набрать десять тысяч баллов за день, а ты не можешь. Просто Ли Вань упорный и старательный, а ты никогда ничего не доводишь до конца, вечно ищешь себе оправдание. У всех работа, у всех голова болит, все хотят погулять, пока погода хорошая, но вот Ли Вань опять чемпион алмазной лиги, в сотый раз, а ты что?..
И вот однажды ты сидишь в начале седьмого утра, составляешь фразу "Она сказала ему, что мы могли бы сказать ей, кто нам это сказал", — только глагольные времена куда сложнее, это тебе не русский, пытаешься произнести "лаборатория лепрозория" в микрофон так, чтобы это понравилось нарисованной бабушке, и думаешь: как дошёл я до жизни такой?
Прежде всего, это водопад. Эта пчела — наша. Те шоколадные печенья, которые ты ищешь, были хорошие, и я их уже съел. Две рыбы умерли. Я предпочитаю, чтобы студенты спрашивали преподавателя. Я хотела чёрную кошку, а ты мне дал белую, и я с тобой больше не разговариваю. А куда ты дел трупы? Отсюда до неба очень долгая дорога.
И всё это за двойные баллы, пока не пробило двенадцать, и сундук не превратился в тыкву.
Профессиональную аберрацию в карман не спрячешь. Смотрю сериал, в котором подростки работают охотниками на привидений — специфика тамошней реальности, с взрослением дар восприятия потустороннего пропадает. Две героини обсуждают своего начальника, тот взрослый, таковы правила. "А знаешь, — спрашивает одна, — почему он всегда таскает с собой эту серебряную фляжку?" — "Нет". — "Cause it's the only way he'll ever trap any spirits".
Второй день кручу, как бы это ловчее перевести, но варианты писать не стану, можно развлекаться в комментах.
А сериал, Lockwood & Co., пока занятный, любителям годной готики есть, чему порадоваться. И не без Шекспира, что отдельно трогательно.
Вера в постижимую тайну ремесла, когда речь о письме, даже, позволим себе это мутное слово, писательстве, трогательна в своей бесплодности. Убери деепричастные обороты, не открывай фразу глаголом, начни все слова в предложении с разных букв, истреби "былы" и "сказалы", не ставь рядом, боже упаси в одном абзаце, однокоренные слова, продолжите этот ряд сами — и будет тебе щасте.
Нет, будет тебе синтетика, гладкопись, идентичное натуральному, скука. Выхолощенная правильность, серийный продукт выпускника писательских курсов.
У Гоголя тут читатель нашёл "это" и "этого" в одном предложении, а есть и периоды по две с лишним сотни слов, Булгаков считал. О Толстом и Достоевском промолчу. Набоков позволял себе оформлять диалог, о ужас, повторяющимися "сказал". А сам Булгаков-то использовал долгую форму прилагательного в творительном падеже с обычной формой существительного, как он мог!..
Но Даше и Дане сказали, что так нельзя, и они теперь пишут лучше всей русской литературы, вместе взятой.
Еще нужно сказать, что дамы города N отличались, подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка». Ни в каком случае нельзя было сказать: «этот стакан или эта тарелка воняет». И даже нельзя было сказать ничего такого, что бы подало намек на это, а говорили вместо того: «этот стакан нехорошо ведет себя» — или что-нибудь вроде этого. Чтоб еще более облагородить русский язык, половина почти слов была выброшена вовсе из разговора, и потому весьма часто было нужно прибегать к французскому языку, зато уж там, по-французски, другое дело: там позволялись такие слова, которые были гораздо пожестче упомянутых.
______________________________
Гоголь о том, почему в оригинале fuck можно, а в переводе матом нельзя.
О переводе инвективной лексики написаны километры, в спорах по поводу того, как её передавать, сломаны леса копий, но тема продолжает живейше трепетать.
Каждый раз эквивалент ищешь больше интонационный, чем лексический, это понятно, каждый раз прикидываешь, какова сила этой самой инвективы, нужно ли жечь глаголом, или можно так, ошпарить слегка.
Но ни при какой погоде, ни в коем случае не переводится англоязычное восклицание damn! русским "проклятие!".
Если, конечно, у вас герой не в кружевных манжетах и не при шпаге. Хотя и тогда, скорее всего, нет.
Оказывается, в конце прошлого года упал ясень Томаса Харди на кладбище при лондонской церкви Святого Панкратия — не могу я называть церковь Сент-Пэнкресс, у меня конвенциональность болит.
Это одна из старейших церквей Лондона, возможно, самая старая христианская церковь в городе, и кладбище при ней тоже старинное. Именно здесь, например, похоронена Мэри Уолстонкрафт, у её надгробия её дочь, Мэри Годвин, и юный Перси Биши Шелли сговаривались сбежать в Европу — Виктор Франкенштейн приветливо машет нам, стоя на пороге виллы Диодати.
А в середине 1860-х кладбище решили потеснить ради подъездных путей к вокзалу вот теперь уже Сент-Пэнкресс, и молодому помощнику архитектора Томасу Харди, будущему писателю, поручили что-то сделать с надгробиями.
Выбросить плиты на свалку Харди не мог, он стащил их к старому ясеню, росшему на кладбище, и вкопал вокруг в несколько рядов — то ли чешуя, то ли лепестки. Ясень стоял полтора столетия, болел, а в конце декабря 2022 упал, и больше его нет.
От всего остаются лишь слова, хотя кажется, что могучие деревья и камни надёжнее. И фотографии, да, фотографии, спасибо Ньепсу и Араго за то, что научили человечество улавливать свет, мгновение, мимолётность, которой оборачивается всё, представляющееся если не вечным, то долгим.
Институт редактуры умер, к несчастью, весь — повсеместно.
Когда у одного переводимого автора в марокканских садах XVII века росла бугенвиллея, я скрипела зубами и просила разрешения поменять на гибискус, потому что бугенвиллею привезли в Старый Свет в 1768 году, и то, что теперь она обильно растёт по всему Средиземноморью, этого, увы, не меняет. Когда другой автор, писавший, не хухры-мухры, о становлении МИ-5, называл браунинг revolver, я, не спросясь, писала "пистолет", я девочка, мне можно.
А в недавней работе школьники прежних лет латинские глаголы "склоняют". То есть, так и сказано, declension of Latin verbs, хотя "спряжение" будет вовсе даже conjugation. Будем считать, что переводчик, как им это свойственно, неправильно перевёл, и глаголы в итоге спрягают.
Нет, понимаю, всем плевать, важно, поженятся герои, или нет, просто вздыхаю.
Не люблю кино про космос, если это не сказка типа "Звёздных войн" или "Стражей галактики".
Терпеть не могу кино про врачей, поскольку слишком люблю и знаю врачей настоящих, из жизни.
В результате кино про врачей, космос и врача в космосе меня так захватило и потащило, что, только выйдя из зала, я поняла, что оно шло три часа.
"Вызов", вчера были на премьере. Праздник и счастье не выцвели до сих пор, обязательно пересмотрю потом. Огромный, выверенный и отлаженный эпос, где все эпические механизмы работают на своём месте, как надо. Работает — не трогай. Вот тебе один канонический ход, а вот другой, жили-были, долго ли, коротко ли, и к нему обратила крылатые речи; иначе это не делается, читатель-зритель-слушатель должен узнавать. Узнавать и радоваться: мир по-прежнему устроен правильно, несмотря ни на что.
На "Вызове" радуешься. Внятности, ясности, чистоте рисунка, шуткам, удачно разбросанным в стратегических местах, как волшебные кувшинчики в компьютерной игре. Тому, что надеяться на хорошее, на то, что мы — те единые "мы", которые только в эпосе включают в себя и рассказчика, и адресата рассказа — справимся, надеяться — можно, нужно, как бы ни кривило губы взрослое знание жизни. Если вам этого не хватало, как мне, вам сюда.
И отдельно: оказывается, если не показывать суррровую ррромантику космоса, если показывать его работу, быт, так, чтобы зритель не единожды про себя возблагодарил мироздание, что не он с этим дело имеет, возникает какая-то подлинная, без патетики, красота. Просыпается, активируется в тебе то, что держит связь с недосягаемым ТАМ — она в "Вызове" наглядна, линия прочерчена многократно: звёзды — Земля, взгляд с Земли — звёзды.
Нет, я знаю, что многим не понравится, по самым разным причинам. Что именно то, что тронуло меня, кого-то будет раздражать.
И потому ещё больше благодарна кому-то ТАМ за способность увидеть, ощутить и откликнуться. За то, что во мне оно есть.
Да, конечно — только большой экран. Такого эффекта присутствия телевизор и монитор не дадут, люди ради него в космос летали.
Нейросеть иногда помимо себя прекрасна. Запрос: Гагарин видит Бога.
Читать полностью…
Галерея Тейт показывает недавнее приобретение, "Фонарь рыбачки" Марианны Стоукс, 1899 года.
Читать полностью…
Шекспировский розыгрыш от TheatreHD и издательства «Дом историй»!
В онлайн-кинотеатре TheatreHD можно посмотреть современные и классические постановки шекспировских пьес в оригинале с русскими субтитрами. А в издательстве «Дом историй» вышла дивная книга «Словно мы злодеи» М.Л. Рио в новом переводе Екатерины Ракитиной. Чем не повод разыграть отличные призы, посвящённые Великому барду?
Вместе мы дарим два набора подарков:
🔸 Книгу «Словно мы злодеи» от издательства «Дом историй»
🔸 Промокод на просмотр пяти спектаклей из специального абонемента TheatreHD, в котором собраны постановки, упоминаемые в книге!
Для участия в розыгрыше проверьте подписку на оба канала, нажмите кнопку «Участвовать», а затем следуйте инструкции бота.
В абонемент TheatreHD входят следующие постановки: Макбет (театр «Глобус»), Юлий Цезарь (театр «Глобус»), Ромео и Джульетта (RSC), Король Лир (RSC), Зимняя сказка (театр «Глобус»).
Отправка книги только по РФ.
Участников: 231
Призовых мест: 2
Дата розыгрыша: 15:00, 19.05.2023 (8 дней)
Обещала выложить запись наших чтений "Юлия Цезаря" — выкладываю.
Не видео, потому что вторую часть Скайп самовольно прекратил записывать за пару сцен до конца, полный вариант существует только благодаря тому, что один из участников писал звук и любезно поделился записью. Да и смотреть там особо не на что было, а так нас можно слушать, моя посуду или гуляя с собакой. Эфир живой, не взыщите: то чьи-то дети гомонят на фоне, то машины шумят, но слышно хорошо, я проверила.
В помощь всем, кто, читая "Злодеев", думал, что надо бы поближе познакомиться с шекспировским "Цезарем", и всем, у кого руки не доходили до этой трагедии.
Там же у Чуковского о переводизмах:
Синтаксис оригинала <...> не должен владеть переводчиком; переводчик должен свободно владеть синтаксисом своего родного языка.
В самом деле, нельзя же писать:
«Он шел с глазами, опущенными в землю, и с руками, сложенными на груди».
«Он был похож на испанца со своей смуглой кожей».
«Грум выглядел франтом со своими драповыми гетрами и его круглым лицом».
Все это обороты не русские. К сожалению, они издавна превратились в бытовое явление. <...>
Вообще в нашей литературе выработался особый, условный переводческий язык, который с подлинным русским языком не имеет ничего общего.
<...>
Русскому синтаксису свойственно заменять притяжательное местоимение личным (с предлогами у или к или без всякого предлога, в дательном падеже). Многие переводчики игнорируют эту форму и пишут:
«Ее глаза зелены…», «Я еду на свою родину…», «Вы почти оторвали мою руку…»
Тогда как по-русски надлежало сказать:
«У нее зеленые глаза…», «Я еду к себе на родину…», «Вы чуть не оторвали мне руку…».
У многих переводчиков встречаются и такие обороты:
«Я мог бы спасти его, но у меня не хватило мужества сделать это».
«Он относится к нам хорошо. Не могу понять, почему он делает это».
Между тем без двух последних слов фраза звучит изящнее и более по-русски:
«Я мог бы спасти его, но у меня не хватило мужества».
«Он относится к нам хорошо… Не могу понять почему».
______________________________
За сто лет, прошедших с тех пор, как Чуковский заинтересовался темой, — он начал всерьёз заниматься проблемой перевода после спора с Гумилёвым на заседании редколлегии "Всемирной литературы" в ноябре 1918 года, хотя писал об этом и раньше — переводизмы заселили тексты, изначально написанные по-русски, хуже борщевика.
И так же не выводятся.
Дорогие вновь пришедшие, у меня не опрятный профессиональный канал переводчика про перевод, учтите. Я — бессистемное трепло, в прошлом преподаватель истории зарубежной литературы, что сказывается, люблю массуху, не обладаю изысканным вкусом и склонна валять дурака.
Пользы решительно никакой.
Если мысленно отступить на шаг от инструкций по правильному письму и взглянуть на то, как оно вообще, обнаружится, что мир в последние годы взалкал инструкций с небывалой силой. И ладно бы по собственноручной смене смесителя или приготовлению яйца-пашот, по тому, что превращается при попытке делать по правилам в заведомую гальванизированную мертвечину — по любым формам человеческого взаимодействия.
Дай мне прастихоспади мануал, универсальный ключ, карточку лото, — нет, мы не будем называть это "бинго", мы играли в лото на дачной веранде в дождь, мы знаем, что такое "гуси-лебеди" и "ем один" — сведём всё к простым процедурам, чтобы как-у-людей, готовое, а не совместные пробы и ошибки, не личный опыт, от которого, мировая литература не даст соврать, одни страдания.
And it would look 'very nice', как говаривал мой любимый мальчик, Зуи Гласс.
Интересное заметила. Молодые читатели "Злодеев" пишут, что "текст оформлен как сценарий" — про те фрагменты книги, где в диалогах указано, кто произносит реплику, в её начале, с двоеточием, а не "сказал Ричард", как обычно, после самих слов.
То есть, персонажи "разыгрывают пьесы Шекспира", это тоже все так или иначе упоминают, но, когда повествование превращается в собственно пьесу, приобретает вид драматургического текста, это автоматически называется "сценарием". Хотя дело происходит в театре, какой сценарий.
Занятная смена восприятия.
В пятой сцене первого действия, рассказывая Гамлету о том, как было совершено убийство, Призрак говорит, что не получил отпущения и не причастился, почему и оказался в аду по грехам, и сам себя прерывает восклицанием:
O, horrible! O, horrible! most horrible!
В сценической редакции Гаррика эта реплика отдана принцу, он разбивает ею довольно длинный монолог Призрака — чисто театральная логика здесь есть, исполнителю роли Гамлета во время речи Призрака делать на сцене решительно нечего, разве что бешено вращать глазами и заламывать руки, а этого не хочется. Но в академическом тексте ужасается покойный король, поэтому в наших переводах эти слова по большей части включены в его монолог.
Английские слова, как известно, короче русских, в пятистопный ямб их лезет больше. Поэтому, первым переводя "Гамлета" целиком в 1828 году, Михаил Вронченко чуть сократил реплику: "Ужасно, о ужасно!".
В 1844 Андрей Кронеберг аккуратно укладывает восклицание призрака в русскую строку: "Ужасно! о, ужасно! О, ужасно!". Не "очень", но трижды ужасно.
Михаил Загуляев в 1851: "О! страшно, страшно, страшно несказанно!..". Ну, тоже вполне допустимо.
Николай Кетчер в прозаическом переводе 1873 года выбирает тот же вариант: "О, страшно, страшно, страшно!"; Александр Соколовский в 1894 тоже: "О! страшно! страшно! страшно!".
Но ещё в 1837 году Михаил Полевой — чей "Гамлет" по-русски встроился в культурную память намертво, этот перевод в XIX веке ставили чаще всего — вбил в голову последующих переводчиков гвоздь-двухсотку:
"О, ужас, ужас, ужас!".
У Николая Маклакова в 1880: "О ужас! ужас! невместимый ужас!.."; у Петра Гнедича в 1891 (у него, кстати, эту реплику произносит Гамлет, как в редакции Гаррика): "О, ужас, ужас! Несказанный ужас!"; прозаический перевод Павла Каншина 1893: "О, ужас, ужас, ужас!".
Дмитрий Аверкиев в 1894 году слегка выбивается из общего хора: "Ужасно! О, ужасно! как ужасно!" — но лишь слегка, и он один.
У Николая Россова в 1907, тоже Гамлет, а не Призрак: "О ужас, ужас, несказанный ужас!"; у КР в 1912: "О, ужас, ужас! О, невыразимый ужас!"; у Лозинского, да, даже у него, в 1933: "О ужас! Ужас! О великий ужас!"; у Анны Радловой в 1937: "О ужас, ужас, величайший ужас!"; у Пастернака в 1941: "О ужас, ужас, ужас!"; у Виталия Раппопорта в 199: "О, ужас, ужас, что за ужас!".
Страшным усилием воли Виталий Поплавский (2001) уходит от этого "ужаса", но и от Шекспира заодно: "Не ведал мир подобного злодейства".
Но гвоздь-двухсотку из головы просто так не выковыряешь. Андрей Чернов в 2003: "О ужас, Гамлет, ужас!"; Игорь Пешков, тоже 2003: "О ужас! Ужас! Ужас без конца!"; Анатолий Агроскин, в чудовищном рифмованном переводе-пересказе, где всё раздуто втрое против оригинала, видимо, для равновесия: "Ужасно!"; Юрий Лифшиц в 2017: "О ужас! О ужас, ужас!".
То есть, привычно произнося: "Ну, ужас — но не ужас, ужас, ужас", — вы цитируете "Гамлета", который прихотливыми путями культурной памяти просочился в анекдот, поздравляю вас.
И с днём Шекспира тоже поздравляю, конечно.
Красивую именинницу Шарлотту Бронте из Национальной галереи портретов вам.
Читать полностью…
В разговорах по поводу давешней записи об упадке и разрушении института редактуры всплыло интересное. Люди, дескать, ошибаются, ачотакова, сама, вон, тоже не без греха, а туда же, критикует.
Разумеется, я не без греха. В том самом романе, где в марокканских садах цвела зачем-то в семнадцатом веке бугенвиллея, которую ещё ждать и ждать было по эту сторону Атлантики, я пару страниц в некотором затмении писала вместо "павлина" невозможнейшего "пингвина". Опомнилась, исправила при вычитке, а то-то было бы славно, пингвин-то в те же времена в северном полушарии!.. Что уж говорить о записях в телеге, которые строчишь на бегу, урывками, с телефона, помешивая что-нибудь на плите. Тут не только пингвина не туда запихнёшь, тут Исидора Севильского с Варфоломеем Английским попутаешь, а Кассия с Каской.
Дело, однако, в том, что работа над книжкой предполагает вычитывание и, соответственно, пере-читывание сперва самим автором, потом редактор(ом/ами), потом сверку и согласование, и только потом двигателем передачу корректору.
И если злосчастную бугенвиллею могут зевнуть все вовлечённые стороны, — я сама её отловила лишь потому, что мне ужасно не нравилось в речи рассказчика, учёного евнуха при султанском дворе семнадцатого столетия, слово бу-ген-вил-лея, и я пошла поискать, не называется ли это прекрасное растение как-нибудь ещё, ну, как гладиолус "шпажником", и внезапно обнаружилось — так вот, если бугенвиллею, чтоб она была здорова, можно просто не заметить по привычности в нынешнем средиземноморском пейзаже, то в случае с Санкт-Петербургом и Московским в нём вокзалом в 1916 году всё уже куда печальнее. Тем более, что книга претендует на документальность, не Grishaverse какой, исторический нонфик про разведку.
И уж вовсе удручают нестыковки текстовые, не требующие специального знания совсем, требующие лишь внимательного перечитывания. Если у тебя героиня накинула пальто и выскочила на крыльцо, зачем ей герой в следующем абзаце говорит, чтобы шла в дом, холодно в одной футболке? Если персонажи стоят в темноте, как один понимает, что другой поморщился? Если герой встал на четвереньки, чтобы заглянуть под кровать, каким образом у него подламываются колени при виде того, что там, под кроватью, лежит?
Люди ошибаются, разумеется.
Печаль не в этом, а в том, что не пытаются исправить ошибки, не пытаются их даже найти. Или не могут, что ещё печальнее.
Давным-давно задолжала пост про шекспировские цитаты в заглавиях и их судьбу при переводе. Сегодня попробую частично долг вернуть.
Роман Брэдбери Something Wicked This Way Comes (1962), как известно всем интересующимся, назван цитатой из первой сцены четвёртого действия "Макбета". Это реплика одной из ведьм, заваривших то самое зелье, которое double, double, toil and trouble. Ведьмы ждут свершения зла и ждут прихода Макбета, и вот —
By the pricking of my thumbs
Something wicked this way comes.
Судя по тому, как у меня закололо большие пальцы, приближается что-то дурное (злое, зловещее и т.д.).
Я уже писала о том, что ведьмы у Шекспира говорят не по-людски, не ямбом, а хореем, пританцовывают даже в речи. Вот и здесь то же самое, это такая бормоталка, на которую по иронии мироздания и языка больше всего похоже русское детское "колдуй, баба, колдуй, дед, колдуй, серенький медвед(ь)".
Александр Гаврилович Ротчев, — последний правитель колонии Форт Росс и вообще человек примечательный, поинтересуйтесь, — в 1830 году первым переведший "Макбета" на русский по заказу Дирекции императорских театров, пренебрёг и размером, и эквилинеарностью, тогда такие вольности были в порядке вещей. У него ведьма говорит:
Что мизинец мой зудит?
Точно: будет он здесь скоро!
Отопритесь все затворы —
Посмотрите кто стучит!
Но всего через три года за "Макбета" возьмётся Михаил Вронченко, человек военный, с математическим строгим умом геодезиста и картографа, и мы получим двустишие, которое превратится почти в канон:
Чу, мизинчик мой зудит,
Что-то злое к нам спешит.
Ну, поменял большой палец на мизинец, но размер сохранил, и рифму зудит-спешит намертво вбил в голову последующих переводчиков.
У Кронеберга в 1844: "Палец у меня зудит, Что-то злое к нам спешит"; у Цертелева в 1901: "В пальцах колет и зудит: Что-то злое к нам спешит"; у Соловьёва в 1903: "Палец у меня зудит, Что-то злое к нам спешит"; у Радловой в 1935: "Палец у меня зудит, Что-то грешное спешит".
Когда переводчики пытаются обойти это "зудит-спешит", получается иной раз такое, что лучше бы не пытались.
продолжение
Это один из любимых моих сюжетов у человечества.
Ещё до зари — в сущей тьме — женщины выходят из дома, захватив всё необходимое, у них дело. Так получилось, что в этом мире у женщин любая беда — ещё и дело, всех нужно встретить, накормить, за всеми помыть, не забыть ничего, собрать заранее на завтра, чтобы поутру не перебудить отплакавший своё и уснувший дом. Что бы ни было, надо встать затемно и двигать мир, где толкая, где волоком, не потому что хочется, но потому что привычка, выучка, арматура, которая стоит, даже когда всё обрушилось.
И вот они идут, коротко переговариваются, кутаются в траурные покрывала от рассветного холода, и нет в мире ничего, кроме горя.
Есть — и сейчас они об этом узнают.
Минутка самолюбования на нашем канале. По-моему, мне идёт синий.
Читать полностью…
Два на моей памяти возникших в русском множественных числа мучительны, как битое стекло в ботинке: "маты" — не те, что гимнастические, те, что инвективная лексика — и "смыслы". "Употреблять маты" — это в лучшем случае делать на них упражнения, в худшем — есть их с голодухи, если они кожаные. "Говорить с матами" — попытка подражания Франциску Ассизскому и Антонию Падуанскому, репетиция важной речи нервным оратором, или, вероятнее и печальнее, манифестация беспокойного нездорового ума.
Что до "смыслов"...
Тот самый случай, когда, как говаривал (о другом) друг моей юности, много — меньше, чем один.
Отзывы на "Злодеев" помогли сформулировать давнее ощущение. Если брать полярные точки зрения, то получится, что "плохую книжку никаким переводом не спасёшь", а "хорошую книжку никаким переводом не испортишь"; беру в кавычки, поскольку суждения, как можно понять, не мои.
То есть, довольно значительная часть наших читателей приравнивает книгу не к сюжету даже, к фабуле. А остальное, дескать, рюшечки, ими можно пренебречь. Отдельные знатоки и ценители посчитают "былы" и "сказалы" на развороте и хмыкнут либо презрительно, либо снисходительно, но это дальний предел, последний рубеж, дальше суть драконе.
Не то чтобы я раньше этого не знала. Просто каждый раз — как впервые.
