8324
Цитаты, письма, дневники Франца Кафки. На связи - @SeregaBreht
Те, кто решает презирать нас, сразу попадают в высшее общество.
Замок
Там, где я, – там ясности не бывает.
Письма Фелиции, 06.11.1913
Вечером, после того как я с шести часов утра делал уроки, я заметил, что моя левая рука уже некоторое время из сострадания поддерживает пальцы правой руки.
16 ноября 1911
Сегодня вечером я снова был полон боязливо сдерживаемых способностей.
19 ноября 1911
Вчера я впал в странное заблуждение. Днем я так был обрадован твоим письмом (от вторника), а когда перечитал его вечером, вдруг понял, что оно, в сущности, почти ничем не отличается от других твоих последних писем...
Письма Милене, воскресенье
...лежу над этим письмом, как лежал рядом с тобой тогда в лесу.
Письма Милене, пятница.
...я устал, ничего не знаю и хотел бы лишь уткнуться лицом в твои колени, чувствовать на волосах твою руку и остаться так навеки.
Письма Милене, среда
Когда виды на будущее норовят помрачнеть, я закрываю глаза.
Письма Фелиции, 03.12.1912
Когда проживёшь на свете лет тридцать, да ещё если пришлось самому пробиваться в жизни, то поневоле привыкаешь ко всяким неожиданностям и не принимаешь их слишком близко к сердцу.
Процесс
... иногда я не понимаю, как это люди придумали понятие «веселье», наверное, его просто вычислили как противоположность печали.
Письма Милене, понедельник
... всегда приятно удалиться из любого людского сообщества до того, как все начнут расходиться.
Письма Фелиции, 07.03.1913
Знаешь ли Ты, что с зимы прошлого года я не написал ни строчки, которая могла бы после меня остаться?
Письма Фелиции, 06.11.1913
Ты мною недовольна, Тебя многое во мне не устраивает, Ты хочешь видеть меня другим, не таким, как я есть. Я должен «больше жить в действительности», должен уметь «применяться к данностям» и т. д. Разве Ты не замечаешь, что если желаешь всего этого всерьез, то хочешь вовсе не меня, а кого-то помимо, мимо меня? К чему стремиться изменять людей, Фелиция? Это неправильно. Людей надо принимать такими, как есть, или оставлять в покое. Изменить их нельзя, можно разве что внести в их натуру сумбур и смуту. Человек ведь не состоит из отдельных частей, так, чтобы любую можно было изъять и заменить чем-то другим. В человеке, напротив, все – одно целое, дернешь за один кончик, а получается, что против воли дернул и за другой.
Письма Фелиции, 02.01.1914
Будь я посторонним человеком, наблюдающим за мной и за течением моей жизни, я должен был бы сказать, что все должно окончиться безрезультатно, растратиться в беспрестанных сомнениях, изобретательных лишь в самоистязании. Но, как лицо заинтересованное, я – живу надеждой.
25 февраля 1915
Мне так хочется объяснить чувство счастья, которое время от времени, вот как раз сейчас, возникает во мне. Это нечто игристое, целиком наполняющее меня легкой приятной дрожью и внушающее мне способности, в отсутствии которых я с полной уверенностью могу убедиться в любой момент, хоть и сейчас.
16 декабря 1910
...как душе иначе освободиться от бремени, если не посредством невинного зубоскальства?
Письма Милене, пятница
...впадаю в одиночество, как вода в море.
Письма Фелиции, 27.09.1916
Мне вспоминается первая ночь.
Мы жили тогда на Цельтнергассе, напротив был магазин готового платья, в дверях там вечно стояла одна из продавщиц, а наверху я, юноша чуть старше двадцати, расхаживал взад-вперед по комнате, занятый нервозной зубрежкой бессмысленных для меня вещей к первому государственному экзамену. Было это летом, жарища, в такую пору вполне естественная, но невыносимая, у окна я, с мерзкой жвачкой истории римского права в зубах, все время останавливался, в конце концов мы знаками уговорились о встрече. Вечером в 8 я должен был зайти за ней, но, когда спустился вечером вниз, там уже был другой, хотя это мало что меняло, я боялся всего мира, а значит, и этого человека; не будь его здесь, я бы все равно его боялся. Девушка, однако, взяв его под руку, сделала мне знак идти следом за ними. Так мы добрались до Стрелецкого острова, выпили там пива, я за соседним столиком, потом не спеша пошли – я позади – к дому девушки, где-то возле Фляйшмаркта, там этот человек попрощался, девушка вошла в дом, я немного подождал, она появилась опять, и мы с ней пошли в гостиницу на Малой стране. До самой гостиницы все было очаровательно, волнующе и отвратительно, да и в гостинице было так же. А под утро – по-прежнему было жарко и красиво, – когда мы шли по Карлову мосту домой, я был в общем счастлив, но счастье это заключалось лишь в том, что вечно бунтующая плоть наконец-то угомонилась, а главное – все не стало еще более отвратительным, еще более грязным.
После я еще раз встретился с этой девушкой, по-моему через две ночи, все оказалось так же хорошо, как в первый раз, но потом я сразу уехал на дачу, пофлиртовал там немножко с одной девушкой и в Праге уже смотреть не мог на продавщицу, больше словом с ней не перемолвился, она (с моей точки зрения) была моей злой врагиней и все же оставалась доброй, приветливой девушкой, постоянно преследовавшей меня недоуменным взглядом. Я не хочу сказать, что единственной причиной моей враждебности было то, что в гостинице эта девушка без всякого умысла совершила крохотную гнусность (пустяк, о котором и говорить не стоит), сказала маленькую непристойность (пустяк, о котором и говорить не стоит). Но память осталась и я тотчас же понял, что никогда этого не забуду, и одновременно понял, что именно это гнусное и грязное с такой безумной силой влекло меня в гостиницу, от которой я в ином случае бежал бы из последних сил.
Письма Милене. Понедельник.
...если учитывать мой внутренний баланс сил, я давно уже не жилец на этом свете.
Письма Милене, суббота
Сегодня я, по-моему, только и делал, что сидел сложа руки, время от времени что-то почитывал, но главным образом бездельничал либо вслушивался в то, как усердствует в висках неслышная, совсем тихая боль.
Что я, собственно, хочу этим сказать, я не знаю.
Письма Милене. Четверг, вечером
...во всякую дружбу неизбежно вторгается повседневность...
31 декабря 1911
...один вид домашнего супружеского ложа, несвежего постельного белья, аккуратно разложенных ночных рубашек раздражает меня до тошноты, из меня буквально выворачивает наружу все мое нутро, словно я родился не окончательно, словно я снова и снова прорываюсь на свет из этой затхлой жизни в этом затхлом мирке и снова и снова обязан находить подтверждения явности своего существования, словно я неразрывно связан с этими отвратительными вещами если не всецело, то хотя бы какой-то своей частью, по крайней мере на ногах, что рвутся бежать, но только беспомощно месят первозданную бесформенную кашу, они виснут веригами.
Письма Фелиции, 19.10.1916
...как зло и болезненно я наблюдаю за собой. Проникнуть в мир я, видимо, не могу, но могу спокойно лежать, воспринимать, воспринятое растворять в себе и затем спокойно показываться на людях.
20 января 1915
...не способен с кем-нибудь познакомиться, не способен вынести знакомства...
29 января 1922
Полнейший застой. Бесконечные мучения.
При известной степени самопознания и при других благоприятствующих наблюдению за собой условиях неизбежно будешь время от времени казаться себе отвратительным. Любой критерий хорошего – сколь различны бы ни были мнения на сей счет – будет представляться слишком высоким. Придется признаться себе, что ты являешься не чем иным, как крысиной норой жалких задних мыслей. Даже малейший поступок будет зависим от этих жалких мыслей. Эти задние мысли будут такими грязными, что, анализируя свое поведение, не захочешь даже продумать их, а ограничишься взглядом на расстоянии. Эти задние мысли будут обусловливаться не каким-то, скажем, корыстолюбием, – корыстолюбие по сравнению с ними покажется идеалом добра и красоты. Грязь, которую обнаружишь, будет существовать во имя самой себя, ты познаешь, что явился на этот свет насквозь пропитанный ею, из-за нее же, неузнанный или слишком хорошо распознанный, отойдешь в мир иной. Эта грязь будет самым глубинным слоем, которого только можно достичь, но этот самый глубинный слой будет состоять не из лавы, а из грязи. Она будет началом и концом, и даже сомнения, которые породит самоанализ, очень скоро станут столь же вялыми и самодовольными, как свинья, валяющаяся в навозной жиже.
7 февраля 1915
Что, если сам собой задохнешься? Если из-за настойчивого самонаблюдения отверстие, через которое ты впадаешь в мир, станет слишком маленьким или совсем закроется? Временами я совсем недалек от этого.
9 марта 1922
... я настолько нуждаюсь в ком-то, кто хотя бы дружески ко мне прикоснулся, что вчера был в гостинице с проституткой. Она слишком стара, чтобы еще сохранить меланхоличность, ей только жаль, что к проституткам относятся не так хорошо, как к любовницам. Я ее не утешил, ведь и она не утешила меня.
Письмо Максу Броду, апрель 1909
Жадность — один из вернейших признаков того, что человек глубоко несчастен.
Письмо отцу
Невесомый, бескостный, бестелесный, два часа бродил по улицам...
6 июня 1912