9459
Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых... но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это... Канал принимает сообщения. Рекламу не беру, никакую, на запрос даже отвечать не стану.
#осеннее_ночное_радио встречает равноденствие задумчивой арией Иоганна Филиппа Кригера "Одиночество" из кантаты "Усмирённая ревность, или Кефал и Прокрида".
Дивное меццо Мария Вайс не только поёт, но и ходит по лесу, валяется с книжкой и сидит за столом одинаково волшебно. Помогают ей в этом лютнист Лука Пьянка и виолончелист Игорь Бобович из ансамбля 1607.
#осеннее_ночное_радио готовится к равноденствию с Оноре д'Амбрюи и его арией Le doux silence de nos bois. Она, конечно, о весне, но какая разница, можно напевать или насвистывать, когда будете завтра гулять по этим самым лесам в приятной тишине.
Джеймс Риз и Брэндон Экер на лютне.
Как правило, попытки сдвинуть барокко в сторону других стилей, спеть неакадемическим голосом, вызывают у меня тихое раздражение: испортили хар-ррошую вещь.
Но эту обыкновенно-красивую в оперном исполнении арию из "Прозерпины" Люлли перевод на другой музыкальный язык превращает в нечто совсем новое. Хрупкое, очень человеческое.
О милая моя свобода, как ты была хороша. Должна ли я утратить тебя навеки? Душа моя поражена болью, любовью и страхом.
У Люлли это четвёртый акт, Прозерпина уходит в мир теней и прощается с девичеством. Но мир устроен так, что она с тех пор лишь возвращается домой дважды в год, то к матери, то к Аиду/Плутону. Как раз сейчас она вновь становится той богиней, к которой взывал, глядя на Луну, бедный Луций:
...натиск злых духов смиряешь и над подземными темницами властвуешь, по различным рощам бродишь, разные поклонения принимая; о Прозерпина, женственным сиянием своим каждый дом освещающая, влажными лучами питающая весёлые посевы и, когда скрывается солнце, неверный свет свой нам проливающая; как бы ты ни именовалась, каким бы обрядом, в каком бы обличии ни надлежало чтить тебя, — в крайних моих невзгодах ныне приди мне на помощь, судьбу шаткую поддержи, прекрати жестокие беды, пошли мне отдохновение и покой; достаточно было страданий, достаточно было скитаний.
Sit satis laborum, sit satis periculorum.
Жан-Батист Люлли, Ma chère liberté, Рита Мария и Филипе Рапозо, #осеннее_ночное_радио
#осеннее_ночное_радио нынче даёт космическую Мириам Фойерзингер с арией — для разнообразия — Кристофа Граупнера Seufzt und weint, ihr matten Augen из кантаты Ach Gott und Herr. Не всё же Баху отдуваться за космос.
Capricornus Consort Basel и Петер Бачи.
Давно известно, что поговорка про халву — сколько, дескать, ни говори — противоречит нашему устройству. Бессознательное не знает ни наклонений глагольных, ни времён, ему лишь назови — с него довольно, и организм, повинуясь, запускает механизм переживания названного как существующего; иначе не было бы у нас ни любви, ни политики, но нынче не о том.
Всё счастье мира заперто в нас, но код случаен, и всё, что открыло доступ, благословенно. Нет, можно дальновидно выжигать рецепторы электричеством или жидким азотом, верить только делам, желательно в трёх экземплярах, нотариально заверенным... но кто ж вам будет виноват, что счастье перецветёт в благополучие и перестанет радовать, как те поддельные шарики.
Музыка в этом отношении честна и безопасна. Обещала немного счастья — даёт. Джон Экклз к маске "Безумный любовник" по Джону Флетчеру, Марти Дэвис (скрипка), Джерри Фуллер (бас), Брэндон Экер (лютня), #осеннее_ночное_радио
15 сентября Вакуровские встречи представляют:
"Как сказал Шекспир..." — а кого мы цитируем, когда ссылаемся на Шекспира? Пахнет ли роза розой, что снится философии, и каков действительный курс коня? Обо всем этом и о многом другом поговорим на лекции "Шекспир этого не говорил".
Рассказывает переводчица, подготовившая в частности для встречи с русским читателем бестселлер М. Л. Рио "Словно мы злодеи", литературовед Екатерина Ракитина.
Саратов. "Территория кофе" (51.5281307,46.0514115,17z/data=!3m1!4b1!4m6!3m5!1s0x4114c725c9d0cfcb:0x171cedfece2a739f!8m2!3d51.5281307!4d46.0539864!16s%2Fg%2F11q26rd_2c?entry=ttu&g_ep=EgoyMDI1MDgzMC4wIKXMDSoASAFQAw%3D%3D">Московская, 9). 19.00.
Бронирование мест по телефону +7(917)023-19-54.
#вакуровскиевстречи
#осеннее_ночное_радио нынче даёт немножко Монтеверди, арию из "Коронации Поппеи". Oblivion soave, нежное забвение — колыбельная всем, кто взыскует покоя.
За несколько дней до того, как мир сошёл с рельсов и полетел неизвестно куда, в январе 2020, я, ошалев от львов, орлов и людей Санта-Мария-деи-Фрари, глянула вдруг под ноги — и увидела, что стою на надгробии Монтверди; всё понятно про смирение, велящее похоронить себя под полом, на ходу, но куда денешься от английской идиомы, описывающей внезапный необъяснимый холод и тоску, someone stepped on my grave.
Отпрыгнула, попятилась — только оно осталось и обернулось предсказанием. Если бы не музыка, нечего было бы ему противопоставить.
Соня Йончева, Cappella Mediterranea, Леонардо Гарсия Аларкон, обожаемый.
В 1954 году Одри Хепбёрн и Мел Феррер играли "Ундину" — не Фридриха Де Ла Мотт Фуке, конечно, пересказ Жана Жироду.
Рыцарь, роль которого исполнял Феррер, в исходном тексте звался Хульдбранд фон Рингштеттен. Жироду его зачем-то переименовал в Витгенштейна, да к тому же Ганса; даже не Йоханнеса.
Сам Де Ла Мотт Фуке при этом писал "Ундину" с оглядкой на средневековую повесть в стихах, где рыцаря зовут и вовсе Петером фон Штауфенбергом.
Впрочем, как бы ни звали бестолкового рыцаря, который сам не знает, чего хочет, — Руджеро, Ринальдо, да хоть Раймондин, их не перечесть — это всё равно история о фее воды, праматери всех лебединых дев и русалочек с разбитым сердцем.
Одри, кажется, и сама из этого племени.
#осеннее_ночное_радио сегодня без философских оборочек, просто про музыку. Выйти в свежую предосеннюю темноту, найти надёжную звезду — и. Останусь в своём лесочке, как соловей.
Алессандро Скарлатти, Карло Вистоли, Паоло Занзу и Le Stagione, Staró nel mio boschetto.
Аутентисты-архивисты, начавшие играть барокко как барокко, а не как, в лучшем случае, венский классицизм, конечно, заслужили конный памятник чистого золота. Именно благодаря им барокко заново пустило корни в живой реальности, и стало возможно задуматься: может, его можно играть не как музейный экспонат? Не как больного в реанимации, но прямо вот бегом, полнокровно, а то и, обереги бог, в танце?
Можно, можно.
Барокко всех романтиков пережило и нас переживёт. Хотите, упирайте скрипки под ключицу, не поверх неё, хотите, вяжите струны из кишок, хотите — ничего такого не делайте, просто вложитесь всеми собой в то, за что взялись, а уж оно потащит.
Для всех тех, кто верит в восходящий поток и доверяет ему, #осеннее_ночное_радио сегодня даёт немножко Пёрселла, хрестоматийную арию Strike the Viol из "Оды на день рожденья королевы Марии II". Les Musiciens de Saint-Julien и прекрасный Тим Мид, как птица поёт.
Давно собиралась сказать и о Грэе, раз уж заговорила об Ассоль — когда же, как не в день рожденья Грина.
Мне под постом про чаяние алых парусов писали, что Грэй лучше, потому что мальчик действует, а не сидит в ожидании, когда с ним сбудется судьба. Чудеса своими руками, вот это вот всё.
Удивительно, что все помнят слова капитана, пусть и вырванные из целостной речи, но начисто забывают смысл сказанного:
"Вы видите, как тесно сплетены здесь судьба, воля и свойство характеров; я прихожу к той, которая ждёт и может ждать только меня, я же не хочу никого другого, кроме неё, может быть именно потому, что благодаря ей я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное — получить дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения — чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя".
Казалось бы, зачем Артуру Грэю новая душа, чем плоха та, с которой он родился, странная летящая, как её определяет Грин? Ведь это она толкает мальчика замазать гвозди в руках и ногах распятого Христа голубой малярной краской, плеснуть на руку кипящим бульоном, чтобы понять, как больно обварившейся служанке, она указывает ему корабль на картине и ведёт в море и ветер, она, в конце концов, делает из щенка капитана, а старый Гоп лишь довершает чистовую отделку.
Но эта душа, именно потому, что она такая, взыскует чуда, подлинного пробуждения к смыслу, обновления, ответа на саму себя, иначе так и останется вопросом, стремлением соединиться с миром; прекрасным, но недостаточным.
Как ни удивительно, смысл есть у Ассоль. Она живёт им и в нём, она знает его так безотчётно, как знаешь, что тебе тепло или холодно. Угольщик об этом рассказывает Грэю в трактире, помните?
— Я тебе что скажу, — говорит она и держится за моё плечо, как муха за колокольню, моя работа не скучная, только всё хочется придумать особенное. Я, — говорит, — так хочу изловчиться, чтобы у меня на доске сама плавала лодка, а гребцы гребли бы по-настоящему; потом они пристают к берегу, отдают причал и честь-честью, точно живые, сядут на берегу закусывать". Я, это, захохотал, мне, стало быть, смешно стало. Я говорю: — "Ну, Ассоль, это ведь такое твоё дело, и мысли поэтому у тебя такие, а вокруг посмотри: все в работе, как в драке". — "Нет, — говорит она, — я знаю, что знаю. Когда рыбак ловит рыбу, он думает, что поймает большую рыбу, какой никто не ловил". — "Ну, а я?" — "А ты? — смеется она, — ты, верно, когда наваливаешь углём корзину, то думаешь, что она зацветёт". Вот какое слово она сказала! В ту же минуту дёрнуло меня, сознаюсь, посмотреть на пустую корзину, и так мне вошло в глаза, будто из прутьев поползли почки; лопнули эти почки, брызнуло по корзине листом и пропало.
Только после этого рассказа, а вовсе не надев из очарованности мгновением кольцо на мизинец спящей Ассоль, Грэй принимает решение. Вернее, понимает, ради чего всё выстроилось так, как выстроилось, куда летела его странная душа, какого дела искала. И, выйдя на улицу, подставляет ладонь солнцу, как когда-то мальчишкой в винном погребе: вот он, рай, он у меня прямо тут.
Девочка, однажды спустившая на воду игрушечный корабль с алыми парусами, напомнила, как это бывает.
Можно сколько угодно кривить взрослое лицо и пытаться мозолистой пошлостью, выдаваемой обычно за опыт и здравый смысл, отбиться от того, что так бывает. Жители Каперны, уверена, так и сделали.
Дева Астрея возвращается — и с ней возвращается до Самайна в эфир #осеннее_ночное_радио
Начнём с любимого: Антуан Боэссе, Nos esprits libres et contents, Филипп Жарусски и L'Arpeggiata.
В этой фотографии с ярмарки "Палитра ремёсел" в Саратове удивительным образом сошлось столько прастихоспади смыслов, что я даже не знаю, с какого начать.
Долгое время скитался, и однажды, больной и голодный, пришёл к нам.
Я всё никак не привыкну, что теперь это умеет телефон. Что не надо таскать с собой тяжёлую камеру и рюкзак с объективами, ещё тяжелее, чтобы поймать мгновение, не убив его, как бабочку в кулаке; да и ловить не надо, подставь палец — сядет, щекотнув лапками.
Сколько раз я, выученная снимать на плёночном ещё аппарате, — и это был таки ап-па-рат, не камера даже! — радовалась, что на цифре можно не беречь плёнку, просто стирать неудачные кадры. Если бы ещё даже беззеркалки не весили с оптикой, как чугунный мост, если бы можно было всегда держать камеру при себе, хоть на прогулке, хоть где!..
Ну — пожалуйста.
Пусть будет немножко летней Москвы в режиме summertime sadness. Да, лица попадают в кадр, но меня извиняет то, что я всеми своими невольными моделями любовалась.
Ольга Борисовна Сиротинина умерла.
Светлая память.
Помянула шекспировских не-людей, говорящих хореем, ну так вытащу к равноденствию старенькое про ведьм в "Макбете".
То, что ведьмы, которых встречают Макбет и Банко, суть создания не из этого мира, понятно уже с первых строк, с самой первой сцены первого действия, когда ведьмы появляются на сцене. С них трагедия, собственно, и начинается, и сразу становится ясно, что у неё не вполне человеческое измерение.
Дело в том, что ведьмы «Макбета» говорят не как люди шекспировского мира: не ямбом, а наоборот — хореем. У нечистой силы всё шиворот-навыворот, она леворукая, застегивается не на ту сторону и перекидывается спиной вперёд. Ямб легко ложится на дыхание и сердечный ритм, это прекрасно показывала великая Фиона Шоу, отстукивая шекспировские монологи ладонью по груди, он чисто физиологически соприроден человеку. А хорей — пляска, он этимологически в родстве с хореей, непроизвольными движениями при некоторых болезнях, оба эти слова восходят к греческому χορεῖος, «плясовой».
Ведьмы у Шекспира пляшут, даже на словах. Речь их звучит, как шаманский бубен, заставляет пристукивать ногой в такт, вовлекает в хоровод и отключает личное в пользу общего. Судите сами, это первые их реплики, для примера достаточно:
First Witch. When shall we three meet again
In thunder, lightning, or in rain?
Second Witch. When the hurlyburly's done,
When the battle's lost and won.
Third Witch. That will be ere the set of sun.
Тáм-та-тáм-та-тáм-та-тáм!..
Дам самый простой подстрочник, чтобы видно было, какая это засада для переводчика:
Когда мы трое встретимся снова
Среди грома, молнии, или в дождь?
Когда суматоха закончится,
Когда битва будет проиграна и выиграна.
То будет до захода солнца.
Первая строка рифмуется со второй, третья, четвёртая и пятая — между собой.
Дальше.
Немножко про Набокова и, как водится, Шекспира.
Читать полностью…
— На мне костюм династии Тан, — старательно выговаривает по-русски китайская танцовщица. Прикладывает руку к вышитому поясу. — Это цветок, называется "пион", очень красивый. Значит развитие общества и экономики.
Я вздрагиваю, потом до меня доходит: благоденствие и процветание.
Контекст, выбор лексики, азы нашего ремесла.
В 1981 году Томас Килрой написал вариацию на чеховскую "Чайку", перенеся действие в Ирландию конца XIX века. Тригорина (которого у Килроя зовут мистером Эстоном) играл Алан Рикман, это роль, переписанная им от руки.
Если вдруг вам нужна была сто двадцать первая причина обожать Алана Рикмана, светлая ему память.
Che si può fare, спрашивает сегодня #осеннее_ночное_радио вместе с Барбарой Строцци, в XVII веке написавшей эту вещь, и невероятной Марианой Флорес, которая её поёт.
Что я могу сделать? Что мне делать? Что поделаешь — со звёздами в которых жалости нет, с небом, со своим мучением?
Cappella Mediterranea и Леонардо Гарсия Аларкон, обожаемый.
Двенадцать лет после ухода из университета я вольным шпильманом давала концерты в различных городах — и вот добралась до родины. Приходите, если вы в Саратове, и "Злодеев" приносите, если хотите автограф от переводчика.
Читать полностью…
Без Генделя #осеннее_ночное_радио не обходится, конечно. Тем более, что тут его поёт божественная Ромина Бассо.
"Se la bellezza" из "Триумфа Времени и Разочарования", Gabrieli Consort & Players, за пультом Пол Маккриш, обожаемый.
В эфире снова #осеннее_ночное_радио — с арией Sorte crudele d'amor m'allettò, жестокая судьба поманила меня любовью и т.д., неважно, можно просто слушать. А можно не слушать, найти в эфире что-то, что лично вам по сердцу, или вовсе пойти посмотреть в небо, нынче уже заходят Ауригиды.
Алессандро Страделла, Сильвия Фригато и ансамбль Mare Nostrum, дирижирует Андреа Де Карло.
из вконтактика, кажется важным, как говорила одна из утраченных любимых
К вопросу о средствах выражения.
Остаточный мой академизм требует засобачить сначала что-нибудь из актуального лексикона, а потом, через двоеточие, уже вот "к вопросу". Ну, не знаю, "то, что он токсичный нарцисс". Или "у нас были отношения, эмоции к тебе у меня ещё, можт, ещё немножко есть". Академизм уминаем коленом, говорим о действительно значимом.
Мне, во-первых, ужасно жалко бедных котяточек, у которых для всего, бушующего в теле, для новой жизни, для солнца и светил, есть лишь идентичный натуральному новояз с атнашениями и имоциями. Оно же никуда не делось, нейромедиаторы за тыщи лет не изменились, но теперь всё, что колотится в мозгу, светится в крови и поёт в сердце, есть лишь россыпь поп-психоложеского лего, из которого изволь сложить себе мир.
Во-вторых, я незыблемо верю в то, что средства выражения отражённым светом не только освещают, но и модифицируют выражаемое, означающее лепит означаемое, далее везде. То, что не имеет выражения болит, ещё болит, совсем болит — и отключается, мы устроены милосердно, у нас даже мышцы от предельного сдавления расслабляются.
Улица корчится, безъязыкая — а потом перестаёт. Солнце и светила как-то там сами, здоровый индивид выбирает себя и остаётся с собой, потому что из ничего, как известно, не выйдет ничего, а из себя можно бесконечно проецировать лишь себя, больше там ничего нет. Можно разговаривать с зеркалом, можно с очередным искусственным интеллектом, разницы особо никакой, это как в шахматы с собой играть.
Есть ещё в-третьих, и оно печальнее всего. Когда ставишь приложение, телефон показывает, сколько ему нужно памяти, и сколько у тебя есть. Чтобы поставить себе la vita nuova, нужно быть Данте — или хотя бы иметь место под установку Данте.
И тут мы упираемся в то, что отличает сознание от процессора. Чем площе и стандартизованнее средства выражения, чем меньше места они занимают, тем меньше полезный объём, тем скуднее запас. Перестань упражнять, — мозг, мышцу, чувство, речь, что угодно — оно радостно сдуется до простейшей функции, до набора карточек, до автоматизированного процесса.
Здесь мы садимся в позу примерного лотоса, ну хотя бы кувшинки, и медитируем на унификацию, стандартизацию и тотальный комфорт розовеньких гробиков матрицы. Не то чтобы мы считали себя просветлёнными, нет, по эту сторону свои погремушки, по ту — своё благополучие.
Что у нас есть? Созерцание врат несчётных утончённостей, сомнительная награда.
#осеннее_ночное_радио сегодня транслирует немножко чистой радости — и понимание того, что не стоит путать её с обещанием, стоит просто прожить, сколько дано, не тревожась и не загадывая.
Карло Паллавичино, Леа Дезандр, ансамбль Jupiter и Томас Данфорд, иди — беги, лети в мои объятия.
Попросили перенести из Вконтактика.
Любимые мои истории — о том, как мысли и образы отражаются друг в друге, окрашиваются в точке соприкосновения, уносят на бочках чужой пух, отпечатки и клочки значений, сливаются, заново делятся... в общем, откуда что взялось.
К полуночи Солнце переходит в знак Девы... стоп, начинается путаница. Солнце, разумеется, никуда не переходит, это Земля в годовом движении перемещается туда, откуда Солнце видится на фоне созвездия, назначенного ответственным за этот кусок календаря. Более того, с точки зрения астрономии это не Дева, до Девы Солнце доберётся только к 16 сентября, пока оно во Льве; что делать, прецессия, за тысячелетия Земля несколько поменяла положение.
Но в традиционном календаре конец лета-начало осени — время Девы, время девичье и женское; Канья в Индии, Аль-Адхра у арабов, Партенос у греков, все эти имена означают "дева", "девушка". Все видят в небе женщину, срезающую колосья или виноградные гроздья: Спика, Колос, альфа Девы, Виндемиатрикс или Альмуредин, Сборщица Винограда, её эпсилон. Сама ли это Деметра, дочь ли её Персефона, Эригона ли, или все они вместе, не так и важно. Важно, что пришло время собирать урожай, делать запасы на зиму, оценивать плоды своих трудов.
И здесь корзину у Девы Протригетрикс, Собирательницы Плодов, принимает Дева Астрея, Справедливость, оставившая людей с концом Золотого века, а после и вовсе покинувшая Землю. Ей судить, ей упорядочивать, ей разбирать, что куда. Нет, это не мёртвый порядок, не железная решётка правил, это естественное течение жизни, ясность и правда, которую ты, конечно, волен отрицать, да много ли сможешь, зажмурившись.
Справедливость не вполне равна Правосудию, хотя они и подменяют друг друга, когда дело доходит до аллегорий. Дева Астрея как раз воплощает справедливость, а сестра её и двойник, Дике, отвечает за суд и правосудие; вон, рядом с Астреей в небе её весы, вечный атрибут Правосудия Юстиции.
А по другую руку Астреи — Лев, смиряющий свой звериный пыл как раз с пришествием Девы. Кто сказал "аркан Сила", вон из класса!.. Сила здесь не карта таро, но одна из кардинальных добродетелей, она же Стойкость в традиционном христианском толковании. Та же внутренняя ясность в осознании правды, то же спокойное дыхание, с которым Астрея перебирает собранный урожай. И, конечно, на неё не может не падать отсвет той, кого в христианстве вспомнят первой при слове Дева; оттого она на средневековых миниатюрах так часто в небесном синем, самой дорогой краской написанном.
Сегодня Дева приходит в новолуние, в день завершения, за которым неизбежно начало, новый вдох и решение. Время посмотреть, что уродилось, что пригодится, что отсеется, и понять, что с этим делать.
Очень хочется написать "да пребудет с вами Сила"... а и напишу, кто мне запретит.
Дева из Часослова Луи Савойского, середины XV века.
Iam redit et Virgo, redeunt Saturnia regna.
Любимая моя Дева из итальянского часослова, хранящегося в Библиотеке Моргана. Предположительно её нарисовал Вентурино Меркати в 1470-1480 гг. в Милане.
Пятилетней давности запись, ковидная весна, но сейчас почему-то кажется важным повторить тогда сказанное.
Довольно интересная аберрация: большинство цитирующих тютчевского "Цицерона" автоматически говорит: "Блажен, кто посетил сей мир..." — а он в автографе-то не "блажен", он "счастлив".
"Блажен" впервые появляется в публикации альманаха "Денница" в 1831 году, но в 1836 году в пушкинском "Современнике", печатающем стихи с авторской тетради — "счастлив". И в 1854 году в "Современнике" же "счастлив". А в собрании 1913 года опять "блажен". Современные академические издания, разумеется, выбирают вариант автографа, но сейчас не об этом.
В "блажен" отчётливо слышны христианские μακάριος и beatus, особая связь с божественным промыслом, а если копнуть глубже, то и игра в пристенок с горацианским beatus ille qui procul negotiis, "блажен лишь тот, кто, суеты не ведая" в переводе Семёнова-Тян-Шанского. И, в общем, логика в том, что этот вариант в бытовой культурной памяти вытесняет авторский, есть: блажен — это не только благословен, это ещё и созерцательно-спокоен, вознесён над суетой роковых минут сознанием призванности.
Но у Тютчева всё равно лучше.
У Тютчева — счастье, участие, своя часть в пиру, зрелище и совете вершащих судьбы мироздания. Не просто наблюдение, не просто открытость опыту, но осознанное пропускание его через себя, со-трудничество, со-причастность. Звучит, конечно, корявее, чем "блажен", но Фёдор Иванович так несказанно крут, что корявости не боится, хотя и не конструирует её нарочно: чтобы отважиться на роскошное "зрелищ зритель", надо быть очень, очень уверенным в том, что говоришь.
Счастлив — счастлúв.
Это не имеет никакого отношения к благополучию, ага.
Когда мы третье-что-ли-курсниками разбирались на лексикологии с понятием семантического поля, мне, совсем желторотому, но уже переводчику, запала в душу история о словах, которые друг другом переводятся, но для носителей языка подразумевают совершенно разное смысловое наполнение. Русское "уютный" и голландское gezellig, в котором больше про приятное общение, чем про тепло и безопасность, например, или английское urgent, которое, конечно, "срочный, неотложный", но несёт в себе ещё и идею настойчивости, urgent может быть и тон, и голос, что на русский приходится переводить через другое поле.
Или, вот, по-русски по кому-то и от безделья одинаково скучают, а по-английски это разные вещи.
Русское "скучать" восходит к тому же звукоподражательному "кик/кук", от которого "кукушка" и "кикимора". Крик, пронзительный звук, плач — а от того, что милого сердцу человека рядом нет, или от того, что заняться нечем, неважно. Оттого скучать по утраченному в нашей культуре стыдновато: делом займись, чего разнылся.
По-английски же скука от безделья, boredom, от древнеанглийского borian, восходящего к протогерманской основе burōną и общему индоевропейскому корню bʰerH, означающему "бить, резать, пронзать"; у нас отсюда "бурить" и "бороть".
А когда скучают по человеку, времени или месту, тогда miss, от древнеанглийского "терять, утрачивать, терпеть неудачу". В основе там общее протогерманское missijaną "поступать неверно, промахиваться", а ещё глубже индоевропейское meyth, "менять, обменивать, убирать". К нему же восходит латинское mittere, "посылать, отправлять, отпускать".
Было — и нет.
Вот здесь же было, вот, а теперь нет, пусто.
Можно и поплакать, конечно, да толку.
Рыбникову восемьдесят.
Я долго не понимала, почему меня с детства так разрывает каждый раз на песне Звездочёта в финале нечаевской "Красной Шапочки". Пока, много что пережив, не поняла: потому что они в раю.
Волки съели Шапочку — да не как у Перро, целиком заглотали, не повредив; нет, по-волчьи, загрызли и порвали. Крестьяне их загнали и перебили топорами да вилами, как водится. И вот, уже по ту сторону, Красная Шапочка отпускает волков. Не было, конечно, не было ничего, ступайте. Волки уходят в заходящее солнце, девочка кивает и улыбается.
Рыбников удивительно умеет позвать душу домой, так что она, очнувшись, начинает тыкаться изнутри в стены неуютного своего пристанища, и ты ревёшь в три ручья.
Каждый раз в Светлогорске я просачиваюсь за торговые ряды на улице Ленина и смотрю поверх калитки на дом Звездочёта. Там высоко-высоко кто-то пролил мо-ло-ко.
С днём рожденья, Алексей Львович.
Спасибо вам.