49806
Канал Галины Юзефович о книгах и чтении Регистрация в РКН: https://www.gosuslugi.ru/snet/67af16b86857085566c1dfb0
Весь прошлый месяц мы в "Страдариуме" прожили под знаком Джона Фаулза и его "Женщины французского лейтенанта". В процессе коллективных бдений и обсуждений выяснила много неожиданного, в частности, про собственное отношение к героям, сюжетам и к автору в целом.
Так, например, оказалось, что по прошествии лет первая, мещанская, наиболее викторианская концовка (это та, где Чарльз остается с Эрнестиной и живет с ней, как сказала одна из участниц нашего семинара, "долго и несчастливо", а таинственная Сара уходит в закат) нравится мне сегодня больше других - и уж точно больше третьей концовки, где совместное счастье героев невозможно, зато возможны вольность и покой. А ведь когда-то именно этот вариант казался мне мало того, что подлинным, так еще и наиболее счастливым.
Ну ладно бы еще просто концовка - я обнаружила, что "пошлая" Эрнестина, эта капризная балованная девочка из богатой семьи, состоящая из конформизма, запретов и социально обусловленного ханжества, мне нравится куда больше блистательной свободной Сары. Именно Эрнестину я вижу главной жертвой обстоятельств, именно ее мне жальче, чем остальных героев.
Если же отвлечься от конкретного текста и посмотреть на три самых известных романа Фаулза - "Коллекционер", "Волхв" и "Женщина французского лейтенанта" - вместе , то окажется, что концептуально они собираются в некоторую трилогию. И объединяет эти романы идея, которую с некоторой натяжкой можно описать как "божественный произвол".
Если вы помните, то в "Коллекционере" Фредерик Клегг, главный герой и некоторым образом маньяк, держит в заточении свою обожаемую принцессу Миранду, примеряя на себя роль бога, вершащего судьбу прекрасной пленницы. Впрочем, Клегг нигде в таких терминах не рассуждает - он вообще существо довольно бессмысленное, подобная мысль для него сложна. В "Волхве" тот же прием обнажается и вербализуется: герои-интеллектуалы, жертвой которых становится протагонист, сами называют свои забавы "игрой в бога". Они гоняют Николаса Эрфе по выстроенному ими затейливому лабиринту, с любопытством наблюдая за реакциями подопытного.
Ну, и наконец, в "Женщине французского лейтенанта" в бога берется играть уже сам автор - вернее, его романная проекция. Автор буквально врывается в повествование, чтобы глядя в глаза своему персонажу, решить, какую же судьбу ему определить - получше, похуже или совсем уж дрянь. Как писал по сходному поводу другой поэт, "бедро или крылышка кусок, // Что насадить на кончик вилки? // Все, решено, сюда вот, в бок, // Я попаду в конце посылки!".
Неслучайно в своем эссе, предпосланном собственно роману, Фаулз пишет, что самое интересное для автора - это когда герои начинают делать что-то, автором не предусмотренное. И если оставить в стороне этот чисто писательский совет, как будто просочившийся в текст 1967 года с современных курсов литературного мастерства, и посмотреть на него именно в контексте того, что я чуть выше определила как "божественный произвол", то да, все понятно - коты любят играть с живыми мышками. Богу не интересны люди, не обладающие свободой воли.
Иными словами, если смотреть на "Коллекционера", "Волхва" и "Женщину" как на триптих, то в нем отчетливо прослеживается и эволюция темы: "бог = человек, но без рефлексии", "бог = группа лиц по предварительному сговору, хорошо отдающая себе отчет в своих действиях", и, наконец, "бог = автор". По мере движения от первого романа к третьему возрастает и уровень могущества бога и, соответственно, масштаб доступного этому богу произвола: от довольно скромного в "Коллекционере" до практически абсолютного в "Женщине французского лейтенанта" (странным образом этот бог-автор не вполне властен над Сарой, но это тема для отдельного разговора).
О связи между писательским ремеслом и пантократорскими амбициями написано и сказано много, но вот, как говорится, еще один элемент в копилку знаний. Прямо жалко прощаться с Фаулзом, еще бы его почитала и разобрала в коллективе. Но впереди нас ждет месяц со "Светилами" Элеанор Каттон, а меня - не дочитанная "История Новой Зеландии" Майкла Кинга.
Новости, которые по нынешним временам могут считаться хорошими. У "Подписных" не закрытие на три месяца, а штраф. И не максимальный миллион, а всего лишь гуманные 800 000. А ведь могли бы и бритвочкой по глазам, в самом-то деле.
Читать полностью…
Чуть не месяц читала дилогию Хавьера Мариаса о шпионе и его жене - два тома по 600 с лишним страниц каждый. Назвать эти книги захватывающими никак нельзя, а вот затягивающими - да, определённо. Медленное, тягучее, ритмически организованное и завораживающее чтение. Экзистенциальная философия в форме шпионского романа.
В подлинно хороших историях про шпионов всегда присутствует некоторая темная изнанка, некий скрытый надрыв, бросающий тень на самые бесспорные, казалось бы, свершения и победы. Шпион — всегда порождение мрака, даже если он действует в интересах света, и, когда нужда в его услугах отпадает, удел шпиона — возвращение во мрак, в общество собственных демонов, полузабытых родных и горьких сожалений о содеянном.Читать полностью…
А теперь давайте представим шпионский роман, в котором все подвиги, поражения и вообще достижения шпиона вынесены за скобки, а в фокусе остается лишь завихряющаяся вокруг них тьма. Если вам это удалось, то вы в общих чертах понимаете, что собой представляет «Берта Исла» испанца Хавьера Мариаса — страннейший, ни на что не похожий шпионский роман, где роль собственно шпиона сводится к тому, чтобы изредка возвращаться с холода, принося с собой ледяное дыхание оставленного за спиной тайного и опасного мира политических убийств, провокаций, заговоров и интриг.
Прекрасная в своем безумии инициатива - одновременно и декларативно громкая, и относительно безвредная. Не знаю, как там обстоят дела с "Сексом в большом городе" и "Игрой престолов", а вот про "Гарри Поттера" на всякий случай напомню: права на легальное распространение цикла о мальчике-волшебнике в России истекли и не были продлены правообладателями (потому что мы себя плохо вели и не заслужили - в отличие от). То, что продается в магазинах сейчас, это остатки, которых довольно много, но они кончаются - и закончатся. Электронные и аудиокниги уже давно купить нельзя. Так что запретить то, что уже и так фактически недоступно - мощный, конечно, пиар-ход. Дешево, как говорится, и сердито. Я бы предложила к этой компании слоган "Не больно-то и хотелось!" или более скрепный вариант: «Ну, что́ ж! / На взгляд-то он хорош, / Да зелен — ягодки нет зрелой: / Тотчас оскомину набьешь».
Но если у вас дома нет "Гарри Поттера" в бумаге на русском и если вы хотите им обладать, то лучше бы докупить, да.
Сегодня родной Минюст пробудился от каникулярной спячки и, помимо прочих хороших людей и организаций, внёс в список иноагентов мою дорогую подругу и коллегу, автора телеграм-канала "Православие и зомби" Ксению Лученко. В сущности, в одни руки Ксения делает лучшее в русскоязычном интернете медиа о церкви и религии. А ещё, как и всем иноагентам, сейчас ей будет даже сложнее, чем раньше (хотя и раньше было не то, чтобы легко). Если вы живете в России, то помогать финансово, наверное, не стоит - это опасно. Но если вы за границей, то вот тут описано как можно поддержать Ксению Лученко и её прекрасный проект. Ну, и на канал подписывайтесь, не забывайте.
Читать полностью…
Сегодня день рождения у одного из лучших людей, которых я знаю. С днем рождения, Юрий Юлианович, Юра музыкант! Будьте всегда, пожалуйста, рядом с вами тепло и есть надежда!
Читать полностью…
Всем очень тревожно, очень страшно и никто ничего не понимает. Кого в точности арестовали (или задержали) и за что? С чем борются? На кого в первую очередь направлен удар: Individuum? Popcorn Books? ЭКСМО как таковое? Кому помогать? Что делать?
На все эти вопросы ответов у меня не больше, чем у остальных. Кроме, пожалуй, последнего - что делать: тут у меня, как обычно, есть идеи, хотя и не слишком оригинальные. Что делать, что делать - конечно же, идти и покупать у потерпевших книги, причем побыстрее и побольше. Кто его знает, как оно все дальше обернется, а у нас и библиотека на черный день укомплектована, и людям поддержка, сразу и моральная, и материальная.
Но даже в такой черный день не обязательно покупать любые книги вообще, когда можно купить хорошие. Поэтому вот вам мой персональный необъективный список того, что нужно купить у "Индивидуума" и "Попкорна".
Попкорновым книгам я, если честно, по большей части не целевая аудитория (старовата-с), но из любого правила есть исключения - в моем случае два.
Помните, я недавно вам рекомендовала цикл романов Суджаты Масси про бойкую парсийскую юристку в колониальной Индии? Так вот, это как раз "Попкорн Букс" издает - если колебались, нужен ли он вам, есть веский повод принять окончательное решение (кстати, дочитала вторую книгу и она прямо норм).
Ну, и дилогию Кори Доктороу "Младший брат" тоже можно брать, не раздумывая - крепкая и небанальная антиутопия про то, что если ты однажды вошел не в ту дверь посмотрел на привычное и даже по-своему уютное государство с некой не предназначенной для тебя точки, то развидеть единожды увиденное ты скорее всего не сможешь, и жизнь твоя прежней не будет. В целом, скорее для подростков, но многим взрослым тоже зайдет.
А вот в случае с книгами "Индивидуума" просто разбегаются глаза. Но буду сдерживать себя и выберу всего пять книжек, а вы потом сами ознакомьтесь с полным ассортиментом - возможно, найдете еще интересное.
Итак, мои топ-5
Конечно же, Алексей Конаков и его Табия-32", лучший роман прошлого года в моем персональном рейтинге. Писала о нем для "Кинопоиска" - прочтите мою рецензию, а потом купите обязательно (это вообще такая книга, не хочу каркать, но ее могут и из продажи изъять).
Конечно же - 2, сборник Аллы Горбуновой "Нет никакой Москвы". Там мой блерб на обложке, но особенно прочувствованно о ней написал мой любимый канал "Рембодлер". Берите не сомневайтесь - Горбунова чертов гений во всех своих проявлениях.
"Где" Коли Степаняна - самая сильная антивоенная книжка, написанная изнутри войны человеком, который, в общем, совершенно не считает войну таким уж злом. В данном случае война Вторая Карабахская, у нас такого пока не написали. Но напишут, довольно скоро, а пока можно потренироваться на материале близком, но не своем. Писала чуть-чуть вот тут.
"Всем Иран" Никиты Смагина - про нее не написал только ленивый, я прочла с огромным опозданием (когда автора признали иноагентом) и нигде не написала. Но вы верьте хорошим людям - вам надо. Из неожиданных бонусов - это еще и очень остроумная книга. Умная, компетентная - и при этом еще такая, знаете, с блеском.
И вот, наконец, читаю прямо сейчас (с подачи Екатерины Петровой, спасибо ей за это) - "Частная армия Попски" Владимира Пенякова. Почитайте, что об этом пишет Екатерина - если вы после ее рецензии книгу не купите, значит, у вас нет сердца (шутка, ничего это не значит, но книгу все же купите).
И еще одно скажу напоследок. Единственное, что отрадно в этой истории - даже слышимые мною голоса с того берега (с) нашего нынешнего идейного разлома сдержанно осуждают происходящее. Это не означает, что государство к чему-то там прислушается, конечно. Но это хороший маркер того, что дно еще не достигнуто. Все люди более или менее доброй воли, независимо от их взглядов на войну, Путина и прочее, пока едины в том, что кошмарить издателей - последнее дело. Хотелось бы, чтобы это открытие лежало, так сказать, в теоретической плоскости, но все же некоторый слабый лучик надежды усмотреть в этом можно.
Зато мы знаем, как помочь новосибирской "Карте мира", у которой добрые и справедливые сотрудники силовых структур изъяли необходимую для работы магазина технику.
Читать полностью…
Профессия книготорговца с каждым днём всё опаснее. Новосибирские корреспонденты сообщают, что силовики пришли с обыском в прекрасный независимый книжный магазин "Карта мира". Во-первых, дорогие, всем сердцем с вами. Во-вторых, помните, пожалуйста: вы не одни. Если дойдёт до штрафов и прочего, мы все - нормальные люди, нормальные читатели - впишемся.
Ну, а о тех, кто считает нормальным и даже необходимым кошмарить книжные магазины... Да что о них скажешь. Я раньше думала, как же им не стыдно. Теперь уже и этого не думаю.
Ох, какие грустные новости. Понятно, что 96 лет, но всё равно очень печалюсь. Удивительная сказочница, словно бы из какого-то другого времени и места занесённая в русский ХХ век. И при всём том абсолютно наша - плоть от плоти своего времени и своей страны. Без книг Софьи Прокофьевой (особенно, конечно, без её "В стране легенд" и "Астрель и хранитель леса") я едва ли стала бы мной - такой, какая есть. Почему-то мне было очень хорошо от того, что она где-то есть. Теперь она есть только в нашей благодарной памяти.
Читать полностью…
А помните, я уже писала о новой тенденции, когда большая медийная звезда решает написать книгу, причём в соавторы берёт не безвестного ghost-райтера, а тоже большую литературную знаменитость? Киану Ривз + Чайна Мьевиль, Риз Уизерспун + Харлан Кобен, а вот теперь ещё и Mr., простигосподи Beast + Джеймс Паттерсон. Ну, тут, как говорится, по мощам и елей - пыталась читать два романа Паттерсона, но оба в результате остались в книгообменниках далёких курортных отелей, так и не дочитанные. Но ситуация, согласитесь, интересная - и не сказать, чтобы радостная. Не от хорошей, надо думать, жизни как бы вполне коммерчески успешные авторы берутся за такую подработку.
Читать полностью…
Ничего особенно, просто писательница Чимаманда Нгози Адичи собралась на Мет Гала.
Читать полностью…
Нужен ли книжному клубу автор? На мой взгляд, нет - категорически не нужен.
Обсуждали недавно с прекрасными людьми и тонкими проницательными собеседниками "Цирцею" Мадлен Миллер, и разговорились, в частности, о том, помогло бы нам присутствие самой писательницы или нет. Сошлись на том, что нет, не помогло бы - скорее наоборот, превратило свободный (иногда довольно критичный) разговор о книге во встречу автора с читателями, на которой автор преимущественно говорит, а читатель в лучшем случае вопрошает. Автор рассказывает, что он хотел сказать, а читатель записывает в блокнотик и исправляет собственное "неправильное" прочтение на авторское, то есть "правильное".
Сегодня книжными клубами называют все, что угодно, имеющее хоть какое-то отношение к книгам. Вот, например, писатель Алексей Иванов и его продюсер Юлия Зайцева сидят и на камеру друг с другом разговаривают о книгах вышеозначенного Иванова - и это у них такой книжный клуб. Или наша с Екатериной Михайловной "Закладка" - тоже в некотором смысле книжный клуб на двоих (только мы поскромнее будем и называем его "клуб знаменитых радионянь").
Но я, знаете, человек старомодный, и считаю, что книжный клуб - это когда 5-10-20 человек собираются во имя твое, чтобы между собой поговорить о прочитанной книге, перемыть кости героям и автору, обсудить логику повествования, а иногда и личный опыт, перекликающийся с тем, о чем автор пишет. Именно этот формат мой любимый - он одновременно интимный и публичный, а еще в нем всегда много споров, порой ожесточенных, много столкновения мнений, но почти никогда нет агрессии и злости.
В такой дискуссии может найтись место, например, переводчику - тому, кто подумал о книге раньше читателя и, вероятно, лучше, глубже, чем он. Исследователь творчества писателя или просто эксперт - критик или блогер - не будут лишними (если только не станут изо всех сил тянуть одеяло на себя). А вот писатель там определенно избыточен.
Читатели по природе своей деликатны, и если в сети кто-то еще может высказаться резко, то сказать что-либо критическое писателю в лицо не способен практически никто. Более того, в присутствии писателя, имеющего как бы монополию на вложенные в его текст эмоции, неловко говорить об эмоциях собственных. В результате все "обсуждения книги с автором", которые позиционируются организаторами как что-то особо ценное, на практике превращаются в почтительные вопросы "как вам удалось стать таким гениальным" и неловкие (не всякому писателю комфортно в такой позе) ответы на них. А о собственно книге потом шепчутся по углам или в закрытых чатиках - так, чтобы уважаемый автор не слышал.
Я хорошо отношусь к идее встречи писателя с читателями (хотя в собственно книжных клубах вижу куда больше смысла). А если перед встречей прочитать предварительно книги этого самого писателя, то интересно и полезно будет всем - и участникам, и гостю. Однако все же это совершенно другой формат - не горизонтальный, а, так сказать, вертикальный. Если с некоторой периодичностью, в перерывах между своими штатными встречами или в дополнение к ним книжный клуб приглашает к себе писателя, это превосходно: больше книжного общения, хорошего и разного. Но если это и становится основным содержанием книжного клуба, то что ж это тогда за книжный клуб.
Мне кажется, чего-чего, а разного рода вертикалей в нашем обществе с избытком. А вот чего не хватает и не хватает остро, так это горизонтального, равного, доверительного и вместе с тем полемичного взаимодействия. Для меня книжный клуб - это институт гражданского общества, одна из форм его самоорганизации, а заодно еще и школа эффективной публичной риторики. И это свойство книжного клуба, на мой взгляд, надлежит сохранять, преумножать и максимально оберегать. Глядишь, в будущем пригодится.
А автор - ну, что автор. Автор же, как известно, еще в 1967 году умер, дай ему бог доброго здоровья.
"То, что мы оставляем позади, видится нам безопасным уже только потому, что мы это безопасно миновали, то есть остались живы и невредимы. И нам хочется вернуться во вчера, потому что это вчера мы одолели, нам известен его результат, и мы готовы своё вчера повторить ".
Хавьер Мариас. Берта Исла. М: АСТ, CORPUS, 2024. Перевод Н. Богомоловой
Покуда я (в прекрасной компании) скитаюсь по Ионии, выпуск нашей с Екатериной Михайловной "Закладки" вышел у неё на канале. На этот раз говорим о Джареде Даймонде, ружьях, микробах, стали, географическом детерминизме и правомерности относительно простых ответов на сложные вопросы.
Читать полностью…
Сегодня я сдавала греческий на В1, но результаты будут еще через два месяца только, поэтому рассказать я вам пока хотела не об этом. А о том, как различается, с позволения сказать, менталитет у носителей русского и греческого языков.
Я учу греческий с совершенно замечательной учительницей - энергичной, остроумной, образованной киприоткой. Вы не поверите, она даже читала на греческом Пелевина и нашла его интересным, что с иностранцами случается исчезающе редко. В общем, абсолютно как родная, ничего объяснять не надо, каждый урок - радость.
И вот в нашем учебнике на этот самый уровень В1 есть такой тип упражнений - приводятся предложения, и требуется определить, можно ли так сказать по-гречески. То есть ошибки, если встречаются, то касаются не грамматики, а словоупотребления и общей логики языка.
Ну, и позавчера нам встретилась фраза следующего содержания: "Потеплело, температура достигла 7 градусов". Все, говорю, тут правильно, так сказать можно. Нет, отвечает мне моя Андри терпеливо, давай, подумай еще. Я и так подумала, и эдак, все варианты перебрала - не вижу ошибки. Андри начинает закипать (обычно я так уж не туплю): "А тебя, - спрашивает, - не смущает слово "потеплело" в этой фразе? Вот 7 градусов - и потеплело, нормально сочетается, как по-твоему?". Я продолжаю тупить - ну, говорю, было, допустим, 0, а потом потеплело и стало 7. Андри уже прямо ерзает от негодования: "Галина, ПОТЕПЛЕЛО! Подсказываю - ПОТЕПЛЕЛО!".
В общем, после 10 минут пререканий, рисования на бумажке графиков изменения температуры и сверки с ключом от упражнений мы выяснили, что по мнению создателей учебника, равно как и по глубокому убеждению Андри, словам "потеплело" и "7 градусов" не место в одной фразе. Потому что, ну, худо-бедно можно сказать "температура повысилась" (хотя это все равно будет издевательство, конечно). Но "потеплело" в таком контексте употребить никак невозможно, потому что где "тепло", а где 7 градусов. 7 градусов - это ХОЛОДНО.
Пожалуй, впервые с переезда на Кипр так остро ощутила свою иностранность и чужеродность. Когда бы знали дети юга. Никогда мне не стать своей в стране, где 7 градусов и "потеплело" вещи несовместные.
Прощание с иллюзиями, или о "Золотом мальчике" Екатерины Манойло.
Я редко пишу отрицательные рецензии, поэтому и в этот раз никого громить развернуто и в деталях мне бы не хотелось. Но все же совсем пройти мимо нового романа Екатерины Манойло мне представляется неправильным. И дело не в том, что издательство всерьез вложилось в его продвижение - для критика последнее дело всерьез на такого рода сигналы и стимулы реагировать. А в том, что первый роман Екатерины - "Отец смотрит на запад" - был если не хорошим, то во всяком случае многообещающим. В нем было очень много "сырости" и недоделок, но при этом было и что-то очень живое, настоящее. Не выдающийся роман - еще нет, но определенно писатель с серьезным потенциалом.
Второй роман Манойло "Ветер уносит мертвые листья" показался мне откровенно слабым, но окей - со вторыми романами это случается чуть реже, чем всегда. Ну, и вот, наконец, третий, собственно "Золотой мальчик", окончательно все расставил по своим местам: сырость победила жизнь, победа сырости засчитана за неявкой противника. Четвертый роман Екатерины Манойло, если она его напишет, я читать не буду.
Первая половина "Золотого мальчика" при этом если не хороша (стать хорошей ей мешают мелкие, но раздражающие неточности вроде белых кроссовок на ногах московской девушки, приехавшей на Колыму в 1986 году), то во всяком случае приемлема. Тревожные звоночки для меня зазвучали, когда я вдруг сообразила, что прочла уже 2/3 романа (о, эти вечные наши 256 страниц крупным шрифтом с широкими полями), а никакого даже самого слабого признака того, что сюжетные линии начнут куда-то сходится, не наметилось. Более того, какие-то новые ответвления и сюжетные повороты, какие-то новые герои продолжали врываться в повествование едва ли не до последней страницы, а старые исчезали и за полной ненадобностью забывались.
А потом вдруг книжка просто взяла и кончилась, оставив по себе впечатление вороха пестрых лоскутов - не слишком, впрочем, объемного, которые даже скреплять никто особо не пытался. История ничем не закончилась - да и не началась, в общем, тоже, и единственное, что может утешить читателя, так и не узнавшего, что же случилось с героями, это то, что он едва ли имел шанс к этим героям привязаться. Короче, ветер продолжает уносить мертвые листья, и в "Золотом мальчике" они и правда мертвее мертвого.
Возможно, конечно, во мне говорят общие подавленность и уныние от индустриальных книжных новостей. Возможно, я просто больше не могу читать книги на 256 страниц. Вполне вероятно, меня сильнее, чем прежде, раздражают книги и без истории, и без месседжа или какой-никакой мысли. Все эти предположения не выглядят совсем уж абсурдными, и я сама это отлично понимаю. Возможно, вы найдете, за что "Золотого мальчика" Екатерины Манойло можно полюбить. Возможно, вы в целом добрее, веселее и оптимистичней меня.
Ну, в общем, я с этой миссией не справилась.
А вот и мы с Екатериной Михайловной вновь в качестве знаменитых радионянь обсуждаем "Крошку Цахеса" Гофмана в новом выпуске "Закладки". Я, как мне кажется, на сей раз в роли наивного и порывистого студента Бальтазара, Екатерина Михайловна - в роли премудрой и неосмотрительно благонамеренной феи Розабельверде. Пока ранний доступ к выпуску за донаты - и благодарность наша вам за поддержку не знает границ.
Читать полностью…
Ни одну книгу в этом году я не жду так, как "Свечи апокалипсиса" Татьяны Замировской. Гомерически смешные, по-довлатовски точные и трогательные рассказы о работе беларуской эмигрантки в магазине бессмысленно дорогих свечей на Манхэттене теперь еще и буквально зудят под кожей мучительным и немного стыдным узнаванием - о, этот ни с чем не сравнимый опыт адаптации... Через год после начала ковида, за год до начала войны я была в абсолютно пустынном, слегка постапокалиптическом Нью-Йорке. Зашла тогда к Татьяне в тот свечной магазин (теперь его уж нет ни на карте, ни вообще в подлунном мире), и подаренная автором свеча вот уже четыре года озаряет мой путь (свечи не зря такие дорогие, горят они примерно вечность). В общем, совсем уже скоро, через месяц где-то во всех не закрытых еще книжных нашей необъятной родины.
Меж тем общественность в интернетах буквально в кровищу хлещется, выясняя, чей же донос на издательства "Индивидуум" и "Попкорн" сработал, и кто в этом деле был первым храбрым застрельщиком, а кто задним числом пытается примазаться к чужому успеху. Список претендентов на эти лавры растет с каждым часом.
Я, конечно, человек весьма старомодный, но мне всегда казалось, что этикет требует от доносчика радоваться тихо. Публично же демонстрировать сообразную ситуации сдержанность, произнося что-то вроде "наверху не дураки сидят - разберутся по справедливости".
Неоднократно слышала, что из культуры стыда мы перешли в культуру достоинства, и это, дескать, большой прогресс. Честно сказать, мне иногда кажется, что культура стыда-то получше была - она по крайней мере предполагала, что людям бывает стыдно.
Ой, не могу не поделиться - чеканная формулировка Александра Баунова по поводу участия Владимира Мединского в переговорах в Стамбуле:
"Как если бы для разрешения Карибского кризиса послали Константина Федина".
Слова кончились совсем. Какой-то очередной черный день календаря сегодня. И вот тут, похоже, книг издательств Individuum и Popcorn надо купить побольше и поскорее в силу совершенно практических, чтоб не сказать шкурных, причин - надеюсь ошибиться, но вдруг другого шанса не будет.
Читать полностью…
Перечитала для курса в "Страдариуме" "Женщину французского лейтенанта" Джона Фаулза и чуть ли не впервые (да что там, именно что впервые - в прошлый раз я читала ее в возрасте 20 лет) задумалась, почему роман называется так, как называется. В сущности, Сара Вудрафф, та самая "женщина", конечно, выступает в роли катализатора всего происходящего, но в центре повествования определенно находится не она, а Чарльз - наши глаза и наше сердце внутри романа.
Можно, конечно, предположить, что это случай, ну, примерно "Манон Леско", за которой, как мы помним, бесконечно гоняется кавалер де Грие. Именно он, а не легкомысленная Манон, главный герой Прево, но именно она как главный мотор повествования удостоилась чести украсить своим именем обложку.
Мне думается, что с Сарой ситуация в чем-то схожая, но все же другая. Тем более, что, как многие помнят, вариант названия "Манон Леско" - позднейшее искажение: первоначально роман Прево был озаглавлен "История кавалера де Грие и Манон Леско".
Неовикторианский роман (а "Женщина" - второй в истории пример этого жанра - первым, слову сказать, было "Широкое Саргассово море" Джин Рис) родился из духа музыки из двух равно значимых компонентов: дистанцирования от собственно викторианской эры, осознания ее как чего-то завершенного и чуждого с одной стороны и постмодернистского инструментария с другой. И если первый из этих компонентов требует холодновато-отстраненного, критичного, но вместе с тем слегка стереотипного взгляда на викторианство, то второй, напротив, предполагает взлом традиции, внесение в нее чего-то такого, чего в викторианском романе быть технически не может. Неслучайно сам Фаулз говорил, что стремился написать не тот роман, который забыл написать кто-то из викторианских классиков, но тот, который тот попросту не сумел бы написать.
Сара Вудрафф, конечно, агент постмодерна: именно она - тот самый элемент, который исключает даже гипотетическую возможность поставить "Женщину французского лейтенанта" на одну полку с книгами Энтони Троллопа или Томаса Харди. Существование всех остальных героев Фаулза, аккуратно перемещающихся по расчисленным для них шахматным клеткам, в рамках викторианского канона вполне возможно - и даже вероятно. Сара же - фигура, которая ходит вообще без правил и мимо клеток, а потому в викторианстве она попросту непредставима.
Важно, что Сара даже не бунтарка - бунт предполагает знание правил и им сопротивление. Сара же просто живет так, как будто этих правил нет. Но она и не "благородный дикарь", своей первозданной чистотой призванный оттенить греховность окружающего мира - в Саре нет ни капли архаического, она скорее принадлежит цивилизации более высокоразвитой (ну, или считающей себя таковой). Она явилась в 1869 год, когда разворачивается действие романа, прямиком из года 1969, когда роман пишется. В то время, как другие герои "Женщины французского лейтенанта" с большим или меньшим мастерством отыгрывают отведенные им эпохой социальные роли ("джентльмен", "сумасбродный дядюшка", "девушка из богатой, но не родовитой семьи", "слуга", "доктор", "благочестивая вдова" и т. д.), Сара просто живет, свободная от всех клише и полностью им внеположная.
Именно поэтому, как мне кажется, все повествование завихряется вокруг нее - единственного подлинно живого человека в кабинете викторианских восковых фигур. Именно поэтому вокруг нее, как вокруг инородной песчинки внутри раковины-жемчужницы, нарастает романная плоть. Ну, и, конечно, кому же в такой ситуации быть не обложке - не оптическому же прибору по имени Чарльз, сквозь который мы, как сквозь телескоп, смотрим на перечеркнувшую небо английского городка Лайм-Реджис беззаконную комету.
У нас с мужем есть трогательная семейная история про войну.
Моя бабушка 1921 года рождения попала на войну в 1943-м после мединститута, а закончила её лейтенантом военно-медицинской службы в Восточной Пруссии. О войне она, как все фронтовики, говорила довольно мало, но всегда вспоминала, что в последние недели перед взятием города работать было очень трудно. Вот ты стоишь (тебе, напомним, 23 года), перед тобой на операционном столе живой раненый человек, в руках у тебя скальпель, а стол... подпрыгивает. А подпрыгивает он потому, что рядом работает батарея каких-то супертяжёлых гаубиц - единственная на этом участке фронта. И вроде бы, всё понятно, но бабушка этих артиллеристов всегда вспоминала, скажем так, без тепла. Говорила, что за все годы медицинской практики так страшно ей никогда не было.
Когда мы познакомились с моим будущим мужем, то, естественно, немедленно начали сличать, складывать фрагменты семейных историй. И выяснили, что его дед, артиллерийский офицер, тоже закончил войну под Кёнигсбергом. И именно он командовал той самой батареей, о которой моя бабушка всегда вспоминала с таким сложным чувством.
Весной 1945-го моя бабушка и дед моего мужа были на расстоянии пары километров, но так никогда и не встретились. Зато через 55 лет их внуки познакомились, полюбили друг друга и произвели на свет двух сыновей. Почему-то эта деталь тогда казалась нам очень символичной - да и теперь, честно говоря, кажется.
Ну, что вам сказать дорогие - пусть любовь победит. Спасибо тем, кто подарил нам такой долгий период без войны. Никогда больше и скорей бы снова мир.
По рекомендации канала "Индийская библиотека" (который в свою очередь настоятельно вам рекомендую) начала читать серию детективов американки индийского происхождения Суджаты Масси и внезапно залипла.
Первин Мистри, молодая женщина из обеспеченной семьи индийских парсов, получила юридическое образование, но, конечно, в колониальной Индии 1920-х годов на многое рассчитывать ей не приходится. Собственно, она и не рассчитывает, тихо просиживая штаны сари в юридической фирме отца, известного адвоката. Однако странное завещание, составленное одним из клиентов фирмы, а главное, еще более странное поведение трех вдов покойного (как нетрудно догадаться, мусульманина) вынуждает Первин попробовать себя в роли детектива. И тут ее принадлежность к женскому полу чуть не впервые оказывается преимуществом - никто, кроме нее, не может попасть на женскую половину дома, где проживают вдовы, и соответственно если кто и способен разобраться, что же там творится (а творится там, похоже, черт-те что), то только Первин.
Честно сказать первая часть - "Малабарские вдовы" - производит впечатление скорее развернутого страноведческого очерка, чем собственно детектива. Но основная интрига все же худо-бедно удерживает романную конструкцию, не давая ей совсем уж рассыпаться на отдельные эпизоды, да и маршрут обзорной экскурсии составлен с умом - во всяком случае, я такое люблю.
А вот вторая часть, "Лунный камень Сатапура" (я, впрочем, только начала, поэтому не знаю, как там дальше пойдет) производит впечатление куда большей сюжетной живости. Похоже, Суджата Масси наговорилась, наконец, вволю про культуру парсов и особенности традиционного мусульманского уклада в колониальной Индии (а заодно и о трудной доле ранней индийской феминистки), и может перейти к детективу как таковому.
В общем, если вы устали ждать, пока "Фантом-пресс" выпустит нам третью часть детективного цикла Абира Мукерджи о приключениях капитана Уиндхема и сержанта Банерджи, то Суджата Масси с ее энергичной юристкой Первин Мистри тоже очень неплохой вариант. При условии, конечно, что вы не ожидаете от детектива 20 монтажных склеек в минуту, и готовы на пару страниц отвлечься от истории убийства ради погружения в историю парсийского костюма. Напомню, кстати, что и у Мукерджи по-настоящему интересно становится со второй части, а первая - так, для разгона.
В самом начале войны фраза "нет войне", сказанная публично или приватно, означала буквально "мы с тобой одной крови". А потом она вдруг начала размываться, расплываться, размазываться. Потребовала объяснений, а иногда и оправданий. Фраза "я за мир" стала в какой-то момент одновременно и опасной, и почти неприличной: за мир, да, мы поняли, но за какой мир? За хороший, справедливый наш мир (надо ли говорить, что из разных точек мира этот мир выглядит очень по-разному) или за подлый, жалкий, ущербный их мир?..
Знаете, через три года крови, смерти и ужаса, я поняла одно: я не гордая - я любой мир возьму. Мир, который будет сколько-нибудь прочным и в котором перестанут убивать людей - как мирных, так и вчерашних мирных, но в силу разных причин оказавшихся в военной форме, меня устроит. Время на стороне живых, пока люди живы, можно что-то отстроить, поправить, вылечить. Понемногу, шаг за шагом восстановить справедливость. Кого-то вырастить, кого-то чему-то научить. Можно, в конце концов, не начать новую войну.
Эта петиция - она не для того, чтобы мы собрали под ней сто миллионов подписей, а после Путин посмотрел на них и сказал - черт, и как же я не догадался, что люди-то мира хотят! Даже самые наивные и прекраснодушные мечтатели едва ли в такое поверят. Скорее этот манифест важен для того, чтобы, извините, легитимировать стремление к миру и вернуть границы нормы туда, откуда они за три года съехали. Чтобы говорить "я за мир", "нет войне" и "мы мирные люди" снова стало единственно приемлемой стратегией публичного поведения. И чтобы дальше не долгое "нооооо" и про бронепоезд, а банально точка.
Ну, и еще одно. Я подписала эту петицию в первой сотне, и сейчас я смотрю, как понемногу подписей под ней становится больше. И чувствую, что я с моим идеализмом не одна. Что на самом деле мы - мирные люди - составляем абсолютное большинство в стране. В целом, каждый из нас это умом и так понимает, но важно, чтобы это понимание стало обобществленным, повсеместным. Давайте, в общем, выйдем из сумрака, посмотрим друг на друга и поймем, как нас много. Пусть даже власть, которой на нас традиционно наплевать, поймет, так сказать, настроения в обществе - и если не прислушается (когда эта власть нас слушала), но задумается.
А если вы опасаетесь возможных последствий, то прочтите предпосланный петиции текст правозащитника Льва Пономарева - он обнадеживающий и успокаивающий.
Я в литературные премии верю не очень, что не мешает мне радоваться, когда их присуждают хорошим книгам. Будь у меня Пулитцеровская премия, я бы тоже отдала ее "Джеймсу" Персиваля Эверетта - ретеллингу здорового человека, в котором Джим из "Приключений Геккельбери Финна" оказывается совсем не тем, кого рисует нам Марк Твен. Сейчас пересказывают все, что плохо лежит - от древних мифов до викторианских романов, однако редко из этого получается что-то обладающее самостоятельной художественной ценностью. Вот "Джеймс" как раз то самое редкое исключение из общего правила - книга остроумная, горькая, элегантная и определенно самоценная. Ну, и что отдельно приятно, скоро выйдет по-русски, чего о многих других увенчанных зарубежными премиями книгах, увы, не скажешь.
Читать полностью…
Если бы у меня была ещё одна жизнь, я бы провела её, изучая персидский. Ну, и заодно иноагенту поддержка.
Читать полностью…
Нет у России врагов страшнее, чем русские писатели. Давайте пойдём и скорее купим книг Дмитрия Львовича, и побольше пока можно. Особое внимание рекомендую обратить на "Июнь" и "Истребитель", лучшие его романы в моём персональном рейтинге. Да и просто лучшие русские романы, написанные, ну, скажем, за десять последних лет.