10241
Пишу. В основном о книгах. Иногда — книги. Лучший способ сказать мне спасибо – купить мою книгу: https://www.ozon.ru/product/kadavry-polyarinov-aleksey-valerevich-1431365977/
Читаю биографию Алексея Толстого и заметил, что она процентов на 35% состоит из пересказов всяческих литературных скандалов, которые АНТ, похоже, генерировал со страшной силой. Биограф Алексей Варламов очень подробно разбирает каждый из них, и тут возникает интересный эффект — читая об очередном литературном скандале начала ХХ века, начинаешь понимать, что скандалы во все времена были делом таким же скучным и унылым, как и современные срачи в фэйсбуке — а то и скучнее — по сравнению с ними даже ссора Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем выглядит как блокбастер Нолана — там хотя бы ружье есть, и свинья в сюжете участвует.
Сами смотрите: вот Толстого обвиняют в том, что он отрезал хвост у карнавального обезъяньего костюма (да, не шучу, люди насмерть поссорились из-за отрезанного плюшевого хвоста; похоже, в 1911-м в Питере было ну очень скучно); а вот графа клеймят за то, что опубликовал письмо Чуковского (сегодня бы сказали: слил личную переписку).
На более-менее внятную драму тянет разве что ссора Гумилева с Волошиным, в которую Толстой оказался втянут секундантом: тут тебе и мистификация, и оскорбление любимой женщины, и дуэль, — в общем, драма во все края.
Сюжет такой: Гумилев был влюблен в поэтессу Дмитриеву, а Дмитриева — в Волошина. Гумилев сделал Дмитриевой предложение, она отказала, Гумилев назвал ее шлюхой, а Волошин за это влепил Гумилеву пощечину. Два поэта решили биться насмерть, секундантом Волошина стал А.Толстой. Вот как он сам вспоминает то утро:
«Выехав за город, мы оставили на дороге автомобили и пошли на голое поле, где были свалки, занесенные снегом. Противники стояли поодаль, мы совещались, меня выбрали распорядителем дуэли. Когда я стал отсчитывать шаги, Гумилев, внимательно следивший за мной, просил мне передать, что я шагаю слишком широко. Я снова отмерил пятнадцать шагов, просил противников встать на места и начал заряжать пистолеты. Пыжей не оказалось, я разорвал платок и забил его вместо пыжей, Гумилеву я понес пистолет первому. Он стоял на кочке, длинным, черным силуэтом различимый в мгле рассвета. На нем был цилиндр и сюртук, шубу он сбросил на снег. Подбегая к нему, я провалился по пояс в яму с талой водой. Он спокойно выжидал, когда я выберусь...»
Так и вижу: суровый Гумилев смотрит, как Толстой, пыхтя, пытается вылезти из сугроба. Дуэль века: главный пострадавший — секундант Толстой, ноги промочил, а мог ведь простудиться! Это с большим отрывом самый смешной эпизод в истории русской литературы – во многом именно благодаря заметке Толстого, уж с чем, а с самоиронией у него все было отлично.
Ну что ж, «Риф» официально вышел. Книга продается на Лабиринте, book24 и Литресе, а скоро появится вообще везде.
1245
UPD. На сайте Esquire опубликовали главу из романа, можно почитать.
BRKNG: Издательства «Союз печатников» и Jaromir Hladik press хотят издать «Палачей» Мартина Макдоны. Если вы меня давно читаете, то вам вряд ли надо объяснять, почему это круто. Для остальных: о Макдоне я писал уже трижды — для Горького, для Афиши и прям тут на канале о его последней пьесе A Very very very dark matter. Деньги собирают через «Планету», себе я уже заказал и вам советую, а то чо вы как три билборда:
https://planeta.ru/campaigns/hangmen
Теперь уже можно сказать: в декабре в издательстве «Индивидуум» выйдет дебютный роман Чарли Кауфмана Antkind. Переводили его мы с Сергеем Карповым. Книжка огромная (720 стр) и абсолютно безумная: путешествия во времени внутри подсознания внутри времени внутри подсознания и так далее до бесконечности; а еще там есть реактивные ранцы, Эбботт и Костелло, альтернативная история кино и Дональд Трамп, который влюбился в своего робота-двойника.
На днях вышел выпуск подкаста «Синонимы Мандула», где мы с Татьяной Шороховой обсуждаем роман Кауфмана, фильмы и вообще пытаемся разобраться в его творческрм методе.
Слушать тут.
На днях из статьи на Mentalfloss узнал, что Сильвия Плат и Дэвид Фостер Уоллес лечились в одной психиатрической больнице — в McLean psychiatric hospital. И даже больше: именно Маклин послужил прототипом клиники, в которой лечилась Эстер Гринвуд в романе «Под стеклянным колпаком».
Меня, конечно, сразу осенило: это что же получается? Эннет Хаус из «Бесконечной шутки» и клиника из «Стеклянного колпака» — это одно и то же место! Красивое сближение, но нет. Друзья меня поправили, да и в статье об этом есть. Свой Эннет Хаус Уоллес списал с другого заведения под названием Гранада Хаус в штате Коннектикут.
Но самое поразительное, конечно, это полный список именитых пациентов клиники: там и Рэй Чарльз и Джон Нэш и Стивен Тайлер. Печально только, что ни Уоллесу, ни Плат, лечение в Маклине особо не помогло.
http://mentalfloss.com/article/48872/10-famous-residents-mclean-psychiatric-hospital
Алармизма пост.
Год назад я уже пересказывал здесь статью с «Атлантика» под названием «Неизбежность взлома», в которой помимо прочего была феерическая история о тостерах-зомби: /channel/Polyarinov/86
И вот на днях прочел в Нью-йоркере текст «Третья Мировая Война по ошибке» («World War Three, by Mistake»), в котором автор, Эрик Шлоссер, рассказывает, как в разных странах устроены системы запуска ядерных ракет.
Если совсем кратко: все очень плохо. Во время Холодной войны системы запуска были такими кривыми, что могли начать отсчет даже от перепада напряжения в сети. А 3 июня 1980 года одна из таких ложных тревог едва не привела к Апокалипсису. Потом выяснилось, что виной всему был битый микрочип стоимостью 46 центов.
Но это было тогда. Сейчас все тоже очень плохо, но по другим причинам. Шлоссер, например, взял интервью у экс министра обороны Великобритании и выяснил, что ради экономии военные ставят на свои подлодки Windows XP; т.е. пуск баллистических ракет у них привязан к морально устаревшей ОС, которую в Microsoft списали в утиль еще 2014-м году, официально предупредив пользователей о том, что система небезопасна. Просто подумайте: ваш личный ноутбук защищен от взлома лучше системы пуска баллистических ракет в подлодках в Атлантическом океане.
Или вот еще: в 2012-м году компьютерный червь Stuxnet проник в систему управления ядерными объектами в Иране, которая – сюрприз! – тоже работала на Windows. Червь украл данные и испортил сотню центрифуг, предназначенных для обогащения урана.
В России, как мы помним, что-то подобное случилось в прошлом году, когда вирус WannaCry атаковал сеть Министерства Обороны. Оказалось, что на некоторых компьютерах у наших вояк стоит пиратская версия Windows, которая просто не обновляется, а значит уязвима.
Это опять же к вопросу о хрупкости мира. У разработчиков софта есть такой термин «эффект Титаника»: чем больше система, тем сложнее найти и укрепить ее слабые места; и чем безопаснее эта система выглядит, тем страшнее последствия ее взлома.
Но главная проблема даже не в архитектуре систем безопасности, проблема в том, что ни одну систему нельзя защитить от идиотов на местах. И случай с «учениями» на Гавайях неделю назад – тому подтверждение. Ты можешь построить целую цифровую крепость, использовать самые современные разработки в области шифрования и защиты данных, но все это не имеет значения, если какой-нибудь дятел из министерства, чтобы не забыть пароль, запишет его на желтом стикере и повесит на монитор, а потом сфотографируется на фоне монитора для прессы.
Технологии и идиоты – они как тритий и дейтерий, их нельзя смешивать.
Если какой-то интеллект нас и уничтожит, то скорее низкий, чем искусственный.
Другой реальности у меня для вас нет.
Берегите себя.
https://www.newyorker.com/news/news-desk/world-war-three-by-mistake
Похоже, прошлым постом я опять оскорбил чувства верующих – на этот раз верующих в Майкла Крайтона. Серьезно, каждый раз удивляюсь, когда после публикации текста мне начинают писать разгневанные фанаты того или иного автора.
В итоге я узнал, что Крайтон-таки не забыт, но есть нюансы. Мне скинули пару статей о нем, в обеих пишут, что писатель был он так себе, а режиссер еще хуже. Он был богат на идеи, но очень беден в том, что касалось инструментария для их литературной обработки.
В The New York Times о нем отзываются так: «Как писатель он был кем-то вроде киборга, неустанно выдающего романы, похожие на тщательно спроектированные развлекательные системы». А Сэм Кашнер в Vanity Fair пишет, что Крайтон и в жизни вел себя как киборг – был крайне прагматичен и ко всему подходил «основательно», просчитывал и продумывал все заранее. Например, когда он решил стать писателем, то первым делом провел исследование рынка, чтобы понять, стоит ли браться и можно ли на этом заработать, и только потом начал писать. А еще у него была целая картотека для идей. Серьезно. Идеи в ней были размечены по алфавиту и по классам.
Собственно, это и по его книгам видно – там тоже все размечено и расчерчено.
Короче, я понял, что именно смущает меня в Крайтоне и в писателях вроде него. Его поклонники всегда напирают на то, что он невероятно умен, и это так – его эрудиции можно только позавидовать. Но, как мне кажется, в этом же его главная слабость. Так много ума, что для безумия не осталось места.
В конце концов, когда писатель даже свои идеи раскладывает в картотечных шкафчиках по алфавиту, довольно наивно ждать от его текстов каких-то неожиданных траекторий и вспышек эмоций. У таких авторов все научно обоснованно и подчинено строгим правилам, сюжет работает как часы, и тщательно смазанные маслом шестеренки-персонажи двигаются по своим невидимым сюжетным рельсам. И это тоже хорошо, я вполне понимаю, за что можно любить таких авторов – их удобно любить, ведь ты всегда знаешь, чего от них ждать.
Проблема в том, что если выбирать между умным писателем и безумным, - между Майклом Крайтоном и Филипом Диком, например, - я без малейших колебаний выберу безумного. И кислотная шизофрения «Убика» мне милее, чем все эти аккуратные икеевские типовые конструкции «Парка юрского периода» или «В ловушке времени». http://www.nytimes.com/2008/11/06/books/06appr.html
На днях слушал подкаст Imaginary Worlds, выпуск о том, как фантасты двадцатого века представляли себе интернет, где ошибались и где были правы. Автор взял интервью у писателей Джо Уолтона и Кори Доктороу, ближе к концу они вспомнили «Нейроманта», и Доктороу проговорился, мол, авторы киберпанк-романов может и критиковали капитализм, но сами при этом были не прочь продаться, и рассказал, как некая немецкая фирма по производству супов пообещала напечатать «Нейроманта» на немецком только если Гибсон вставит в книгу пару сцен, где герои обсуждают суп. И Гибсон согласился! В итоге в первом издании немецкого перевода была сцена, где Молли Миллионс говорит: «Окей, ребят, валим отсюда, но сначала, кто-нибудь хочет супа?» И у нее спрашивают: «А какой суп у тебя есть?» И она отвечает: «О, у нас куча видов: с чесноком, с курицей и лапшой, с томатным соусом, со вкусом чеддера!» И все такие: «Ух ты, класс, звучит вкусно!», а потом они до конца главы едят суп и только потом валят из пирамиды.
Это звучит как шутка, поэтому я попытался найти в сети пруфы, но тщетно. Тогда я написал автору подкаста, Эрику Молински. Он ответил, что тоже не может найти никаких доказательств и предложил написать самому Доктороу.
И да, я-таки написал Доктороу. Представился, эм, literary journalist from Russia, и спросил, о каком издательстве речь и не шутит ли он. Он ответил, был краток (см.скриншот выше), сослался на издательство Heyne verlag. И если все это не просто шпилька в адрес Гибсона, то выходит, что в 1990-м году в Германии действительно был опубликован «Нейромант» с зашитым в текст продактплейсментом.
Более весомых доказательств у меня нет, но история настолько чудная, что я не мог не рассказать.
Вот сам подкаст – историю про суп Доктороу рассказывает на 23 минуте:
https://www.imaginaryworldspodcast.org/imagining-the-internet.html
Сегодня день рождения у Лены @wordyworld Макеенко, а это повод сказать ей спасибо за классные статьи о книгах, КРЯКК и вообще!
Читать полностью…
Обсуждали сегодня с друзьями «Любовницу Витгенштейна» и «Дом листьев», и я вдруг вспомнил, что один из лучших экспериментальных текстов последнего времени написан именно на русском языке — это «Два ларца, бирюзовый и нефритовый» Александра Секацкого.
Серьезно, одна из самых странных и замысловатых книг из всех, что я читал. Сам автор утверждает, что он не автор, а лишь переводчик «Двух ларцов...» с китайского на русский. Книга оформлена как сборник шпаргалок для чиновников.
44 истории, стилизованные под задачи — в них есть условия, четко поставленный вопрос и варианты ответов. И каждая задача — в некотором роде притча, где главный герой стоит перед моральной дилеммой. Цель — среди вариантов ответов найти оптимальный.
Задачи выглядят примерно так:
ДАНО: Философ Александр Секацкий (в дальнейшем А.С.) написал книгу в форме шпаргалок для чиновников.
ТРЕБУЕТСЯ ответить: зачем он это сделал?
1) Ответ Филолога.
Любой текст — это игра. А в случае с «Двумя ларцами» — это двойная игра. Ведь если поначалу читатель после каждой задачи просматривает варианты ответов и ищет подвох, то ближе к середине книги он начинает понимать — подвоха нет, потому что правильного ответа не существует. Или, вернее: все ответы правильные. Они вращаются вокруг задачи, как спутники — вокруг планеты. Тут нет «верных» и «неверных» решений; зато есть «изящные» и «очень-изящные», а еще те, что кажутся верными на первый взгляд, но в итоге приводят к ужасным последствиям.
2) Ответ Философа.
«Два ларца...» — книга-парадокс. Ведь если верить автору, она написана для судей и правителей, то есть для тех, кто должен служить примером для народа. И, тем не менее, А.С., не стесняясь, признается, что его книга — это набор шпаргалок; и ее цель — помочь будущим судьям и правителям сжульничать на экзамене.
Что ж, возможно в этом парадоксе что-то есть; одно из двух: либо автор просто пытается объяснить нам, что жульничество — это неотъемлемая часть человеческой природы; либо — что честных правителей не бывает.
3) Ответ гражданина России.
У А.С. отличное чувство юмора: он написал шпаргалки для чиновников на русском языке. Иными словами «Два ларца...» — это единственная в своем роде книга, написанная для людей, которые вряд ли умеют читать.
***
Короче, текст выдающийся. Как и все, что пишет Секацкий.
Прочел крутое интервью Уильяма Гибсона (1986 год, ссылка внизу). В нем автор «Нейроманта», помимо прочего, признается, что Пинчон его любимый писатель. В этом никто и не сомневался, но теперь, как говорится, есть пруфлинк — сам Гибсон вспоминает детство: «... я помню, как прочел рецензию в «Нью-йорк таймс» на роман «V», когда он только вышел, — я был еще ребенком, — и подумал: «ох ты ж, это какая-то очень странная херня!»
И да — обычно, если речь заходит о книгах-предшественниках киберпанка, все вспоминают «Радугу тяготения», а между тем уже в «V» Пинчон по полной дал трансгуманизма; действие романа происходит в мире, где есть не только люди, но и «механические куклы». И важная сквозная тема книги — градации одушевленности и отношения людей с техникой, — машинами, оружием, — и в целом с неодушевленными предметами (вообще, слово inanimate object в тексте встречается раз пятьдесят, причем в самых разных конфигурациях по отношению к людям).
Уже здесь, в романе 1963 года появляется образ опутывающих человеческое тело проводов. А мой любимый эпизод — когда Шаблон (в оригинале: Stencil) думает о V, и это натурально трансгуманистическая поэма:
«Шаблон даже отвлекся от своих обычных изнурительных трудов и пригрезил себе ее нынче, в семьдесят шесть лет: кожа сияет цветением какого-то нового пластика, фотоэлементы, серебряными электродами подсоединенные к зрительным нервам из чистейшей медной проволоки, которые ведут в мозг, сработанный столь тонко, что никакой диодной сетке с ним не сравниться. Электромагнитные реле будут ее ганглиями, сервомеханизмы станут двигать ее безупречными нейлоновыми членами, гидравлическую жидкость платиновый сердечный насос качает по бутиратным венам и артериям. Быть может – у Шаблона по временам ум бывал не чище, чем у кого-нибудь из Шайки – даже сложная система датчиков давления, размещенных в изумительной вагине из полиэтилена; все переменные пролеты их мостов Уитстона ведут к единому серебряному кабелю, подающему напряжения наслаждений непосредственно к нужному регистру цифровой машины у нее в черепе».
Интересный факт № 2: в этом же интервью Гибсон признается, что не читал «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», и вообще Филипа Дика прочел уже после того, как закончил свою дебютную книгу; что иронично, потому что именно «Электроовец» чаще всего называют в числе предшественников и вдохновителей жанра.
И вдвойне иронично то, что в 1982-м году в прокате появился «Бегущий по лезвию», и Гибсон-таки пришел на сеанс и первые двадцать минут фильма в ужасе смотрел на экран, а потом просто покинул зал. «Нейромант» был готов лишь на треть, «… и я подумал, что моей еще ненаписанной книге пришел конец. Что все теперь решат, будто я подрезал визуальную текстуру для своего романа из этого восхитительно-красивого фильма. Но этого не произошло. В основном потому, я думаю, что «Бегущий по лезвию» провалился в прокате».
В общем, это всегда интересно – узнать, кого сам автор считает своим предшественником и учителем, а кого ему навязали в силу схожести стиля и простых совпадений.
Вот интервью целиком:
http://project.cyberpunk.ru/idb/gibson_interview.html
«Мой любимый пример мутирующей истории – это «Золушка». Такую сказку вполне могли придумать в Китае, где размер ноги имел гораздо большее значение, чем на западе. Но сказка добралась до Франции, и вот у нас уже история о девушке, которой мертвая мать дарит модные меховые сапожки, мех по-французски vair, но где-то при очередном пересказе V-A-I-R превратилось V-E-R-R-E, и сапожки стали хрустальными. Из-за омонима у нас теперь хрустальные туфельки, а ведь это не имеет никакого смысла. В средневековой Франции еще не было технологий, чтобы изготовить туфли из хрусталя; носить такие было бы глупо, вы бы разбили их и порезались. И тем не менее, внезапно, теперь у нас есть этот образ, вокруг которого выстраивается история. И сказка о Золушке продолжает жить в пересказах – у нее огромное преимущество перед другими сказками о сидящих у огня девушках-замарашках, с которыми происходят чудеса. «Золушка» пережила их всех».
– Нил Гейман, из интервью с Кадзуо Исигуро
https://www.newstatesman.com/2015/05/neil-gaiman-kazuo-ishiguro-interview-literature-genre-machines-can-toil-they-can-t-imagine
Когда мне было двадцать, я прочел все романы Томаса Манна. По порядку. Я до сих пор думаю, что это лучший способ понять писателя. Но с Манном было сложно — каждый его роман был похож на попытку переплыть бассейн, наполненный быстрозастывающим цементом. Мне очень нравились «Будденброки», но я никак не мог объяснить себе, зачем — ну вот зачем? — существует «Доктор Фаустус» — огромный, самодовольный, зверино-серьезный.
С тех пор о Манне я не вспоминал. Но тут недавно в кофейне увидел, как девушка пишет в нотной тетрадке. То есть буквально на нотном листе вместо нот пишет текст. В этом нет ничего странного, у каждого свои причуды и привычки.
«Совсем как Адриан Леверкюн», — подумал я. И тут же удивился — тому, что помню это имя, и что вообще-то именно в нотной тетради Адриан записал свой разговор с чертом. И даже больше: до меня вдруг дошло, что я отлично помню эту книгу, вплоть до мельчайших деталей. Я помню сцены из романа, который прочел по диагонали десять лет назад.
Это я все к чему. Бывают книги, которые выветриваются из головы раньше, чем ты успеешь их дочитать. А есть другие: тебе кажется, что ты давно забыл их, на самом деле у них просто очень длинный инкубационный период, — они сидят в подкорке и терпеливо ждут, когда ты повзрослеешь.
Серьезно. Когда мне было двадцать, ни один писатель не злил меня сильнее, чем Томас Манн — забронзовевший, барочный, ворчливый. И вот сейчас, спустя десять лет мне кажется, что ничего лучше этой забронзовевшей, барочной, ворчливой прозы я в жизни не читал.
На «Снобе» появилась «Смерть в Венеции» в новом переводе Михаила Рудницкого. По-моему, это лучшая вещь Манна. А тем, кто сделал этот перевод возможным, я хотел бы сказать: вы герои!
https://snob.ru/magazine/entry/128543
Ужасно рад тому, что Нобеля дали Кадзуо Исигуро. Больше всего у него люблю второй роман «The artist of the floating world», который у нас называется «Художник зыбкого мира».
Три года назад я перевел его эссе из Гардиана, где он рассказывает о своем писательском методе под названием «Прорыв». Очень полезный текст для всех, кто пытается писать:
«Я полностью отменю все дела на ближайшие четыре недели и устрою себе то, что мы с женой немного загадочно назвали „Прорыв“. С понедельника по субботу, с 9 утра до 10.30 вечера я буду занят только одним делом — я буду писать. Часовой перерыв на ланч и двухчасовой — на ужин. Я не увижу ни одного письма и даже близко не подойду к телефону».
http://telegra.ph/Kadzuo-Isiguro-kak-ya-napisal-ostatok-dnya-za-chetyre-nedeli-10-05
Опять забрался на табуретку и рассказал на "Горьком" о лучшей книге Стивена Кинга, — о его мемуарах, и о том, как они могут помочь молодому писателю:
«Еще в детстве Стивен Кинг начал отправлять свои рассказы в журналы фантастики. Их неизменно возвращали, и бланки с отказами он нанизывал на вбитый в стену гвоздь. Когда бланков стало слишком много, Кинг заменил гвоздь на плотницкий костыль. Он не отчаивался: «Когда ты еще слишком молод, чтобы бриться, оптимизм — вполне естественная реакция на неудачу».
<...>
Мне кажется, именно эта деталь — самая важная в его мемуарах. Он пишет о том, что каждый молодой автор в самом начале пути борется не столько со словами, сколько с сомнениями; о том, что писательство — это добровольная робинзонада, и, если ты не опустил руки даже после десятка отказов, в какой-то момент ты все равно почувствуешь эту пустоту — как астронавт, которого забыли на Марсе. Из инструментов у тебя только скотч и картошка — попробуй собери из них роман, умник. В этом смысле мемуары Кинга — чтение крайне полезное, даже душеспасительное, они похожи на внезапный радиосигнал из космоса, напоминающий тебе, что ты, молодой-подающий-надежды-прозаик, не одинок. Шутка ли, автор романов «Оно» и «Противостояния» сам приходит к тебе, хлопает по плечу и говорит: «Все нормально, парень, так и надо. Мы все через это прошли. Каждый день слышать „нет” — это важная часть обряда инициации. Чтобы получить первое „да” от издателя/читателя/критика, нужно сперва собрать целую коллекцию „нет”. Соберешь двести „нет” — это и будет твой пропуск в литературу».
https://gorky.media/context/geroj-stiven/
Есть у меня одна неочевидная любовь — роман «Хождение по мукам» Алексея Толстого. Книга, которую могу читать в любой момент и с любого места, прекрасно зная и о приспособленчестве автора, и об идеологическом перекосе третьей части, и о сталинской премии и вообще обо всем. Это к вопросу о пресловутой смерти автора — довольно интересный опыт: читать «Хождение по мукам» и задаваться вопросом: влияет ли биография АНТ на мое восприятие текста? Пожалуй, что не особо, и уж точно не мешает. Чем больше книг читаю, тем отчетливее понимаю: писатели в принципе люди с гнильцой, без гнильцы как-то не пишется. Вопрос, наверно, в количестве этой самой «гнильцы», но это уже тема для отдельного разговора.
Когда открываю «Сестер» и начинаю читать про «сложное чувство умственного возбуждения и душевной придавленности», тот факт, что автор был так себе человеком, перестает иметь значение. Самое поразительное в этой книге то, как круто АНТ умеет изображать чужие голоса, при этом оставаясь собой — вот этот вот его «вокальный» диапазон — вот эпизод под Чехова, вот под Тургенева, вот явный заход на территорию Достоевского, а вот откровенный стеб над Блоком и символистами. Про очевидные аллюзии на «Анну Каренину» и «Войну и мир» вообще молчу.
На днях взялся опять перечитывать и вспомнил свой любимый факт о романе (см.фото).
Поняли, да? Бывают романы-эпопеи, романы-воспитания, а «Хождение по мукам» — роман-танк!
Есть такая литературная премия ФИКШН35, длинный список которой — это буквально ответ на вопрос: о чем сегодня пишет молодежь?
Алгоритм простой: открываете сайт fiction35.com, читаете.
В прошлом году, например, победил Артем Серебряков со сборником необычных, обморочных рассказов «Чужой язык».
В этом году я болею за Евгению Некрасову, Сашу Степанову, Булата Ханова и Владислава Городецкого.
У Булата Ханова книга вышла только что, называется «Развлечения для птиц с подрезанными крыльями». Вот здесь хорошая рецензия на нее.
У Евгении Некрасовой — сборник «Сестромам». Обратите внимание на рассказы «Лакшми» и «Лакомка».
У Саши Степановой — «Город вторых душ», хтонический, жутковатый роман с интересной механикой мира; местами прям нормальная такая гоголевщина.
У Городецкого — «Инверсия господа моего», по-хорошему отбитые рассказы, трансгрессия во все края.
Это мои фавориты, уверен, они еще покажут, на что способны.
(шепотом, авторам: ребят, вы там покажите им, ладно? А то я уже сказал, что вы покажете, будет неловко, если не покажете)
«Oh Christ».
Великое видео: Дорис Лессинг узнаёт, что она выиграла нобелевку по литературе.
Есть такой парадокс: чтобы стать частью канона, его сначала нужно хорошенько пнуть, расшатать или нацарапать на нем что-нибудь неприличное. Писатели, которые сегодня смотрят на нас с портретов в кабинетах литературы, попали на эти портреты вовсе не потому, что «сохраняли традиции», как раз наоборот – они их нарушали.
«Герой нашего времени» и «Капитанская дочка» сегодня считаются классикой, но на момент публикации это были самые новаторские тексты своего времени.
Поэтому, мне кажется, лучший способ заглянуть в будущее литературы – это найти и изучить самые необычные романы последних лет.
Выбрал для "Крупы" несколько экспериментальных романов и авторов, на которых стоит обратить внимание: Эверетт, Макэлрой, Макинтош, Марксон и другие.
https://krupaspb.ru/zhurnal-piterbook/intervyu/aleksey-polyarinov-6-eksperimentalnyh-romanov.html
И еще о текстах и технологиях: у нас на «Пыльце» (у которой, кстати, и канал есть: @pollenfanzine ) недавно вышел перевод статьи Томаса Пинчона для The New York Times «Нормально ли быть луддитом?», где Сам рассказывает о происхождении термина «луддизм» и объясняет, чем, собственно, луддизм отличается от технофобии, и почему это не одно и то же.
«В 1779 году в одной деревушке где-то в графстве Лестершир, некто Нэд Лудд ворвался в дом и «в припадке безумной ярости» уничтожил две машины, используемые для вязания чулочно-носочных изделий. Молва об этом разошлась по округе. Вскоре каждый раз, когда ткацкий станок находили выведенным из строя в результате диверсии — а это продолжалось, согласно энциклопедии Britannica начиная примерно с 1710 года — люди отвечали крылатой фразой «Здесь, должно быть, побывал Лудд». К тому времени, как в 1812 году его имя было присвоено разрушителями ткацких машин, исторический Нэд Лудд был полностью поглощен более или менее саркастическим прозвищем «Король (или капитан) Лудд», и теперь он стал загадочной общеизвестной и черной байкой: нечеловеческим существом, бродящим в ночи по районам трикотажных фабрик Англии, и обладающим одним чудны́м бзиком: при виде ткацкого станка он сходит с ума и начинает его крушить.
Но важно помнить, что цель даже первоначального нападения 1779 года, равно как и многие машины времен промышленной революции, не была образцом новой технологии. Ткацкая машина появилась в 1589 году и, согласно преданию, она была изобретена преподобным Уильямом Ли из чистой гнусности. Якобы Ли был влюблен в молодую женщину, которая больше интересовалась своим вязанием, нежели его персоной. Он появлялся у неё дома. «Извините, преподобный, но я занята вязанием». «Что, опять?» Через какое-то время, будучи не в силах справиться с таким отторжением, Ли, не впадая в безумную ярость, как Нэд Лудд, но, предположим, логически и холодно всё взвесив, поклялся изобрести такой механизм, благодаря которому ручное вязание чулок и носков станет устаревшим. И ему это удалось. Согласно энциклопедии, ткацкая машина отвергнутого священника «была настолько совершенна в своей концепции, что продолжала оставаться единственным механическим средством вязания в течение сотен лет».
И дальше в том же духе. Целиком перевод – здесь: http://pollen-press.ru/2017/11/07/is-it-o-k-to-be-a-luddite/
А между тем роману «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» в январе исполняется 50 лет! В честь юбилея я пересмотрел обоих «Блейдраннеров», прочел биографию Филипа Дика и написал о его отношениях с «Франкенштейном» Мэри Шелли и тестом Тьюринга:
«Впервые в кабинете психотерапевта Филип Дик оказался в 14 лет. У мальчика начался переходный возраст, мать решила, что он ведет себя странно, и отвела его к специалисту. Дику так понравилось проходить личностные тесты, что их прохождение он превратил в игру, пытаясь обмануть систему, перехитрить вопросники. Эммануэль Каррер писал:
«... Фил научился обходить ловушки, которые скрывались за вопросами, а также угадывать, каких от него ждут ответов. Как ученик, доставший пособие для учителя, он знал, в какой клетке нужно поставить галочку в Личностном опроснике Вордсворта или в Миннесотском опроснике, чтобы получить нужный результат, какой рисунок в каком задании Роршаха следует отметить, чтобы вызвать замешательство специалистов. Он намеренно был то нормально нормальным, то нормально аномальным, то аномально аномальным, то (его гордость) аномально нормальным, и из-за разнообразия и постоянной смены симптомов его первый психоаналитик не выдержал и отказался работать с Диком«.
Спустя еще четверть века Дик прочел статью Алана Тьюринга «Вычислительные машины и разум», где описана процедура, с помощью которой можно доказать наличие сознания у машины. Для теста нужны два человека и компьютер. Экзаменатор задает вопросы, второй человек и компьютер по очереди отвечают. Вопросы могут быть самыми разными — от просьбы описать вкус черничного пирога до уравнений и математических формул. Цель экзаменатора — по скорости реакции определить, кто из двух анонимных ответчиков человек. Цель компьютера — обмануть экзаменатора. Идея так захватила писателя, что Дик решил сделать ее основой для романа".
https://daily.afisha.ru/brain/7875-ridli-skott-protiv-filipa-dika-chem-beguschiy-po-lezviyu-otlichaetsya-ot-romana/
Собирал материал для статьи и заметил, что людей ставит в тупик вопрос «кто написал роман "Парк юрского периода"?». Не все даже знают, что есть такая книга.
Вот интересно, всем более или менее известно, кто автор «Крестного отца», например, или «Молчания ягнят». Марио Пьюзо очень плохой писатель, но его помнят, а Майкла Крайтона — нет.
А между тем, друзья, Крайтон, — это такой Дэн Браун начала девяностых. Автор десятка сай-фай романов и технотриллеров. Создатель сериала «Скорая помощь», между прочим. Но при этом статья о нем в Википедии больше похожа на притчу о том, как избирательно работает забвение. Тот неловкий момент, когда у твоих книг на goodreads сотни тысяч читателей, но твое имя все равно приходится гуглить, чтобы вспомнить, что ты там написал, и кто же автор «Парка юрского периода».
Я пытался читать его романы, и это настолько похоже на код-да-винчи, что даже не по себе: он берет какую-нибудь волнующую всех прямо сейчас идею, например, клонирование, нанороботов, черные дыры etc., и создает вокруг нее нехитрый трехактовый сюжет, с вкраплениями копипасты из энциклопедий — про генную инженерию, квантовую физику или язык жестов, чтобы по классу «интеллектуальной прозы» проходило. Там даже не сюжет, а настоящая химическая формула бестселлера с прицелом на киносценарий: пара героев-типажей, пол кило диалогов, сетапы-пэйоффы по вкусу, взболтать, залить водой, дать отстояться.
Все это дело, как пена в лабораторной колбе, мнгонвенно поднимается на первую строчку списка бестселлеров от Нью-йорк таймс, — ну, потому что формула бестселлера работает безотказно, — по книге снимают фильм, чаще всего посредственный, но кого это волнует, ведь главные роли исполняют Дастин Хоффман, Шерон Стоун и Сэмюэль Джексон, а сам писатель получает миллионы долларов отчислений. Успех!
Затем проходит десять-двадцать лет, и вот — никто не может вспомнить имя автора «Парка юрского периода», хотя сам «Парк» недавно даже перезапустили. Крайтона помнят разве что гики и студенты киношколы, ну, потому что если ты учился на сценариста или режиссера, то ты уж точно проходил Спилберга и разбирал по кадрам сцену с тирексом и стаканом воды. Впрочем, среди студентов и гиков фанатов Крайтона тоже не найти. Слишком простой, чтобы быть культовым.
Как странно, правда? У него за плечами не только «Скорая помощь», но и еще целая куча проектов, — прямо скажем, нормально так наследил в поп-культуре. А вот поди ж ты — так и не смог победить забвение, стать знаковой фигурой, вроде Аарона Соркина или Чарли Кауфмана.
Тут есть какая-то горькая ирония: автор романа об оживших динозаврах сам очень быстро стал культурным ископаемым.
P.S. Лет через десять, полагаю, мы точно так же будем «вспоминать» про Дэна Брауна:
— Ну этот, помнишь, еще фильм был с Томом Хэнксом, они там по Лувру бегали от монаха-альбиноса и паззлы для третьеклассников разгадывали? Забыл, как его звали, ща вспомню, не подсказывай: Дэвид Блэйн? Барри Даун? Кристиан Грэй?
Кадзуо Исигуро вчера прочел свою Нобелевскую речь, а я нарисовал небольшую карту его творческого метода. Помимо прочего продолжаю настаивать, что у него еще и отличное чувство юмора:
https://gorky.media/context/kadzuo-isiguro-kak-priruchit-banalnost/
Беседы с @Polyarinov. Книжные критики умеют подбирать наглядные метафоры для выражения мысли. Вот, например, про Нила Стивенсона:
===
Alexey: Стивенсон, он классный во всем
Он такой офигительный увлеченный научный гик
И я его дико уважаю за это
Но вот именно внутренний мир человека для него не существует
Maria: Ну у меня своего внутреннего мира до жопы, иногда приятно почитать что-то про что-то другое уже
Alexey: Не, я наоборот именно ищу иногда в книгах объяснения того, как люди устроены
как они себя ведут
не объяснения даже, а маркеры поведения что ли
и когда мне подсовывают вместо полноценного персонажа plot vehicle
я чувствую себя обманутым
Типа как тебе подарили киндерсюрприз
Ты открываешь, а там внутри нет игрушки
и ты такой: вы охуели, мистер писатель?
а автор тебе: ну у тебя есть шоколад
а ты ему: знаешь куда засунь себе свой шоколад? я киндеры ради игрушек покупаю, ради бегемотиков! Где мой бегемотик?
Maria: Ахаха
Alexey: вот Стивенсон он в этой аналогии как раз такой поставщик вкусного шоколада
НО Я ХОЧУ БЕГЕМОТИКОВ
Есть такие книги, рассказ о них мы чаще всего начинаем с числа, — с количества издателей, когда-то отвергнувших рукопись. От «Дзена и искусства ухода за мотоциклом» Роберта Пёрсига в свое время отказался 141 издатель, от «Мерфи» Сэмюеля Беккета — 42.
С Марксоном та же история — его «Любовницу Витгенштейна» отвергли 54 раза.
Эта деталь не имеет никакого отношения к содержанию книги, и все же о ней сложно не упомянуть — очень уж яркая.
Что же касается Витгенштейна, то свой «Логико-философский трактат» он написал в концентрационном лагере во время Первой Мировой. О том, сколько издателей отвергли рукопись (если отвергли), мне ничего неизвестно.
Когда началась Первая Мировая, Витгенштейну было 25, а Борхесу — 15.
Когда Борхесу было сорок, и он работал в библиотеке, его коллега нашел статью о нем в энциклопедии. «Эй, Борхес, — сказал коллега (Борхеса все называли по фамилии), — тут есть заметка о писателе, которого зовут так же, как и тебя. И так же, как и ты, он работает в библиотеке. Какое странное совпадение!»
А потом, когда Витгенштейн уже умер, а Борхесу был 81 год, Умберто Эко написал «Имя розы», и там был слепой персонаж-библиотекарь по имени Хорхе — отсылка слишком очевидная, чтобы не заметить ее.
Вам, наверно, интересно, зачем я все это рассказываю, и как все эти факты связаны с романом «Любовница Витгенштейна»?
Объясняю на Горьком:
https://gorky.media/reviews/prepodavatel-vnimatelnosti/
Друзья, мой личный пресс-секретарь написал пост для всех потенциальных рекламодателей:
Нет, рекламу я не размещаю, нет, спасибо, я не размещаю рекламу, нет, не надо ничего присылать, я не размещаю рекламу, это личный блог, в нем не будет рекламы, кончик языка совершает путь в четыре шажка вниз по небу, чтобы в конце ткнуться в передние зубы: ре-кла-мы-нет, nenda kwenye kitako – это значит рекламу не размещаю на суахили, потому что на суахили я рекламу тоже не размещаю нет не надо ничего присылать, правда, это бесперспективно, нет рекламы нет рек озер тоже нет и дорог нормальных нет и отопления нет ничего нет все тлен и безысходность и бога нет, а если нет бога, то какая нафиг реклама?
Quod erad demonstrandum
[forwarded message:] Привет, Алексей, вот пресс-релиз для рекламодателей. Я сделал все, что ты просил, теперь верни мне, пожалуйста, паспорт. Это уже не смешно. И еще: за последние годы я неплохо тебя изучил, я знаю, что ты ленивая жопа и скорее всего даже не будешь читать этот мой текст и запостишь как есть, прям с этим моим комментарием, а потом, конечно же, будешь отшучиваться, что, мол, так и задумано, что ты накануне прослушал радио-пьесу Чарли Кауфмана «Hope Leaves the Theater» и теперь под впечатлением пародируешь его приемы, эту его игру с мета-нарративом, и что ты считаешь, что эту пьесу у нас почти никто не знает, и это страшно несправедливо, потому что она гениальная, и что на самом деле никакого пресс-секретаря у тебя нет. Но никто тебе не поверит, Алексей. Никто.
Короче. Готовлюсь к лекции об истории киберпанка. Скинул брату список важных для жанра авторов: Пинчон, Дик, Типтри etc.
Брат *просмотрев фамилии*: У тебя неправильный список. Киберпанк начался с Фрэнка Баума.
я: ???
Брат: Ну как, ты забыл что ли? Там в конце роботу пересадили человеческое сердце, а соломенному репликанту — мозги.
я: А льву?
Брат: А льву вживили имплант, регулирующий подачу тестестерона.
я: А Элли?
Брат: Элли просто не знает, что она андроид. Тест Войта-Кампфа тогда еще не изобрели.
Вот это я понимаю — фанатская теория уровня Рэддита. "Мечтают ли андроиды об изумрудном городе?"
Внезапно на пару с Марией @irregardless Пирсон взяли интервью у Ольги Любарской, которая перевела "Нейроманта" Уильяма Гибсона на украинский. Получилась целая дискуссия — о сай-фае, постмодернизме, влиянии Пинчона, ну, и о переводе имен собственных, конечно, куда ж без них-то?
Но самое интересное — это рассказ Ольги о рабочем процессе:
"Гибсон описывает вообще все мелочи, как будто это сценарий с описанием раскадровок, — запахи, текстуры, оттенки. Даже если этих вещей, о которых он пишет, вообще и близко не существует, ощущение от текста абсолютно синестетическое. Выстраивать процесс работы с таким текстом довольно сложно, потому что нельзя ничего потерять, иначе это не Гибсон уже будет. Одно дело читать на досуге, а совсем другое — разбирать и собирать этот автомат так, чтобы лишних деталей не оставалось и чтобы он все-таки стрелял туда, куда Гибсон целился. Нужно было проверять каждую мелочь, даже если казалось, что и так все понятно. В общем, я отнеслась к этой книге, как к кино: работу покадрово выстраивала, если можно так выразиться, потом монтировала и смотрела, как оно в монтаже. Буквально разбирала каждый кадр и строила его заново на украинском языке".
http://dystopia.me/cyberpunk-discussion/
Белый шум
В любой непонятной ситуации я читаю американских фантастов. Взялся вот за Альфреда Бестера, роман «Тигр, Тигр!» (1956). Начало в стиле «Марсианина» – главный герой по имени Гулливер в одиночестве сходит с ума на заброшенном космическом корабле, как он там оказался – неясно, что стало с его командой – тоже. И вдруг – удача! – на радаре появляется какой-то крейсер, Гулливер подает сигнал SOS, крейсер видит его, но пролетает мимо.
И в этот момент, – пишет Бестер, – в душе у Гулливера словно повернулся ключ. Он зол, он хочет выяснить, почему его бросили. И как Марк Уотни из «Марсианина» он начинает решать научные задачи.
Например: как завести двигатели корабля, если топливо в невесомости не попадает в нужный отсек?
Ответ: заставить корабль вращаться, это создаст искусственную гравитацию.
И так далее.
А дальше – автостопом по галактике, с поправкой на то, что роман вышел в пятидесятых. Среди прочего Гулливер попадает на астероид с одичавшими астронавтами, которые много лет назад сбились с курса, чуть-чуть поехали умом и теперь почитают «святого Дарвина», поклоняются центрифуге и каждое предложение, вне зависимости от контекста, заканчивают присказкой «потому что это научно».
Например: «Мы должны заняться сексом и родить много детей, потому что это научно».
Или: «Тебе надо поесть, потому что это научно».
В общем, бодрая такая подростковая космическая опера с блэк-джеком и шутками; как Терри Пратчетт, только в космосе.
В чувстве юмора Бестеру не откажешь: в его версии будущего, в 24-м веке, люди уже освоили телепортацию, она бесплатна и проста в использовании. Но тут проблема – доступность услуги сделала ее популярной у простого люда. Высшие классы телепорт презирают, богачи принципиально пользуются лифтами, лестницами, поездами; а главный антагонист-миллиардер в книге настолько хипстер, что и вовсе ездит на карете с тройкой лошадей и кучером.
В итоге получается такая внезапная сатира в стиле Джонатана Свифта: телепортация не только не облегчила жизнь, наоборот – добавила суеты, и люди все равно нихрена не успевают, а настоящие богачи транжирят время и продолжают ходить по лестницам – потому что могут!
А я продолжаю читать Альфреда Бестера, потому что это научно.
@
На "Афише" рассказываю о Стиге Ларссоне и его трилогии "Миллениум", плюс объясняю, что не так с продолжениями, которые [делаю кавычки пальцами] "написал" Дэвид Лагеркранц.
Небольшой спойлер: всё не так.
"Писать сиквел известной серии — затея в принципе очень рискованная; продолжатель так или иначе должен соревноваться с первоисточником, пытаться выйти из его тени, сказать что-то свое. У Лагеркранца такой цели нет: обе его «Девушки» — это романы, кричащие о своей вторичности. Их автор даже не пытается заигрывать с жанром и как-то проявить себя: наоборот, он постоянно ищет способ писать «под Ларссона», спрятаться за ним — и даже в этом терпит неудачу. Сиквелы «Миллениума» недотягивают даже до уровня фанфика: последние могут быть неловкими и кривыми, но по крайней мере всегда написаны с любовью — к писателю-кумиру, героям, атмосфере оригинала. Книги Лагеркранца написаны с любовью к деньгам".
Остальное по ссылке:
https://daily.afisha.ru/brain/6721-stoit-li-chitat-devushku-kotoraya-iskala-chuzhuyu-ten-prodolzhenie-milleniuma/
