1783
Ви́ктор Оле́гович Пеле́вин (род. 22 ноября 1962, Москва) — современный российский писатель.
— Ты действительно думаешь, что человек поднялся в результате эволюции выше животных?
— Конечно, — ответил я. — А разве нет?
— Нет, — сказал он. — Он опустился гораздо ниже. Сегодня только ушедший от дел миллионер может позволить себе образ жизни животного: жить на природе в самых подходящих для организма климатических условиях, много двигаться, есть экологически чистую пищу, и при этом вообще никогда ни о чем не волноваться. Подумайте: ведь никто из животных не работает.
— А белочки? — спросила Гера. — Они ведь собирают орехи.
— Милая, это не работа. Вот если бы белочки с утра до ночи впаривали друг другу прокисшее медвежье говно, это была бы работа. А собирать орехи — это бесплатный шоппинг.
Когда вы чувствуете гнев или боль, вы появляетесь. Вам кажется, что есть кто-то, кто ими охвачен — и дальше действует и страдает уже он.
Вы просто не знаете, что не обязаны реагировать на эти ощущения и мысли. А реакция начинается с того, что вы соглашаетесь считать их своими.
Но химический бич, щелкающий в вашем мозгу, вовсе не ваш высший господин. Вы просто никогда не подвергали сомнению его право командовать.
Если вы научитесь видеть его удары, они потеряют над вами власть. А видеть их можно только из одного ракурса — когда исчезает тот, кто принимает их на свой счет.
Есть древняя оркская пословица: «Где ж лучше? Где нас нет…» Что она означает? Пока вы глядите на мир с кочки, которую научились считать «собой», вы платите за неё очень высокую арендную плату. Но что вы получаете взамен?
Вы даже не знаете, какие бичи погонят ваше «я» в его кошмарное путешествие через миг…
SNUFF
❗️Новый роман Виктора Пелевина «Круть» выйдет 3 октября
Издательство ЭКСМО опубликовало обложку новой книги Пелевина.
Идет третий век Зеленой Эры. Имплант-коррекция „Открытого Мозга” превратила женщин в доминантный гендер, и в уголовной иерархии изменился баланс сил. На ее вершину поднялся фем-блатняк — безжалостные куры-заточницы. Противостоять им не может никто из биологических мужчин, но есть нюанс💬, — говорится в аннотации к роману.
Из описания следует, что действие книги разворачивается в той же вселенной, что и в трех предыдущих романах Пелевина — Transhumanism Inc., KGBT+ и «Путешествие в Элевсин»
Считается, если бросить палку собаке, она будет глядеть на эту палку. А если бросить палку льву, то он будет, не отрываясь, смотреть на кидающего. Это формальная фраза, которую говорили во время диспутов в древнем Китае, если собеседник начинал цепляться за слова и переставал видеть главное.
«Священная книга оборотня»
– Мираж, мираж, – сказал охранник задумчиво и посмотрел в какую-то точку, явно находящуюся далеко за стеной. – Знаем. Не первый день на посту. Инструктаж у нас каждую неделю. Но я же не говорю, что эта дверь реальна. Сказать, что я про нее думаю? – Ну скажи. – Я так считаю, что никакой субстанциональной двери нет, а есть совокупность пустотных по природе элементов восприятия. – Именно! – обрадовано сказал Сердюк и сделал еще один шажок к своим ботинкам. – Но раньше восьми я эту совокупность не отопру, – сказал охранник и стукнул себя по ладони резиновой палкой. – Почему? – спросил Сердюк. Охранник пожал плечами. – Для тебя карма, – сказал он, – для меня дхарма, а на самом деле один хрен. Пустота. Да и ее на самом деле нету.
Чапаев и Пустота
Все религии и духовные учения спорят между собой по множеству поводов, но сходятся в одном — объяснить человеку, что такое Бог, невозможно. Вернее, можно объяснить человеку концепцию Бога, и она станет частью его умственного багажа. Но это не значит, что человек познает Бога. Это значит, что на его горбу появится еще один чемодан барахла, который он понесет с собой на кладбище. Бога можно только непосредственно пережить.
“Операция Burning Bush”
Я сражался с этим миром как мог и проиграл. Отойдя от борьбы, я хотел в спокойном уединении написать о ней книгу, чтобы кто-нибудь поднял выпавший из моих рук меч. Но теперь я уже не смогу этого сделать.
Завтра в мою камеру войдут двое охранников в масках. Все они здесь носят огромные улыбающиеся личины Микки Маусов, Дональд Даков и прочей нечисти, якобы для того, чтобы заключенные не знали их в лицо. Но моджахеды понимают, что для американцев это просто лишний способ подбросить несколько щепок в костер нашей невыразимой духовной боли.
Охранники завяжут мне глаза (левый и так почти ничего не видит) и отсоединят сковывающие меня стальные скобы от стены. Меня выведут из камеры и потащят по длинному коридору. Мои братья услышат шаги и закричат мне вслед «бисмилла» – но охрана не даст мне ответить.
Меня введут в маленькую комнату с лицемерным красным крестом на дверях и усадят на железный стул, стоящий среди сложнейших медицинских приборов. Затем с моих глаз снимут повязку.
Следователь сказал, что моя личность останется прежней, но способность логически мыслить будет «модифицирована». Кроме того, исчезнет мое, как он выразился, «недоверие к ближним». Причем исчезнет до такой степени, что с меня навсегда снимут оковы.
Операция будет простой – к моим вискам и темени подведут электроды, и несколько раз щелкнет разряд, поражая выбранные с микроскопической точностью узлы моего мозга. Я ничего не почувствую, но стану другим человеком.
Когда все закончится, врач заглянет мне в зрачки, проверит пульс и кивнет конвоирам. Два могучих утенка, или как их там, поднимут меня со стула, выведут из лаборатории и повлекут по коридору – а потом потащат по узкой винтовой лестнице в подвальный этаж, отделенный от остальной тюрьмы тремя слоями звукоизоляции.
«Советский реквием»
Ноотрансформатор, о котором я говорю, работает непостижимым образом. Это не технический прибор, а мистическая связь между явлениями и состояниями ума в противостоящих культурах, и ее, я думаю, будут изучать лучшие умы новой эпохи. Быть может, какой-нибудь экономический Коперник со временем объяснит, как распил СССР на цветные металлы превратился в озолотивший американских домохозяек доткомовский бум, или увидит иные сближенья. Но некоторые из этих связей ясны даже мне.
Советская власть клялась освободить человека из рабства у золотого тельца – и сделала это. Только она освободила не русского человека, раздавленного гулагом и штрафбатом, – а западного, которого капитал был вынужден прикармливать весь двадцатый век, следя за тем, чтобы капиталистический рай был фотогеничнее советского чистилища.
Теперь в этом нет нужды – и уже видно, куда поворачивает мир.
Сначала Европа, потом Америка – международным ростовщикам больше не по карману вас кормить, двуногие блохи.
Смотрите на экран, свободные народы Запада – «Bloomberg television» объяснит вам, в чем дело. А если не получится у Блумберга, поможет «CNBC» – у них есть один ведущий, который, отработав очередной заказ хедж-фондов, скулит песиком и кычет петушком.
Вот это и есть истинный голос товарно-сырьевой биржи – политкорректный эвфемизм мычания золотого тельца. Обижаться не на кого.
«Советский реквием»
Люди из вчерашнего завтра, полноватые и старомодно стриженные, стоят в надувных скафандрах у своих пузатых ракет, а над ними в бледном зените скользит ослепительная стрелка стартующего звездолета – невозможно прекрасный Полдень человечества.
Рядом отсыревшие за четверть века закорючки букв – фантастические повести, такие же придурочные и чудесные, как рисунки, пронизанные непостижимой энергией, которая сочилась тогда из всех щелей. И, если разобраться, все об одном и том же – как мы поймем пространство и время, построим большую красную ракету и улетим отсюда к неведомой матери.
Ведь что такое, в сущности, русский коммунизм? Шел бухой человек по заснеженному двору к выгребной яме, засмотрелся на блеск лампадки в оконной наледи, поднял голову, увидел черную пустыню неба с острыми точками звезд – и вдруг до такой боли, до такой тоски рвануло его к этим огням прямо с ежедневной ссаной тропинки, что почти долетел.
Хорошо, разбудил волчий вой – а то, наверно, так и замерз бы мордой в блевоте. А как проснулся, оказалось, что дом сгорел, ноги изрезаны о стекло, а грудь пробита аккуратными европейскими пулями...
Так что мы делали все это время? Куда летели в наркотическом сне, что строили в своем стахановском гулаге, о чем мечтали в смрадных клетушках, спрятанных за космической настенной росписью?
Куда ушла романтическая сила, одушевлявшая наш двадцатый век?
Мне кажется, я знаю ответ.
«Советский реквием»
На школьные каникулы меня отправляли к бабке – в деревню недалеко от Орла. Бабка жила в старой избе, отличавшейся от жилищ пятнадцатого века только тем, что под ее потолком сверкала стоваттная колба, которую бабка ехидно называла «лампочкой Ильича». Вероятно, она имела в виду не Ленина, а Брежнева – но для меня большой разницы между двумя этими покойниками не было. Зато я хорошо понимал, чем была «лампочка Ильича» в русской деревне двадцатых годов, потому что ни лампа, ни деревня с тех пор принципиально не изменились.
Надо знать, что такое русская зимняя деревня, чтобы понять, каким космическим чудом выглядит в ней сочащийся сквозь наледь на стекле электрический свет.
Я вовсе не иронизирую – это искусственое сияние действительно казалось лучом, приходящим из неведомого, и было понятно без объяснений, как русский человек променял на него и своего царя, и своего Бога, и свой кабак, и всю древнюю тьму вокруг. Этот желто-белый свет был заветом новой веры, миражом будущего, загадочно переливавшимся в замерзшем окне, когда я брел по вечернему двору в холодный нужник – и, точно так же, как мои поэтичные прадеды, я видел в узорах льда волшебные сады новой эры.
«Советский реквием»
Мои предки были волосатыми низколобыми трупоедами, которые продалбливали черепа и кости гниющей по берегам рек падали, чтобы высосать разлагающийся мозг. Они делали это миллионы лет, пользуясь одинаковыми кремниевыми рубилами, без малейшего понимания, почему и зачем с ними происходит такое – просто по велению инстинкта, примерно как птицы вьют гнезда, а бобры строят плотины. Они не брезговали есть и друг друга.
Потом в них вселился сошедший на Землю демон ума и научил их магии слов. Стадо обезьян стало человечеством и начало свое головокружительное восхождение по лестнице языка. И вот я стою на гребне истории и вижу, что пройдена ее высшая точка.
«Советский реквием»
Ярлыки могут быть любыми. Когда вы подкидываете монету, все ее перемещения в воздухе обусловлены механическими причинами, в которых нет ничего случайного. Но с практической точки зрения выпадение орла или решки — случайность. Поэтому можно сказать, что все случайности закономерны, а все закономерности случайны. Происходит то, что происходит, а мы наклеиваем на это ярлыки «случайность», «закономерность».
Из интервью
в раннем детстве (как, быть может, и после смерти) человек идет сразу во все стороны, поэтому можно считать, что его еще нет; личность возникает позже, когда появляется привязанность к какому-то одному направлению.
Читать полностью…
Суть вкратце сводится к тому, что нельзя пройти к добру и свету по человеческим трупам – ни бодрой поступью реформ, ни на танках. По костям можно пройти только к параше, что мы и имеем последние пятьсот лет во всех фрактальных смыслах. И все остальные, кто ходил по костям, тоже.
KGBT+
У меня нет вкусов. То, что мне нравится в литературе, музыке и кино, нравится мне не потому, что подчиняется каким-то принципам или правилам, которые можно было бы сформулировать в качестве моих предпочтений. Это происходит непредсказуемо и по непонятной мне самому причине.
Читать полностью…
И вот мы видим гордого, прекрасного и уязвленного несовершенством мира героя, который, как Мартин Бубер, обращается к Богу напрямую и говорит:
«Ты создал этот мир полным страдания и мрака, ты приковал мою душу к полному мерзости телу, ты заставил меня стариться и гнить, совершая мерзость за мерзостью, чтобы жить в этой мрачной вселенной… Но подожди. Я отвергну твое творение с такой яростью и силой, что оно содрогнется и развалится на куски!»
На багровом как шанкр закате он кидается в бездну кала и гноя и рушится вниз, вниз, вниз – в бледном венчике из смегмы, в окружении роя живых вшей и облаках ссаной вони.
Но Бог безмолвствует.
«Ты молчишь? – кричит бунтующий гностик. – Тогда смотри. Я совершу такое, чего испугается сам Люцифер.
Я пойду дальше – саму красоту я сделаю безобразной, соединив ее в одно целое с мерзостью… На это ты вынужден будешь ответить… Ты не сможешь промолчать… Тебе придется явить себя…»
Кажется, что ниже и страшнее невозможно упасть – но герой делает последнее кощунственное усилие, низвергается еще глубже и…
И вдруг пробивает потолок какой-то комнаты. Поднявшись на ноги, он обнаруживает, что попал в приличную каргобуржуазную гостиную. Ему стоя аплодируют собравшиеся.
– Ах, – проносится шепот, – мы знали, всегда знали, что вы с нами…
Когда шок от удара проходит, герой принимает бокал с желтым и шипучим и после короткого обмена репликами выясняет, что там, куда он так самоубийственно рушился с хулой и пеной на устах, собрались приличные рукопожатные люди, они тут живут, растят детей и даже летают за покупками в Лондон.
Экзальтированные жены наконец расступаются. К герою подходят мужчины в вечерних костюмах и приглашают его чуть прогуляться. Герой выходит за дверь, подавляя спазм ужаса – мнится, что там угли и котлы, котлы… Но за дверью – что-то вроде алхимической лаборатории. Видны следы работ, но не заметно их результата.
Мужчины, чуть заикаясь от застенчивости, начинают объяснять, что давно и старательно испекают символическое причастие прогресса для России. Бюджет огромный. Алхимическую реторту духа курируют международные духи добра. Но вот беда, сначала никак не выходило похоже на конфету. А потом по русскому обычаю украли все деньги и проебали все говно. Даже символическое – так что теперь не спасает и Фрейд.
– А вы, Владимир Георгиевич, из хулиганства и злобы так хорошо слепили, что мы и мечтать не смели-с… Не представляете, как совпадает с методическим вектором. Вы из издевательства сделали. А мы не могли на полном серьезе и за большой бюджет… Давайте дружить, вот что-с…
– А что мне надо будет делать?
– Да все то же самое-с. Говорите о говне красиво. Красиво и немного нервно. А мы уж не останемся в долгу перед своим певцом.
Героя отводят в горницу, и он падает спиной на опричную перину.
«Надо же, – думает он, глядя в потолок. – Кто бы ни был создатель этого мира, но чувство юмора у него приличное. В норме…»
Бэтман Аполло
Люди издавна верили, что в мире торжествует
зло, а добро вознаграждается после
смерти. Получалось своего рода уравнение,
связывавшее землю и небо. В наше время уравнение превратилось в неравенство.
Небесное вознаграждение кажется сегодня
явным абсурдом. Но торжества зла в земном
мире никто не отменял. Поэтому любой нормальный человек, ищущий на земле
позитива, естественным образом встает
на сторону зла: это так же логично, как
вступить в единственную правящую партию.
Зло, на сторону которого встает человек,
находится у него в голове, и нигде кроме.
Но когда все люди тайно встают на сторону
зла, которого нет нигде, кроме как у них
в голове, нужна ли злу другая победа?
Empire V
И Андрей закричал: «Я покину причал,
если ты мне откроешь секрет!»
И Сиддхартха ответил: «Спокойно, Андрей,
Никакого причала здесь нет…»
Ветхая Земля, неизвестный автор
(Из архивов Железной Бездны)
Бродский писал, что культура табака и алкоголя ему ближе, чем другие способы расширения сознания. Что Вы думаете об этом?
— Я не курю и не пью и считаю, что в химию мозга не следует вмешиваться напрямую, во всяком случае, на постоянной основе, это ведет только к зависимости от химикатов и не решает ни одной человеческой проблемы. Наркотики вообще способны решать только те проблемы, которые перед этим создают сами.
И потом, что это значит: «расширение сознания»? У сознания нет таких характеристик, как длина или ширина, сознание не надо расширять или углублять, я думаю, что его надо постепенно очищать, а для этого наркотики не просто бесполезны, они прямо вредны. Человеческое тело само выработает всю нужную химию.
(Из интервью)
Кстати, меня всегда поражала одна черта, свойственная людям, не отдающим себе отчета в собственных психических процессах.
Такой человек может долгое время находиться в изоляции от внешних раздражителей, не испытывать никаких реальных потребностей - и в нем, без всякой видимой причины, вдруг возникает самопроизвольный психический процесс, который заставляет его предпринимать непредсказуемые действия в окружающем мире.
Дико, должно быть, это
выглядит для внешнего наблюдателя: лежит себе такой человек на спине, лежит час, другой, третий, и вдруг вскакивает, сует ноги в шлепанцы и отбывает в неизвестном направлении только потому, что его мысль по неясной причине (а может и вообще без причин) устремилась по некоему произвольному маршруту.
А ведь таких людей большинство, и именно эти лунатики определяют судьбу нашего мира.
Чапаев и Пустота
По мнению следователя, это не кара, а проявление гуманизма племени аль-америки. Ибо иного способа вернуть меня в ряды человечества, с их точки зрения, просто нет, и они поступают так со всеми великими моджахедами, которых слишком дорого охранять и слишком страшно убить. В моем случае, как мило пошутил следователь, это будет еще и «poetic injustice» (он не скрывал, что знает про меня все).
Меня втолкнут в крохотную клетушку с компьютерным терминалом. На экране будут два графика – «USD/EUR» и «EUR/USD» – такие же, как на форексе. По бокам от монитора будут лежать две банкноты, подаренные мне правительствами США и Объединенной Европы – сто долларов и сто евро. Мои деньги.
Я сяду за терминал («все садятся сами», сказал следователь), – а дальше начнется моя вечная мука.
Когда вверх пойдет доллар, я буду глядеть на «EUR/USD» и страшно кричать, видя, как падают в цене мои евро. А когда вверх пойдет евро, я будут глядеть на «USD/EUR» и страшно кричать, видя, как падают в цене мои доллары.
Я буду глядеть то налево, то направо, и все время кричать. Когда я устану и замолчу, мне в уши ударит полный муки крик братьев по борьбе, играющих в вечный форекс в соседних клетках. А как только мое дыхание восстановится, я начну кричать снова.
Так, отвлекаясь лишь на сон и еду, я буду ждать своей заблудившейся где-то смерти – хотя на самом деле буду уже мертв.
Следователь прав, аль-америки не будут мне мстить. Они просто примут меня в свое племя.
«Советский реквием»
Но теперь все будет иначе. Советские рабы не станут умирать в своих рудниках и окопах, чтобы сделать ваш мир чуть уютней. Скоро, очень скоро над вами нависнет слепой червь капитала, смрадный господин вашего мира, от которого мы, оплеванные и оболганные дураки, защищали вас весь двадцатый век.
Мы больше не будем полюсом горя в вашем счастливом универсуме. Мы научимся быть счастливы сами, и это самое страшное, что мы можем с вами сделать, ибо качели, на которых вы сидите напротив нас, заставят вас рухнуть в бездну. Наш вес, может быть, не так уж и велик – но рядом с нами почти очнувшаяся от вашего опиума Азия. Bon Appetit.
Это я не вам, а слепому червю, который будет жрать вас в двадцать первом веке. И никто больше не будет толкать вас к звездам – слепому червю не нужен такой дорогой пиар. Count your pips and die.
Впрочем, я лукавлю. И вас, и нас, и даже азиатов ждет в конечном счете одно и то же.
Мои потомки – не мои лично, а моего биологического вида, – будут волосатыми низколобыми трейдерами, которые с одинаковых клавишных досок сотнями лет будут продалбливать кредитно-дефолтные свопы по берегам мелеющих экономических рек.
Они будут делать это без малейшего понимания, почему и зачем это с ними происходит – просто по велению инстинкта, примерно как пауки едят мух.
А когда они сожрут всех мух, они снова начнут жрать друг друга. С этого, собственно, началась история – этим она и кончится.
“Советский реквием”
Если долго смотреть телевизор во время какого-нибудь финансового кризиса, начинаешь видеть, что мир подобен трансформатору, превращающему страдание одного в ослепительную улыбку другого – они синхронны, как рекламные паузы на каналах «CNBC» и «Bloomberg» (из чего, кстати, дураку понятно, что это на самом деле один и тот же канал).
Если всем людям вместе суждено определенное количество счастья и горя, то чем хуже будет у вас на душе, тем беззаботнее будет чья-то радость, просто по той причине, что горе и счастье возникают лишь относительно друг друга.
Весь двадцатый век мы, русские дураки, были генератором, вырабатывавшим счастье западного мира. Мы производили его из своего горя. Мы были галерными рабами, которые, сидя в переполненном трюме, двигали мир в солнечное утро, умирая в темноте и вони. Чтобы сделать другую половину планеты полюсом счастья, нас превратили в полюс страдания.
«Советский реквием»
Кроме лампы, в бабкином доме было еще одно чудо.
Это был стоявший в сенях сундук со старыми советскими журналами. Бабка не разрешала в него лазить. Я делал это с ощущением греха и надвигающейся расплаты – чувствами, сопровождавшими каждый шаг моего детства.
Сундук был заперт, но, приподняв угол крышки, можно было просунуть руку в пахнущую сыростью щель и вытаскивать журналы по нескольку штук. Они были в основном шестидесятых годов – времен младенчества моих родителей. Их имена звучали романтично и гордо: «Техника – Молодежи», «Знание – Сила», «Юный Техник». От них исходил странный свет, такой же загадочный и зыбкий, как сияние ленинского электричества в заледенелых окнах.
Тот, кто долго листал старые журналы, знает, что у любой эпохи есть собственное будущее, подобие «future in the past» английской грамматики: люди прошлого как бы продлевают себя в бесконечность по прямой, проводя через свое время касательную к вечности.
Такое будущее никогда не наступает, потому что человечество уходит в завтра по сложной и малопонятной траектории, поворотов которой не может предсказать ни один социальный математик. Зато все сильны задним умом. Любая рыбоглазая англичанка с «CNBC» бойко объяснит, почему евро упал вчера вечером, но никогда не угадает, что с ним будет завтра днем, как бы ее ни подмывало нагадить континентальной Европе. Вот и все человеческое предвидение.
Будущее советских шестидесятых было самым трогательным из всех национальных самообманов.
«Советский реквием»
Я родился уже после того, как последняя битва за душу человечества была проиграна. Но я слышал ее эхо и видел ее прощальные зарницы. Я листал пыльные советские учебники, возвещавшие, что Советский Союз сделал человека свободным и позволил ему шагнуть в космос. Конечно, даже в детстве мне было понятно, что это вранье – но в нем присутствовала и правда, которую было так же трудно отделить от лжи, как раковые метастазы от здоровой плоти.
«Советский реквием»
Самое страшное мистическое путешествие в жизни — это когда маленький ночью идешь в туалет.
Читать полностью…
Чтобы спасти тонущего, недостаточно протянуть руку — надо, чтобы он в ответ подал свою.
Читать полностью…
лабиринт – символ мозга. Открытый мозг и классический лабиринт похожи даже внешне. Минотавр – это животная часть ума, а Тесей – человеческая. Животная часть, естественно, сильнее, но человеческая в конечном счете побеждает, и в этом смысл эволюции и истории.
«шлем ужаса»
Помнишь, мы в школе хохотали над анекдотом про сперматозоидов, которые плывут в предрассветной тьме и переговариваются: «Я буду скрипачом, а я космонавтом, а я премьер-министром», и так далее. А потом раздается голос: «Братья и сестры, нас обманули! Во-первых, мы в резинке. А во-вторых, мы в жопе…»
Читать полностью…
Никаких философских проблем нет, есть только анфилада лингвистических тупиков, вызванных неспособностью языка отразить истину.
"Священная книга оборотня"