Ви́ктор Оле́гович Пеле́вин (род. 22 ноября 1962, Москва) — современный российский писатель.
Заканчивается набор на бесплатное обучение психологии
Поймите как решить свои проблемы и помогать другим. Получите ответы на вопросы.
Узнайте как начать карьеру психолога в любом возрасте.
Получите сертификат после окончания курса!
Зарегистрироваться
#реклама 16+
psy.talentsy.ru
О рекламодателе
- Мало ли чего мне в детстве хотелось. Знаешь, как говорят – фарш назад не провернешь.
– Не провернешь, – ответил Дамиан. – Но запросто можно купить такой же точно кусок мяса, каким фарш когда-то был, и положить его сверху на мясорубку. И чем это будет отличаться от фарша, провернутого назад? Только вашими расходами на мясо.
– Это будет самообман.
– Федор Семенович… Японские самураи в свое время говорили, что правда в мире одна – смерть. Все остальное враки.
Счастье – всегда самообман. И этот самообман требует нежного креативного подхода.
Готовности обманывать и обманываться. Знаете песню – «много в поле тропинок, только правда одна…»
О чем эти слова? Вот о чем: когда у вас есть средства, имеет смысл сосредоточиться на мудром выборе эксклюзивной тропинки… А правда в свое время найдет нас сама без всяких инвестиций.
Тайные виды на Гору Фудзи
Я понял, что Бог принял форму тысячи разных сил, которые столкнулись друг с другом и сотворили меня — и я, весь создан из Бога, и кроме Бога во мне ничего нет, и если это не высшая любовь, какая только может быть, то что же тогда любовь? И как я могу на нее ответить? Чем?
Ибо, понял я, нет никакого меня, а только неизмеримое, и в нем самая моя суть и стержень — то, на что наматывается весь остальной скучный мир.
И вся эта дикая кутерьма, на которую мы всю жизнь жалуемся себе и друг другу, существует только для того, чтобы могла воплотиться непостижимая, прекрасная, удивительная, ни на что не похожая любовь — про которую нельзя даже сказать, кто ее субъект и объект, потому что, если попытаешься проследить ее конец и начало, поймешь, что ничего, кроме нее, на самом деле нет, и сам ты и она — одно и то же.
И вот это, неописуемое, превосходящее любую попытку даже связно думать — и есть Бог, и когда Он хочет, Он берет тебя на эту высоту из заколдованного мира, и ты видишь все ясно и без сомнений, и ты и Он — одно.
"Операция Burning Bush"
– Слова – очень древний инструмент, – сказал он. – Их появление вызвано тем, что так было удобнее охотиться на крупных зверей.
Я могу сказать – «рука, дубина, мамонт». И вот, пожалуйста, дубину действительно можно взять в руку и дать ей мамонту по морде. Но когда мы говорим «я», «эго», «душа», «ум», «дао», «бог», «пустота», «абсолют» – все это слова-призраки. У них нет никаких конкретных соответствий в реальности, это просто способ организовать нашу умственную энергию в вихрь определенной формы.
Затем мы начинаем видеть отражение этого вихря в зеркале собственного сознания. И отражение становится так же реально, как материальные объекты, а иногда еще реальней.
И дальше наша жизнь протекает в этом саду приблудных смыслов, под сенью развесистых умопостроений, которые мы окучиваем с утра до ночи, даже когда перестаем их замечать. Но если реальность физического мира не зависит от нас – во всяком случае, от большинства из нас, – то ментальные образы целиком созданы нами. Они возникают из усилия ума, поднимающего гири слов.
А наша сокровенная природа не может быть выражена в словах по той самой причине, по которой тишину нельзя сыграть на балалайке.
t.
Нe paдyйcя чyжим бeдaм. В этoт мoмeнт ты зaкaзывaeшь их для ceбя – хoтя, вoзмoжнo, в дpyгoй фopмe. Нe знаю, кaкoй мexaнизм зa этим cтoит, нo oн cyщecтвyeт. Пpoвepeнo мнoгo рaз.
KGBT+
...И среди этих богов был такой хромой пёс Пиздец с пятью лапами. В древних грамотах его обозначали большой буквой „П“ с двумя запятыми. По преданию, он спит где-то в снегах, и, пока он спит, жизнь идёт более-менее нормально. А когда он просыпается, он наступает.
Generation "П"
Жизнь очень странно устроена. Чтобы вылезти из колодца, надо в него упасть.
- И вообще, надо отсюда рыть как можно скорее.
Сережа и сам понимал, что кроме как отсюда, рыть просто неоткуда.
Сережа никак не мог взять в толк, как это он роет и роет в одном направлении, и всё равно каждое утро откапывает дверь на работу, но зато понимал, что размышления о таких вещах ещё никого не привели ни к чему хорошему, и поэтому предпочитал особенно на эту тему не думать.
«Жизнь насекомых»
И выясняется, что кровососы и угнетатели – это не барыги из Сити или с Уолл-стрита, а обычные мужчины с белой кожей. Потому что у них привилегии.
– Какие? – спросил Капустин, нахмурив брови.
– Первая привилегия – что есть член, а вторая – что он белого цвета.
«Лампа Мафусаила»
Желаемое перестает быть желаемым и становится надлежащим. А став надлежащим, оно происходит.
«Непобедимое солнце»
Откровение любой глубины и ширины неизбежно упрется в слова. А слова неизбежно упрутся в себя.
Generation "П"
— Я говорю «я», потому что меня так научили, — сказал я. — Если бы меня в детстве научили говорить, например, «ква» или «гав», я бы так и делал.
— Хорошо, — ответила Кая. — Остроумное и верное замечание. «Я» — это просто элемент языка. Но ты ведь действительно веришь, что в тебе есть нечто, бывшее тобой и десять, и пятнадцать лет назад?
— Ну да, — сказал я, — Все течет, все изменяется. Человек — как река. Скорее процесс, чем объект, согласен. Но этот процесс и есть я. Хотя «я» — просто номинальная бирка.
— Дело не в том, ты это или не ты. Дело совсем в другом.
— В чем?
— Тебя спрашивали, хочешь ли ты, чтобы запустили этот процесс?
— Нет, — ответил я. — Никто не спрашивал.
— То есть ты не властен ни над началом этого процесса, ни над формой, в которой он протекает, ни над его длительностью и концом?
— Нет, — сказал я.
— Так какого же Дамилолы ты называешь его собой? Почему ты говоришь про это «Я»?
— Я… — начал я и задумался, — Это вопрос уже не научный, а религиозный. Мы с тобой имеем разную природу. Если брать духовный аспект. Я человек, а ты — бытовой электроприбор. Во мне есть свет Маниту, а в тебе нет никого, кто слышит эти мои слова, все это чистая симуляция. И вот потому, что во мне есть этот свет, я могу говорить «я». А ты по сути просто программа.
— Верно, — сказала она. — Моя реакция на твои слова — это программируемое событие. И во мне нет никого, кто слышит. Но и в тебе его нет. Есть просто проявление природы звука, которое ты почему-то относишь на свой счет. И есть проявление природы смысла в природе звука, которое иногда доходит до твоих ожиревших мозгов, вызывая обусловленные привязанностями реакции. Ты такая же программа, только химическая. И во всем этом нет никакого «я».
"SNUFF"
Конечно, это смешно. Человек не способен представить даже такой элементарной вещи как электрон, который не то частица, не то волна, не то вообще за пределами его понятий. Зато с многоэтажным богословием у него полная прозрачная ясность.
«Круть»
Совок — вовсе не советский или постсоветский феномен. Это попросту человек, который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель жизни. Он с брезгливым недоверием взирает на суету лежащего за окном мира, не хочет становиться его частью и, как это ни смешно звучит в применении к Васисуалию Лоханкину, живет в духе, хотя и необязательно в истине.
Такие странные мутанты существовали во все времена, но были исключением. В России это надолго стало правилом. Советский мир был настолько подчеркнуто абсурден и продуманно нелеп, что принять его за окончательную реальность было невозможно даже для пациента психиатрической клиники. И получилось, что у жителей России, кстати, необязательно даже интеллигентов, автоматически — без всякого их желания и участия — возникал лишний, нефункциональный психический этаж, то дополнительное пространство осознания себя и мира, которое в естественно развивающемся обществе доступно лишь немногим.
Для жизни по законам игры в бисер нужна Касталия. Россия недавнего прошлого как раз и была сюрреалистическим монастырем, обитатели которого стояли не перед проблемой социального выживания, а перед лицом вечных духовных вопросов, заданных в уродливо-пародийной форме. Совок влачил свои дни очень далеко от нормальной жизни, но зато недалеко от Бога, присутствия которого он не замечал.
Живя на самой близкой к Эдему помойке, совки заливали портвейном «Кавказ» свои принудительно раскрытые духовные очи, пока их не стали гнать из вишневого сада, велев в поте лица добывать свой хлеб.
«Джон Фаулз и трагедия русского либерализма»
Человеческий ум сегодня подвергается трем главным воздействиям. Это гламур, дискурс и так называемые новости. Когда человека долго кормят рекламой, экспертизой и событиями дня, у него возникает желание самому побыть брендом, экспертом и новостью. Вот для этого и существуют отхожие места духа, то есть интернет-блоги. Ведение блога – защитный рефлекс изувеченной психики, которую бесконечно рвет гламуром и дискурсом. Смеяться над этим нельзя. Но вампиру ползать по этой канализации унизительно.
Читать полностью…Кто я такая, чтобы в чём-то её упрекать? Разве я хоть на йоту лучше? Если я действительно считаю себя лучше, значит, я хуже.
Священная книга оборотня
I`m sentimental, if you know what I mean;
I love the country but I can`t stand the scene.
And I`m neither left or right.
I`m just staying home tonight,
Getting lost in that hopeless little screen.
(Leonard Cohen)
___
Я сентиментален, если вы понимаете, что я имею в виду;
Я люблю страну, но ненавижу то, что в ней происходит.
Я не левый и не правый.
Просто я сижу сегодня дома,
Пропадая в этом безнадежном экранчике.
(Леонард Коэн)
Эпиграф романа Generation P
— Все классики-гуманисты утверждали, что природа человека заключена в постоянном поиске счастья. — Но есть закон Гаутамы, — сказал Дракула, — открытый двадцать пять веков назад. Когда никаких классиков-гуманистов еще в проекте не было. Он гласит: «любое движение ума, занятого поиском счастья, является страданием или становится его причиной».
Бэтман Аполло
— У вас случайно нет такого знакомого с красным лицом, тремя глазами и ожерельем из черепов? — спросил он. — Который между костров танцует? А? Ещё высокий такой? И кривыми саблями машет?
— Может быть и есть, — сказал я вежливо, — но не могу понять, о ком именно вы говорите. Знаете, очень общие черты. Кто угодно может оказаться.
«Чапаев и пустота»
Великий дух не входит в детали. Он ставит задачу – а его невидимые слуги-гномики делают ночью всю работу.
– Что это за слуги-гномики?
– Законы природы. Космическая катастрофа позволит Ахиллу проявить свое могущество, не срывая с нашей реальности божественных покровов. Формально устои мироздания не обрушатся. Но это событие будет чем-то вроде бесстыдной гигантской подтасовки, к которой нельзя придраться. Примерно как ваши древние аукционы по продаже госимущества.
"Круть"
Скажи, Кукер, а сколько нашему миру лет? Я имею в виду, не Земле, а вообще всему мирозданию?
– А че именно у меня интересуешься?
– Тебе братва верит.
– А. Ну ладно тогда. Кумчасть утверждает, что примерно четырнадцать миллиардов. Если точно, тринадцать и восемь десятых.
– А что раньше было?
Кукер немного подумал, и на его губах нарисовалась еле заметная презрительная усмешка.
– Если официально, ничего.
– Это как? Что-то всегда бывает раньше.
– Тогда не было времени, Сеня. Значит, никакого «раньше».
– Что значит – не было времени? Оно что, на месте стояло?
– Стоять было нечему. И негде.
– То есть вообще ничего?
– Даже его не было.
Сеня обвел братву глазами, словно приглашая народ изумиться вместе с ним такой наглой разводке.
– Это как так может быть?
– «Ничего» бывает, когда есть что-то другое. В одном месте есть, в другом нет. А если нет вообще ничего, ничего тоже нету. Его заметить некому, поэтому и говорить не о чем.
– Хорошо, – сказал Сеня. – А как тогда все началось? И почему?
– Этого кумчасть не знает, – ответил Кукер. – Кум просто наблюдает за прилетающим из космоса светом. А потом объясняет увиденное.
– Ну а как сосчитали, что прошло именно четырнадцать миллиардов лет?
– Там много разных методик. Например, по древнему свету. Который летит по Вселенной с тех пор, как она стала прозрачной.
– А почему он до сих пор летит? Почему не пролетел, раз столько времени прошло?
– Для света нет времени, Сеня. Есть только вечное сейчас.
– И откуда этот свет летит?
– Со всех сторон.
– А почему со всех сторон, а не из того места, где был в начале? Он должен лететь из того места, где все началось.
– Верно. Но это место для нас везде.
– Как так может быть?
– Инфляция, – сказал Кукер. – Ты про инфляцию слышал?
– А то нет.
– Знаешь, откуда она?
– Из центробанка?
– Верно. Начинают в центробанке, но потом она везде – хоть в ларьке, хоть на рынке, хоть у барыги, где туман берешь. Космическая инфляция – то же самое. Свет летит из того места, где все началось. Но оно для нас теперь со всех сторон сразу.
– Да как же он не пролетел еще?
– Пространство расширяется быстрее, чем свет прилетает. Такая инфляция сильная. Как если цены растут быстрее, чем зарплата. Получается, что зарплата все больше, а денег все меньше. И так четырнадцать миллиардов лет.
"Круть"
Котовский в глухо застегнутом коричневом френче сидел на столе. Он был в комнате один. Я отметил мертвенную бледность его лица — казалось, на него был наложен толстый слой пудры.
Он явно сильно зарядился кокаином с самого утра. Рядом с ним на столе стоял прозрачный цилиндр, в котором клубились и медленно поднимались вверх маленькие облачка расплавленного белого вещества. Это была лампа, состоящая из спиртовки и длинной стеклянной колбы, где в подкрашенном глицерине плавали комки воска.
Лет пять назад такие лампы были весьма модны в Петербурге.
Котовский протянул мне руку. Я заметил, что его ладонь слегка подрагивает.
— Отчего-то с самого утра, — сказал он, поднимая на меня ясные глаза, — я думаю о том, что ждет нас за гробовой доской.
— Вы полагаете, что нас там что-то ждет? — спросил я.
— Может быть, я неудачно выразился, — сказал Котовский. — Сказать проще, я думаю о смерти и бессмертии.
— Отчего вас посетило такое настроение?
— О, — сказал Котовский с холодной улыбкой, — в сущности говоря, оно не покидает меня с одного памятного случая в Одессе… Впрочем, не важно. Он сложил руки на груди и указал подбородком на лампу.
— Посмотрите на этот воск, — сказал он. — Проследите за тем, что с ним происходит. Он разогревается на спиртовке, и его капли, приняв причудливые очертания, поднимаются вверх. Поднимаясь, они остывают, чем они выше, тем медленнее их движение. И, наконец, в некой точке они останавливаются и начинают падать туда, откуда перед этим поднялись, часто так и не коснувшись поверхности.
— В этом есть какой-то платоновский трагизм, — сказал я задумчиво.
— Возможно. Но я не об этом. Представьте себе, что застывшие капли, поднимающиеся вверх по лампе, наделены сознанием. В этом случае у них сразу же возникнет проблема самоидентификации.
— Без сомнения.
— Здесь-то и начинается самое интересное. Если какой-нибудь из этих комочков воска считает, что он — форма, которую он принял, то он смертен, потому что форма разрушится. Но если он понимает, что он — это воск, то что с ним может случиться?
— Ничего, — ответил я.
— Именно, — сказал Котовский. — Тогда он бессмертен.
Но весь фокус в том, что воску очень сложно понять, что он воск. Осознать свою изначальную природу практически невозможно. Как заметить то, что с начала времен было перед самыми глазами? Даже тогда, когда еще не было никаких глаз?
Поэтому единственное, что воск замечает, это свою временную форму. И он думает, что он и есть эта форма, понимаете? А форма произвольна — каждый раз она возникает под действием тысяч и тысяч обстоятельств.
— Великолепная аллегория.
Но что из нее следует? — спросил я, вспомнив нашу вчерашнюю беседу о судьбах России и ту легкость, с какой он перевел ее на кокаин. Легко могло статься, что он просто хотел получить остаток порошка и постепенно подводил к этому разговор.
— А следует то, что единственный путь к бессмертию для капли воска — это перестать считать, что она капля, и понять, что она и есть воск.
Но поскольку наша капля сама способна заметить только свою форму, она всю свою короткую жизнь молится Господу Воску о спасении этой формы, хотя эта форма, если вдуматься, не имеет к ней никакого отношения. При этом любая капелька воска обладает теми же свойствами, что и весь его объем. Понимаете? Капля великого океана бытия — это и есть весь этот океан, сжавшийся на миг до капли. Но как, скажите, как объяснить это кусочкам воска, больше всего боящимся за свою мимолетную форму?
Как заронить в них эту мысль? Ведь именно мысли мчат к спасению или гибели, потому что и спасение, и гибель — это тоже, в сущности, мысли.
Кажется, Упанишады говорят, что ум — это лошадь, впряженная в коляску тела…
"Чапаев и Пустота"
Человеческое добро и зло относительны. Это условность, зависящая от нашего места в пищевой цепочке. Если кушают нас, творится зло. Если кушаем мы – добро. Называя что-то «злом», мы просто ставим корпоративный штамп на явлении, которое вовсе не обязательно вызовет ту же реакцию у наших партнеров по взаимному поеданию.
Древнее зло оказалось иным. Оно было злом не в смысле бирки, а в смысле самой своей природы, где не оставалось ничего, кроме зла. Оно внушало ужас не своими атрибутами, а напрямую. Страшное в этом зле было страшным настолько, что не позволяло говорить или думать о себе. Его можно было лишь созерцать.
Это как если бы существовало забытое фундаментальное ощущение, похожее на «тепло» или «холодно», которого в моем опыте прежде не было – а сейчас оно стало доступным.
«Круть»
- А какие данные нужны экстрасенсу? – спросил Иван.
- Надо ауру видеть, – ответил Валентин.
- Биополе чувствовать, – добавил Тимофей.
- Надо, чтобы чакры были открыты, – немного подумав, сказал Андрон.
- Я гляжу, вы и без меня в теме, – засмеялся Акинфий Иванович. – Но это все не главное. Главное – уверенность в себе. И такой… как бы сказать… перевернутый масштаб восприятия. Как у актеров, политиков и всяких шоуменов.
- Это что такое?
- Ну, – наморщился Акинфий Иванович, – надо, чтобы человек смотрел на мир как в перевернутый бинокль. Вокруг бегают мелкие пигмеи, а он типа титан. Если человек действительно так себя чувствует, его и другие начинают таким ощущать. – А притвориться можно? – Нет, – ответил Акинфий Иванович. – Притвориться титаном нельзя. В свое величие надо свято верить.
«Искусство лёгких касаний»
Книги о пути к успеху обычно пишут люди, чей главный жизненный успех – нормально продать книгу о пути к успеху. Если ты не планируешь писать подобных книг сам, читай только тех, кто чего-то реально достиг. От них ты узнаешь об успехе больше, даже если само это слово не всплывет ни разу.
KGBT+
- Запомни, когда человек перестает слышать стук колес и согласен ехать дальше, он становится пассажиром.
- Нас никто не спрашивает, согласны мы или нет. Мы даже не помним, как мы сюда попали. Мы просто едем, и все. Ничего не остается.
- Остается самое сложное в жизни. Ехать в поезде и не быть его пассажиром.
«Жёлтая стрела»
Я не приходил. Я был с тобой.
Все, кто умерли. Они всегда с тобой. Они живут через тебя. Ты живешь для них. Ты их окно в жизнь. Ты и есть они.
«Непобедимое солнце»
Когда-то в России и правда жило беспечальное юное поколение, которое улыбнулось лету, морю и солнцу - и выбрало "Пепси".
Сейчас уже трудно установить, почему это произошло. Наверно, дело было не только в замечательных вкусовых качествах этого напитка. И не в кофеине, который заставляет ребятишек постоянно требовать новой дозы, с детства надежно вводя их в кокаиновый фарватер. И даже не в банальной взятке - хочется верить, что партийный бюрократ, от которого зависело заключение контракта, просто взял и полюбил эту тёмную пузырящуюся жидкость всеми порами своей разуверившейся в коммунизме души.
Скорей всего, причина была в том, что идеологи СССР считали, что истина бывает только одна. Поэтому у поколения "П" на самом деле не было никакого выбора, и дети советских семидесятых выбирали "Пепси" точно так же, как их родители выбирали Брежнева.
Generation"П"
Многие – вот хотя бы ты – верят, что богатые и могущественные люди получают от жизни больше наслаждения, чем простые смертные. Вера эта крайне наивна, что хорошо знает любой богатый человек. И я могу научно объяснить почему. Много про это думал.
Дело в том, что способность получать удовольствие от физического мира ограничена нашими сенсорными каналами – кожным покровом определённой площади, парными органами зрения, слуха, обоняния – и одним-единственным языком с вкусовыми пупырышками. Можно отнести сюда же и гениталии.
У этой системы очень узкая, как говорят технари, полоса пропускания.
Даже если одновременно массировать всё тело самым откровенным и бесстыдным способом, услаждать глаза прекрасными картинами, уши – божественной музыкой, а рот – разными волшебными вкусняшками, по-настоящему большим деньгам тут развернуться негде. Насыщение системы наступит быстро.
Нельзя растворить в маленькой кастрюльке с водой сколько угодно соли, даже если это зелёная соль земли. Да, за тысячу долларов можно купить больше физического удовольствия, чем за сто. За десять тысяч – чуть больше чем за тысячу. Но за сто тысяч уже не купишь больше, чем за десять. Вернее, купить можно, но это будет уже не физическое удовольствие. С какого-то порога все наслаждения становятся чисто ментальными.
Бедному Калигуле приходилось разводить в уксусе жемчужины и пить получившуюся гадость в окружении льстецов и клевретов. Механизм наслаждения здесь такой: император пьёт раствор миллиона сестерциев, вокруг стоят зрители, которые об этом знают, Калигула знает, что они знают, а они знают, что он знает, что они знают. Лабиринт, что называется, отражений.
Растворить много соли в маленькой кастрюльке, как я уже сказал, нельзя. Но вот отразиться в ней может хоть пачка соли, хоть вагон, хоть целый состав. И именно с этими отражениями богатые люди и работают аж с самого бронзового века.
Мы, сегодняшние Калигулы, плаваем мельче, чем былые, но тем же самым стилем. Надо постоянно напоминать себе и другим, что пьёшь вино за десять тысяч, а не за тысячу, ибо язык особой разницы не ощутит. Мы пьём, таким образом, не вино, а растворённый в нём нарратив.
Главное, чем наше время отличается от античности, это тем, что растворимые жемчужины научились создавать и для бедноты – хотя бы в виде дорогих мобильных телефонов. У тебя ведь есть крутой мобильник? Тогда ты знаешь, что такое нарратив продвинутой бедности. Это, конечно, страшновато. При римлянах хозяин раба хотя бы оплачивал ошейник, а в наше время рабы недоедают, чтобы его купить.
«Тайные виды на гору Фудзи»
На основной вопрос философии у лис есть основной ответ. Он заключается в том, чтобы забыть про основной вопрос. Никаких философских проблем нет, есть только анфилада лингвистических тупиков, вызванных неспособностью языка отразить Истину.
«Священная книга оборотня»
А чем меньше остаётся скрытого от тебя, тем меньше взрослые склонны прощать тебе за твою чистоту и наивность; получается, что просто видеть этот мир уже означает замараться и соучаствовать во всех его мерзостях — а по вечерам в тупиках коридоров и тёмных углах камер бывает много страшного.
И вот из зыбкого тумана забывающегося детства выплывает — как при наведении фокуса — понимание того, что ты родился и вырос в тюрьме, в самом грязном и вонючем углу мира.
И когда ты окончательно понимаешь это, на тебя начинают в полной мере распространяться законы твоей тюрьмы. Но и что из этого?
"ОнтоголияДетства"