9048
Книжные обзоры, интересные статьи, новинки и старые книги, их авторы и владельцы. По вопросам сотрудничества @onlybars
Отступим ненадолго от серьезной тематики и на рубеже выходных и рабочей недели обратим внимание на книгу полегче, нежели наш основной материал. Это сборник воспоминаний о жизни знаменитого московского дома номер 17 по Большой Ордынке, где в квартире у известного писателя и сатирика Виктора Ардова в послевоенные годы подолгу жила Анна Ахматова. У нее бывали Зощенко, Пастернак, Бродский, Раневская и многие другие. Написал ее сын Виктора Ардова, Михаил, ныне здравствующий непосредственный участник и свидетель большинства описываемых событий. Эта книга принадлежит одновременно к нескольким жанрам – литературоведению, москвоведению, исторической географии, мемуаристике с прибавкой «занимательное…», хотя многие истории из книги сначала дают возможность посмеяться, а затем задуматься. В данную книгу, помимо, собственно, самой «Легендарной Ордынки» Михаила Ардова, вошли «Table-talks на Ордынке» Бориса Ардова (брата Михаила) и воспоминания «Рядом с Ахматовой» артиста Алексея Баталова. Книга есть в сети. Кстати, поскольку мы сегодня обращаемся к жанрам легковесным, можно также обратить внимание на несколько любопытных фактов из жизни Булгакова, найденных на канале @lit_kaif...
/channel/lit_kaif/9176
Сегодня мы представим здесь три фото книжных полок и стеллажей ведущих магазинов англоязычных книг Парижа. На полках представлены книги об истории и культуре России и, очевидно, данный набор книг исчерпывает весь круг вопросов и запросов западного общества, связанных с Россией. А также формирует основной комплекс идей и представлений о нашей стране и тех, кто в ней проживает. Итак:
Первое фото. Верхняя полка: «К огню. Империя, война и конец царской России», «Трагедия народов – русская революция. 1861-1924», «Русский путь к просветлению», «Дом смерти» (понятно о чем). Вторая полка: «Архив Митрохина» в двух томах (перебежчика из КГБ), Сталин, Аллилуева, «Рандеву в российских чайных комнатах», Сталин, но молодой, Молотов, «Разговоры со Сталиным», «Поворотные точки русской революции», «Десять дней которые потрясли мир» (то есть опять о революции). Третья полка: «Россия и Европа», Ленин, Троцкий, Сталин, Крым, некая опасная женщина, ближние и дальние соседи, дочь Сталина и просто Сталин, «Великий страх», «Дневник диссидента», Сталин. Четвертая полка: Революция, «дневник охранника Гулага», последние дни Сталина, Крым, СССР Горбачев - «Новая Россия», «Новый царь», «Очень дорогой яд», Сталинский англичанин, «Однажды в России», «Путинская клептократия», торговля в России. Российская полититка – «парадокс слабого государства». Пятая полка: «Зима наступает» (Каспаров), «Черный ветер, белый снег» (и так понятно), «советское мышление», «новая холодная война», Ворота Европы (Беларусь), «Меньше знаешь – лучше спишь», опять Беларусь, гражданская война.
Второе фото: книга о Славяно-греко-латинской академии, Революция, «Европеизированная элита России», «Россия против Наполеона», книга о городе Львове, «дневник охранника Гулага», Россия в революции, Ленин в поезде, «Сталин и ученые». Третье фото: Революция, ужасы в Сибири, Ленин в поезде, Сталин, Рузвельт и Сталин, «Дьявольский альянс», опять Сталин, Афганцы, «Ландшафты коммунизма», Алексиевич, «Советское столетие», Сибирь. Вот и все. Суммируя, можно сказать, что именно узнает читатель этих книг (или простой зритель у полок). Главная фигура России – Сталин, за ним Ленин, главное событие – революция, главное явление – Гулаг, главные регионы – Крым, Сибирь и Беларусь, главный город – Львов. Горбачев это новая Россия, а Путин клептократия. Да, еще Россия воевала с Наполеоном и в Афганистане. Вот, собственно, и все. Россия воспринимается в Старом Свете как Америка с бородой, то есть государство с двухсотлетней, но тёмной историей, да и эта история как в фокусе сошлась в сталинской эпохе, после чего при Горбачеве блеснул ненадолго свет и вновь все угасло. Мы на этих полках наглядно наблюдаем, по выражению П.Десаи, «кардинальные отличия в системном восприятии» Западом России. Хорошо это или плохо – не будем об этом говорить, чтобы удержаться на тонкой грани беспристрастия. Это источник. Это так. И каждый может подумать сам над этим.
Очевидно, что это не так. Речь идет о понимании, какое место в наступившем времени занимают машины, человек, религия, наука, культура, для чего многое в этих явлениях придется восстанавливать. Поэтому и руководствоваться нужно не принципом отталкивания, а принципом соотношения времен. Значит, необходимо искать определения наступающей эпохи, исходя из тех перемен, которые происходят.
Кратко эти перемены можно описать следующим образом. Необъявленные войны, идущие по всему земному шару и грозящие слиться в одну большую войну всех против всех вновь, остро поставили вопрос о ценности человека. Это означает возвращение человека в культуру, искусство, политику. Политика, которая приобрела в прошлом столетии религиозные черты, уходит из жизни, потому что привычные субъекты политики (война, государства, религии, регионы и пр.) перестают существовать (именно поэтому сегодня политика делается в ток шоу, а не в кабинетах). На их место вполне могут встать совершенно другие субъекты, например, как считает А.Пятигорский, знающие и невежды, и способом разрешения их противоречий будет не война, не экономическое давление, а игра или беседа.
Происходит деиерархизация и разрушение социальных структур (системы сегодня строятся по горизонтали), на месте которых создаются новые, весьма многочисленные образования с новыми внесоциальными элитами. Не случайно, один из современных аналитиков сегодня заявляет, что с Цукербергом надо говорить, как с президентом государства. Индивид в этих условиях приобретает (определяет) собственный статус, не связанный с социумом или группой. Отрегулировать эти отношения может теперь только справедливость, но уже не демократия, так как демократия это согласие мнений, а справедливость это согласие форм жизни. Демократия регулирует только отношения между людьми и социальными группами. Справедливость гармонизирует отношения человека и мира во всех его проявлениях, от вещей до растений (Б.Латур призывал быть более справедливыми к вещам).
Еще одна перемена – централизация. Расколоть и покорить есть фундаментальный принцип современной политики. Но расколы уже показали свою неэффективность и гибельность, единство предъявляет свои возможности и перспективы.
Разумеется, это далеко не все, но именно исходя из этих перемен и следует искать название новой эпохи.
Выше уже говорилось, что необходимо отказаться от противопоставления времен. Однако, возможно, придется отказаться и от самой категории и понятия «времени». Об этом свидетельствует указанная выше смена вертикальной, иерархической, установленной христианством, парадигмы развития на горизонтальную, а также описанное С.Капицей сжатие и ускорение исторического времени. Огромная скорость движения в космосе воспринимается как стояние на месте, предельная скорость времени отменяет его. Над всем этим еще необходимо думать. Помочь в этом могут две книги. М.Бэрроуз «Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году» (М., 2015) и Д.Роуз «Будущее вещей. Как сказка и фантастика становятся реальностью». М., 2015 Автор первой книги долгое время участвовал в подготовке знаменитого доклада «Глобальные тенденции», ключевым современным футурологическим материалом, показавшим максимальную точность прогнозирования. Автор второй показывает, как вещи, трансформированные сетью, трансформируют нас и насколько мы близки к столетним мечтам человечества – всеведению, телепортации, бессмертию. Автор первой книги говорит об общем, а втор второй о частностях. Оба вместе могут помочь ответить на поставленный выше главный вопрос – как назвать ту эпоху, в которую мы вступаем и каковы будет ее ключевые характеристики.
#редкаякнига Книга, посвящённая Сталину с автографом Сталина из библиотеки Сталина. Сталин читал много и систематически - по несколько книг в день. Он сам говорил некоторым посетителям своего кабинета, показывая на свежую пачку книг на своем письменном столе: «Это моя дневная норма — страниц 500». В год набегало таким образом до тысячи книг. Вообще, культура книги, стремление к их собиранию, начитанность, что бы там ни говорили, были свойственны первой волне лидеров компартии и их окружению. Свидетельством этому являются большие, тщательно подобранные библиотеки Ленина, Бухарина, Троцкого, Зиновьева, Рыкова, Кагановича, Демьяна Бедного - библиотека последнего была, без преувеличения, уникальной.
Сталин начал собирать библиотеку в 1925 году и даже завёл у себя в штате должность библиотекаря. Книги в библиотеке были из самых разных областей знания - философия, психология, социология, политэкономия, финансы, промышленность, сельское хозяйство, русская и мировая история, дипломатия, военное дело, беллетристика, художественная критика, вся российская классика, журналы, словари, энциклопедии, мемуары. Огромные разделы были посвящены различным аспектам революционного движения и партийного устройства. К концу жизни Сталина общее число книг в его библиотеке превышало 20 тысяч, из которых на 5,5 тысячах книг имелся такой штамп, как выше: "Библиотека И.В. Сталина".
Значительная часть библиотеки находилась в больших шкафах в квартире Сталина в Кремле, другая часть в комнатах и в кабинете Сталина на его даче в Зубалово. Когда в 1935 году для Сталина была построена новая дача в Кунцево, сюда перевезли и все его книги из прежней дачи. Уже после войны дом Сталина в Кунцево был расширен, и здесь был построен специальный блок для библиотеки, на один этаж углубленный в землю. Книги хранились в определенной системе на длинных стеллажах из неструганых досок. Важно помнить, что все эти книги были внимательно прочитаны или тщательно просмотрены - на сотнях книг имеются многочисленные карандашные пометки. Сталин подчеркивал многие фразы и абзацы, делал комментарии на полях, оставлял закладки. Но Сталин пользовался не только своей библиотекой - он часто заказывал книги и журналы из главных государственных библиотек и из библиотеки ЦК ВКП(б).
Сегодня такая книга, как указана выше, в частных собраниях это исключительная редкость, так как вся библиотека Сталина в 1957 году была передана в библиотеку Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и в наши дни малодоступна.
Нашему каналу почти полгода и многие темы, которые обсуждались в самом начале, сегодня не знакомы большинству подписчиков. Поэтому время от времени мы будем к ним возвращаться. Сегодня возвращаемся к жутковатой теме – нацистским концентрационным лагерям в несколько непривычном ракурсе - как к феномену социальной жизни и общественной мысли Европы середины прошлого столетия. Почва для возникновения «феномена Освенцима» (назовем его так), считающегося сублимацией концлагеря, как явления, начала готовиться сразу после окончания Первой Мировой войны.
Система концлагерей была выстроена так, что смерть, которая обычно представляется, как некое мгновение перехода из временной жизни в вечную, как отрицание жизни, оказалась внесена непосредственно в жизнь и существовала в ней продолжительное время. То есть человека, которого раньше убивали (или он умирал) один раз в конце жизни, теперь убивали на протяжении жизни. В результате жизнь и смерть становились неразделимы между собой, смерть теряла признак конца жизни. В этой ситуации человек переставал понимать, жив он или мертв, и если жив, то можно ли назвать жизнью то, что хуже смерти.
«Ретроспективное существование» (по выражению Э.Фромма), то есть существование, когда все лучшее, все похожее на жизнь, осталось в прошлом, а будущего нет, лишь подчеркивали «пребывание в смерти». Одним из следствий системы концлагерей становится равнодушие к смерти. Человек оказывался постоянно находящимся между жизнью и смертью – он не имел сил и желания покончить с собой, но и не имел возможности жить. Возникала неизвестная ранее новая, «третья», пограничная форма существования, формировавшая новый тип человека, которого больше интересовало не «что произойдет», а «как произойдет». То есть боялись не смерти, а умирания и его форм.
Когда реальная смерть наступала, человек лишался последнего права – права оставить свой след, память о себе в этом мире. Еще при жизни в лагере человек лишался самоидентификации, имени, стереотипов поведения, способности мыслить, а после смерти превращался в пепел, не оставляя после себя даже могилы. В результате, Освенцим, по мнению Х.Арендт, впервые в истории предъявил миру парадоксальный «опыт несуществования», когда человек оказывался не нужен даже самому себе.
Провозгласив устами Ф.Ницше «смерть Бога», то есть абсолютного блага, Европа столкнулась в форме Освенцима с явлением Абсолютного Зла. Зла, которому нечего было противопоставить. В связи с этим после войны общественное сознание Европы столкнулась с неразрешимой задачей. Опыт религиозной оценки такого рода событий был к середине ХХ столетия утрачен, а описать и постичь произошедшее в обычных категориях оказалось невозможно, ибо то, что произошло, находилось за пределами любой рациональности и рассудительности, за границами любой науки. Поэтому данный феномен не понят и не осмыслен до сих пор.
Освенцим стал той чертой, перейдя которую, Европа изменилась навсегда. Исчезнув, «концентрационный мир», поставил перед европейским сознанием несколько вопросов, актуальных и сегодня. Первый сформулировал Т.Адорно, считавший, что Освенцим есть факт тотальной культурной катастрофы Запада. Он спрашивал, можно ли после Освенцима жить дальше? Ответ на этот вопрос давал С.Беккет, персонажи которого после Освенцима не столько «живут», сколько «выживают», словно на настоящую жизнь у них под гнетом памяти уже не хватает сил. Еще один вопрос - неужели нельзя было предвидеть этого? Кафка предвидел, но кто обратил на него внимание? И вопрос – если все тогда согласились с Освенцимом, значит ли это, что и я согласился бы? Попытку ответить на этот вопрос мы видим в конфликте поколений в 1960-е.
На эту тему не так много серьезных книг (П.Леви, Ж.Амери, Э.Фромм), но одна из лучших это «Просвещенное сердце» психолога Бруно Беттельхейма. Он в 1938-1939 годахсидел в Дахау и Бухенвальде и видел все своими глазами. Книга фрагментами выходила в давно не существующем журнале «Человек» в 1992 году (№ 2-6), а полностью есть только в сети (http://knigosite.org/library/read/5372). Книга очень актуальна и сегодня.
#редкаякнига Недавно во Франции была издана небольшая любопытная книга, посвящённая "туалетным знакам", то есть символам, обозначающим на дверках кабин мужские и женские отделения. Она интересна не только тем, что забавна, но и тем, что даёт возможность воспринимать эти знаки, как источник по особенностям менталитета тех или иных стран, а также показывает тонкости и своеобразие их чувства юмора. Стоит напомнить, что даже самые, казалось бы, легковесные, несерьёзные вещи могут оказаться источником по исследованию серьёзных процессов. Так, в 1998 году вышел сборник научных работ"Русский школьный фольклор. От `вызываний` Пиковой дамы до семейных рассказов". Авторы статей изучили в подробностях такие знакомые всем вещи, как надписи на партах и стенах туалетов, школьные рукописные анкеты и "садистские стишки" и пришли к очень интересным выводам относительно состояния общества и среды, в которых возникли эти явления. Так что стоит приглядеться и к табличкам на дверях туалетов.
Читать полностью…
Тотальное требование перемен и одновременно боязнь их – главный тренд современности. Отсюда все более умножающиеся войны – война это способ все изменить быстро и радикально, возможность ускорить историю, способ управления временем. Все, что не способно меняться, отбрасывается. В рамках пародийной постмодернистской «философии», для того, чтобы сохранить связь с предыдущим культурным слоем, достаточно сохранить формы, в рамках которых можно великовозрастным михрюткой «играть со смыслами». Поэтому нормой становится «новое прочтение» Баха, Вагнера, Толстого, Шекспира, постмодерн постоянно тянет из классики сюжеты, названия, имена, выворачивая их наизнанку. Форма в этих условиях становится реверансом в сторону тех, кто застрял в прошлом (и торговой маркой), а содержание – достоянием "продвинутых" (куда?). Это же касается и Церкви (и здесь и там). Причастие, упакованное как фастфуд, электронные свечи и записки, священники, служащие с лазерными мечами это и есть постмодерн. Форма сохранена (служба, проповедь, приобщение), а содержание полностью изменено. Такие примеры можно назвать крайностями, но это означает, что и то, что находится в границах крайностей, сдвинулось уже очень далеко.
В этих условиях все более актуальной проблемой Церкви становится необходимость сохранить и форму и содержание. Необходимость перемен осознается, но конкретные вопросы, в чем эти перемены должны состоять и как далеко могут зайти, вызывают страх и поэтому не обсуждаются. И это понятно – проблема глобальная, коренится в истоках. Заключается она в том, что сегодня необходимо не просто точное прочтение Евангельского Послания (назовем его так обобщенно), чтобы найти подходящую цитату к тому или иному событию. Необходимо точное понимание Послания. В силу того, что мы сегодня сталкиваемся со все большим количеством глобальных и сложных перемен (мировая политика сегодня демонстрирует симптомы глубокой растерянности, близкой к панике – отсюда стремление при любом вызове хвататься за оружие) Послание становится все менее понятно. Поэтому все более востребованы аллегории, а не конкретные тексты, так как последние уже с большим трудом напрямую подходят к происходящему. Как следствие, возникает массовая и вульгарная экзегеза, которой сегодня занимаются все, кому не лень, христианский талмудизм, толкующий толкования и толкования на толкования и находящий в итоге именно те ответы, которых ждут, а не которые правильны. То есть происходит попытка найти в Писании смысл, который раньше найти не удавалось, актуализировать Писание в рамках тех вызовов, которые сегодня всем бросает время.
Таким образом, проблема только усугубляется, так как толкования до бесконечности дробят смыслы, приходя к сверхмалым величинам, неразличимым ни глазом, ни разумом. «Что такое стул? Стул это ножки, спинка, сиденье. А что такое ножки? Ножки это дерево, краска, лак. А что такое дерево? Дерево это корни, ветви, листья, кора. А что такое ветви? Это…» И т.д. пока стул не будет превращен в пыль. Именно поэтому сегодня так популярна восточная мистика, которая стремится разложить человека на дхармы и увести от тревожной реальности в блаженное ничто, уравнивающее части и целое (можно вспомнить, как это «ничто» описывал Льюис). Почему так? Прежде всего, нет богословия, способного к глобальному осмыслению происходящего. Однако, даже если это богословие возникнет, сможет ли оно ответить на главный вопрос – как в нынешних условиях должно осуществляться Спасение? Все предыдущие эпохи история Спасения была историей спасаемых. Исторический пример был главным. Однако сегодня, в условиях девальвации традиции и ценностей, пример перестает что-либо значить. Все начинается с себя. На этой позиции становится не нужна история, то, что было прежде, ибо имеет значение только то, что есть и будет.
В заключение хотелось бы поздравить всех читателей (и не читателей) с Новым годом. Пусть наш следующий год будет лучше, чем этот, хотя, скорее всего, нас ждёт очень непростое время.
Но это не страшно. Испытания всегда предлагают выбор - закончить или продолжить, уйти или остаться - и нормальный, "наш" человек, придя в состояние покоя, очень быстро начинает скучать по тому времени, когда был выбор. В окончательном решении всегда есть какая-то эсхатологичность, решенный окончательно вопрос есть зародыш конца мира, который наступит, когда решатся все вопросы или станет ясно, что нет ни одного правильного ответа на них. Поэтому да здравствует недосказанность, без которой нет ни Фауста, ни Онегина, ни Мертвых душ ни нашей живой души в целом.
Кроме того, жизнь стоит затруднять и усложнять вполне сознательно, иногда нам, умным людям, скучно жить именно потому, что не хватает сложности, переживаний, дополнительных цветов, полутонов. Мы киснем и протухаем в благостной кисельной выгоревшей на свету благодати, к которой сегодня стремится большинство и куда нас тащат окружающие и никак не можем понять, что же это такое - все, наконец-то, хорошо, но почему же так скверно? Нам хочется или страдать страданиями других над старой книгой или любить безответно или ворваться к какому-нибудь герцогу во главе мятежной толпы и "покончить со всем этим" раз и навсегда, чтобы потом… нет, не успокоиться, а опять искать страданий и трудностей. Всякая дорога из Иерусалима должна быть дорогой в Иерусалим – сказано давно, но точно. Однако и увлекаться теми самыми полутонами не стоит - умный человек отличается от глупца тем, что первый видит полутона, а второй не видит ничего, кроме полутонов.
Поэтому хочется пожелать всем тревог и трудностей – это наждак, который счищает ржавчину с сердца. Пожелать не уронить того, что дано с неба - пусть время тащится сзади и подбирает за нами, а не мы за ним. Пожелать чувства вины, что не все сделано, а то, что сделано, далеко от совершенства. Ведь если нет чувства вины - нечего ждать перемен. Язычники принимали христианство именно и прежде всего потому, что томились ощущением вины и им хотелось исправиться. Пожелать, чтобы вот это «они не стоят слов – взгляни и мимо» было не про нас. Древний мудрец Рамбам считал, что когда человек ест один и радуется это нехорошая радость, это радость скелета. Так вот, пусть рядом будут те, с кем можно будет есть. И тогда красота нашей жизни будет подобна эталону красоты, описанному в Талмуде - серебряный бокал, только что вышедший из плавильной печи, наполненный зернами граната, обложенный розами и поставленный на границе света и тьмы.
С Новым Годом!
Поговорим об истории. Как науке. Сегодня эта наука - привал дилетантов, и всяк - от Мединского до Задорнова - ведёт себя с ней с уверенностью уличного ловеласа, убеждённого в том, что нет женщин, которые не отдаются - есть мужчины, которые не могут взять. Если же говорить серьёзно, то история одна из самых прикладных наук, напрямую связанная с обстоятельствами жизни, феноменами общественного бытия. Поэтому "история истории" невозможна - восприятие истории, ее ощущение (наличие "инстинкта истории" очень важно) напрямую связано с базовыми социальными, ментальными концептами. Почему сегодня у России почти нет истории? Во-первых, нет глобального, государственого представления о месте России в современном мире. Германия – это машины. Италия и Франция – это красивый образ жизни. Япония – электроника. США – технологии. Что такое Россия, с чем она ассоциируется в современном мире, каково ее место в нем? Внятных ответов на эти вопросы пока нет, как нет и стратегического видения места России в мире.
Общество стратифицировано, нет общей платформы и идеологии (а история всегда идеологична). Поэтому у каждого страта свои представления об истории, ее приоритетах. И идеология каждого страта закономерно уже и мельче, чем идеология государственная (которой нет) и даже в совокупности все эти локальные идеологии дают не яркую палитру мнений, а «смазанную карту будня», которая никак не напоминает карту государства. Вместо истории сегодня есть навязанное СМИ бессмысленное «стремление к достижению исторической правды» без внятного представления о том, что такое «историческая правда». Кроме того, часто отсутствует способность к осмыслению того, что считается этой «правдой» и, главное, адекватному восприятию этой «правды», если вдруг она не соответствует ожиданиям. Поэтому этот ключевой вопрос каждый решает по-своему.
Кроме того, нет четкого определения и понимания цели истории. К чему она стремится? Информировать? Учить? Воспитывать? На эти и десятки других вопросов ответов нет, а тем временем история заменяется историями, мифами, научными имитациями, вызывающими в памяти Степана Трофимовича Верховенского, «защитившего блестящую диссертацию о возникшем было гражданском и ганаеатическом значении немецкого города Ганау, в эпоху между 1413 и 1428 годами, а вместе с тем и о тех обстоятельствах и неясных причинах, почему это значение совсем не состоялось».
Нет истории - нет историков. Носителей и хранителей истории. Врачевателей мысли и чувства, знающих, когда, кому и сколько истории потребно, чтобы в одном случае удовлетворить простое любопытство, а в другом разрешить тяжелую мировоззренческую проблему. Дать ориентир, зажечь, перефразируя М.Зощенко «хотя бы небольшой, вроде лучины, фонарь, при свете которого некоторым людям стало бы заметно, что для них хорошо, что плохо, а что посредственно». Нет понимания, как вернуться к истокам, с чего начать, чтобы понять, что такое настоящая история и как ей пользоваться в обычной жизни.
Попробуем предложить книгу, которая играет роль исторического букваря, инструкции для сборки исторического мышления. Эта книга та самая печка, от которой должен плясать всякий, кто хотел бы увлечься историей и вообще понять, как все в ней работает. Она написана знаменитым французским медиевистом Марком Блоком. Находясь в оккупированном фашистами Париже, не имея книг и документов, Блок пишет свою последнюю книгу, которая стала признанием в любви к предмету его интеллектуальной страсти и не случайно именуется "Апологией истории". Он чувствовал , что дни его сочтены и действительно, в марте 1944 года он, как участник Сопротивления, был арестован гестапо, выдержал пытки и 16 июня того же года был расстрелян вместе с группой своих товарищей. Так "Апология истории" стала его завещанием и словом утешения всем, кто думал, что если возможен фашизм, гестапо, Освенцим, значит, история их обманула. Поэтому она и сегодня полезна тем, кто думает, что сегодня нет истории, а есть всего лишь хронологическая таблица, дополняющая айфон, бутик и топ новостей Google.
О философии и внутренних смыслах кинематографа писали многие – от Ж.Делеза и З.Кракауэра до В.Беньямина, Ж.Бодрийяра и Ю.Лотмана. Но лишь недавно вышла книга «О кино» (М., 2016) Карла Дрейера, датского режиссера-новатора, одного из наиболее значительных мастеров европейского киноискусства. Дрейер глубоко и разносторонне подходит к кинематографу, рассматривая его, как новую философию языка и действия. Важнейшее завоевание кинематографа – способность к фиксации и формированию движения, то есть кино создает особый, незакрепленный образ, образ, лишенный места, а, значит, лишенный ценности. Так как одним из главных постулатов культуры всегда было соотношение места и вещи (порядок это когда вещь на месте), место делало вещь, образ сакральными, придавало им статус (одна и та же икона в музее и в храме это две разные иконы). Теперь же главным становится не сам образ, а его состояние, не статика, а движение. Также важно понимать, что кинематограф не является дубликатом реальности – он ее воссоздает. То есть создание кинематографа стало первым опытом виртуализации мира и именно благодаря кинематографу виртуальное оказывается не противопоставленным реальному, но становится его составной частью. То есть без кинематографа сегодня не было бы интернета.
Кинематограф стал первым видом искусства, который был невозможен без техники. Социальная потребность кинематографа была окончательно сформирована в конце позапрошлого столетия, но не могла быть удовлетворена в условиях существовавшей художественной культуры. Техника, которая занимала в социуме все больше места, до этого момента не участвовала в создании искусства, но теперь все меняется - она восполняет недостаток культуры. И текущие линии архитектуры модерна и кинематограф и фотография стали средством реализации возможностей техники (ещё через 50 лет техника станет необходимым условием возникновения рок-культуры).
Кроме того, кино стало, в значительной степени (впервые в такой значительной степени), развлекательным искусством, которое не предусматривает возможность осмысления череды впечатлений, так как между сюжетами картины нет пауз. В классической культуре действие и пауза необходимы друг другу («Тема судьбы» из первой части пятой симфонии Бетховена, «Утоли болезни» Львовского в исполнении хора архимандрита Матфея (Мормыля), «Средь шумного бала» Чайковского, садово-парковая архитектура и т.д.), чтобы полученное впечатление было осмыслено, осознано, уложено в память и сердце. Пауза это переход из одного состояния в другое, из одного завершенного сюжета в другой. Кинематограф в первые в истории искусства «обгоняет» впечатления, смешивает их, ведет, заставляет подчиняться своей логике и ритму (так же сейчас работает Интернет –обгон возможностей человека, как основной принцип, лежит в основе). Не случайно прошло некоторое время, прежде чем зрители привыкли к этому – в некоторых западных кинематографах были специальные люди с длинными указками, которые, водя последними по экрану, объясняли зрителям, что происходит. Кино стало первым видом искусства для масс, оно, в отличие от Рафаэля или Ренуара, доступно всем. Примечательно, что именно в кино человек впервые выступил, как потребитель искусства. До этого искусство потребляло человека (поэтому говорят «погружение в образ»), теперь же человек погружает образ внутрь себя.
Наконец, кино стало первым видом искусства, сблизившегося с политикой, стало ретранслятором национальных, политических, классовых идей. Наиболее ярко это видно на примере США, Германии, СССР. Нет никакого сомнения, что эстетический успех нацистского режима был невозможен без Лени Рифеншталь. Кино впервые позволило запечатлевать масштабные социальные события, а также дало возможность массам взглянуть на себя со стороны, то есть стало средством социальной организации.
Обо всем этом можно еще долго говорить, но лучше прочесть Дрейера, тем более, что это сборник статей и эссе.
Обзор находок с книжной ярмарки (окончание) Продолжающиеся и завершенные издания. Все-таки продолжено издание альманаха «Казус. Индивидуальное и уникальное в истории» (М., 2016.) – его не было уже три года и сбывались самые худшие подозрения. Но все обошлось. В одиннадцатом выпуске альманаха рассматривается геноцид, как вневременной феномен, проявляющийся в самые разные эпохи и в самых разных странах мира. Следующая группа статей посвящена «близким людям» европейских правителей эпохи Средневековья и Нового времени, то есть особым группам приближенных того или иного монарха, формировавшимся не в соответствии с родственными, религиозными или политическими интересами, но по весьма специфическим и не всегда привычным для современного человека принципам. Еще одна группа статей Объединенных названием «Уж замуж невтерпеж» исследует феномены супругов, желающих упрочить свои браки или, напротив, прекратить их, девушек, стремящихся выйти замуж, и придворных, вынужденных решать свои личные проблемы тайком. Заключают альманах дискуссии о различных аспектах истории.
Продолжает выходить журнал «Государство. Религия. Церковь в России и за рубежом» - на выставке было представлено сразу два номера (2,3) уходящего года. Главной темой второго номера является «Религия и общество на Кавказе: постсоветская динамика», а третьего «Католицизм в современной Польше: гегемония и ее пределы» (главные темы есть в каждом номере). Как обычно, представлены статьи российских и зарубежных исследователей, написанные на хорошем уровне (у Д.Узланера, руководящего журналом, все обычно на хорошем уровне). Журнал труднодоступен, но необходим тем, кто всерьез занимается проблемами постсекулярного мира в целом и современной проблематикой религий в частности.
Завершено издание академического трехтомника «История еврейского народа в России». (М-Иерусалим., 2017) Первый том (От древности до раннего нового времени) вышел в 2010 году, второй (От разделов Польши до падения Российской империи в 1917 году) в 2012 и вот финал – от 1917 до 1991 года . Последний труд такого рода был начат в первой четверти прошлого столетия и не окончен – вышло только полтора тома. Данный трехтомник представляет собой, по сути, сборник статей ведущих российских и зарубежных исследователей, в подробностях рассмотревших историю российских евреев на протяжении тысячи лет. Для человека, который хотел бы иметь хотя бы одно надежное, научное, подробное издание, посвященное данному вопросу (религиоведам, историкам, социологам и т.д.), нет и, наверное, еще несколько десятков лет не будет издано ничего лучше, чем этот трехтомник.
Это только часть того, что попалось в руки на этот раз. Было и еще кое-что – книга А.Шмемана «Богословие и богослужение» (статьи), интересный сборник «Образ и символ в христианской, иудейской и мусульманской традициях», работа Л.Виноградовой, посвященная мифологическим аспектам славянской фольклорной традиции, какие-то мелочи типа книжечки Х.М.Энценсбергера, но обо всем не скажешь. В целом же охота была удачной. Теперь время читать.
Итак, завершилась очередная ярмарка интеллектуальной книги NonFiction. В этот раз было много самой разной литературы, но тем интереснее и в один пост обзор не уложить. Начнем с книги историка архитектуры, профессора, доктора искусствоведения А.Л.Баталова «Собор Покрова Богородицы на Рву: история и иконография архитектуры» (М., 2016). Со времени появления похожей книги Н.И.Брунова «Собор Василия Блаженного в Москве. Покровский собор». (М., 1988) прошло почти 30 лет и данная монография вместила в себя все самые последние сведения, касающиеся этого уникального памятника, одного из самых загадочных явлений русской средневековой архитектуры. Почему место для строительства храма было выбрано за пределами Кремля у рва, как формировалась идейная и архитектурная программа сооружения собора, кА соединяются на одном основании девять отдельных церквей, каким святым и почему они посвящены. Покровский собор у Баталова становится источником для раскрытия особенностей общественного сознания XVI века, что встречается в работах по архитектуре нечасто – архитектуру вообще редко рассматривают, как источник для уяснения политических, идеологических и ментальных тенденций того или иного периода.
Как уже говорилось в анонсе ярмарки (см. выше) была презентована книга французского историка М.Пастуро «Черный. История цвета» (М., 2017). Книга из «библиотеки журнала «Теория моды» (о нем уже шла речь обзорах данного канала). Предыдущая книга вышла в этом году и была посвящена синему цвету. Черный цвет в западноевропейской культуре это и свет первозданной тьмы и черной смерти и черного рыцаря, цвет монашеских одежд и в целом цвет с весьма определенными символическим оттенками (не случайно в иконописи, например, черный цвет почти не встречается). В более позднее время черный цвет маркирует сословия юристов и коммерсантов, означает меланхолию и грусть, а позднее становится маркером элегантности и шика, утрачивая свои символические черты и сложную семиотику. На очереди следующие книги о цветах.
Совсем недавно здесь шел разговор об уникальном «греческом проекте» Екатерины Второй. Для тех, кого зацепила эта тема, книга Е.Б.Смилянской «Греческие острова Екатерины Второй. Опыты имперской политики России в Средиземноморье» (М., 2015). В книге рассматривается российское присутствие на греческих островах Эгейского моря, отторгнутых у Османской империи в 1770-е годы, социокультурная и политическая жизнь островов, вступивших в подданство Екатерины II. С помощью книги возможно расширить понимание масштаба и глубины недооцененного «греческого проекта» императрицы, разобраться в перспективах утверждения России в Средиземноморье. Это важно, потому что даже нереализованные планы (особенно возникшие на развилках исторических путей) не исчезают бесследно, сослагательное наклонение истории продолжает сказываться на тех идеях и направлениях, которые завоевали право на существование.
Интеллектуальный сегмент пополнился долгожданной книгой В.Флюссера «О положении вещей». (М., 2016) Флюссер долго находился за пределами академических кругов, пока не заявил о себе, как предвестнике эпохи виртуальных миров и теоретике особой, беспредметной изобразительности. Будучи последователем феноменологии Гуссерля, Флюссер стремился анализировать видимые изменения вещей и на этом основании выявлять частные и общие различия. В данном сборнике эссе разных лет Флюссер в форме кратких и ярких заметок раскрывает смысловые структуры повседневного мира и происходящих с ними трансформаций. Оказывается, что не важных, не актуальных вещей вокруг нас нет. Дизайн и городская планировка, зонт и шатер, ковры, горшки и колеса – все это феномены бытия, показатели сложных культурных и коммуникационных процессов. Эти феномены грозят исчезнуть перед лицом цифровой эпохи, так как чистая цифровая форма истребляет вещественность окружающего мира.
(Продолжение следует)
В ближайшее время - подробный отчёт о новинках "Non fiction". В этом году много интересного.
Читать полностью…
Послесловие к Патерику Печерскому. 1553 год. Рукопись.
Читать полностью…
И, наконец, интересно то, что на журнале под собственным фото оставил "с искренним товарищеским приветом" автограф Л.Троцкий.
Читать полностью…
Феноменология повседневности в последнее время привлекает все больше внимания и в целом это очень новая тема, окончательное открытие которой произошло, во многом, благодаря французской «школе Анналов» (Февр, Блок, Бродель и т.д), участники которой начали изучать историю людей и подробности их жизни, а не экономические и политические процессы. В Россию интерес к повседневности пришел гораздо позже, потому что, в целом, не поощрялся официальной наукой. Сегодня «жизненный мир» как его называл Гуссерль, исследуется в самых различных аспектах. От особенностей цвета (Пастуро) до особенностей поведения и привычек (Серто). Сегодня тема повседневности чрезвычайно актуальна. Мы живем в мире, где на глазах меняется все – от социальных связей до деталей быта - и познание «жизненного мира» становится особенно актуальным в условиях, когда мы неожиданно выяснили, что не знаем сами себя, не знаем, на что способны, не отличаем шумы от сигналов. Неудивительно, что наш жизненный мир создают все подряд. Дети, которые прогрессивнее родителей и телеподозреватели, которые еженедельно открывают еще одну, неизведанную, грань человеческих пороков.
Повседневность это темпоральность. Время не имманентно, его ощущение рождается из нашей связи с вещами. Время это я плюс что-то из того, что меня окружает, поэтому в квартире, где годами ничего не меняется, время перестает существовать и наоборот, оно возникает и ускоряется там, где все время что-то движется, появляется и исчезает. Повседневность это также соотношение места и пространства, ибо пространство возникает там, где есть время и исчезает вместе со временем. Становится тесно потому, что останавливается время, а не потому, что не хватает квартирного метража. Повседневность это две важнейшие составляющие: «я делаю» и «со мной делается», то есть, то я управляю реальностью, то она управляет мной (я то забочусь, то мной овладевает озабоченность) и точное соотношение между этими двумя категориями и есть «идеальная повседневность». Повседневность, которая так же невозможна, как идеальный философ Пятигорского, но к которой следует стремиться.
Повседневность складывается из темпоральности и статики, сиюминутности и традиции. Последняя связывает нас с историей, утверждает горизонтальные и вертикальные связи, придает миру повседневности глубину. Все знают, что за праздничным столом нужно говорить тосты, а за повседневным молчать, что все надо есть с хлебом и нельзя его топтать и выбрасывать, что через порог не здороваются, а на дорожку присаживаются, что лучше не ронять вилки и ложки, если не хотим кормить лишние рты. Все знают, но почти никто не понимает, это то самое «коллективное бессознательное», в терминологии «школы Анналов», через которое времена и эпохи входят в нашу жизнь и делают ее интересной и разнообразной.
Сегодня на тему повседневности почти каждую неделю появляется что-то новое. Далеко не все можно читать – птичий научный, квазифилософский язык свидетельствует, что книга написана для своих, а не для всех остальных, поэтому не хочется вмешиваться в чужой разговор. После встречи с фразой «В феноменологической установке (благодаря феноменологической редукции) жизненный мир открывается как коррелят интенционально действующей субъективности, как сфера значений, конституированных трансцендентальной субъективностью» хочется выйти на свежий воздух и вспомнить Щедрина: «Никогда я так ясно не сознавал, что пора пить водку, как в эту минуту». Поэтому попробуем предложить на эту тему последнюю новинку «Феноменология повседневности» (Вильнюс., 2015), представляющую собой работы участников белорусско-норвежского проекта, посвященного исследованию повседневности. В книгу вошли работы историков, философов и социологов. Первая часть книги «создает базу», то есть рассматривает развитие темы повседневности в традиционной и нетрадиционной философии, а затем идут статьи, переосмысляющие отдельные аспекты повседневности – фотографию, медиа, спорт и его соотношение с властью, театр и живопись. Книга не проста в чтении, но необходима для понимания современного состояния феноменологии повседневности.
Проблема взаимопонимания сегодня становится одной из главных социальных проблем, комплексного решения которой не существует. Частный вопрос методологической школы «понимаете ли вы?» сегодня становится общим вопросом и даже общим местом, вопросом риторическим – ведь ясно, что нас чаще всего не понимают. Межвременье, в котором мы находимся, тем и опасно, что старое уже не помогает, а новое еще не работает. Поэтому трудно понять друг друга – один говорит на языке прошлого, второй настоящего, один на языке понятий, другой смутных воспоминаний, третий вещей, четвертый образов.
Особенно остро это ощущается во взаимоотношениях родителей и детей, тем более, что сегодня мы находимся в уникальном времени. Впервые в истории дети учат родителей, отчего выворачивается вверх дном вся привычная схема жизни и взаимоотношений и проблемы с ювенальной юстицией, которая целиком выросла из этого феномена, не самое здесь страшное. Не случайно уже возникают «школы родительских компетенций», в которых родителей учат общению с детьми. Как понять, кто прав и кто виноват, что можно говорить, а что нет, почему самое, на наш взгляд несущественное, оброненное, сделанное мимоходом, запомнится ребенком на всю жизнь, а главное, то, что мы внушаем, показываем и подчеркиваем, пройдет мимо.
Чужой опыт, здесь, безусловно, важен. Особенно если ребенок непростой и, повзрослев, хорошо помнит, что именно и как повлияло на него в родительском доме. Франц Кафка был именно таким ребенком. В ноябре 1919 года, когда Кафке было 36 лет и бОльшая часть жизни была уже прожита (хотя он об этом и не знал) он написал письмо отцу, в котором решил поговорить с ним, осмысляя и анализируя отношения всей жизни. Он послал это письмо матери с просьбой передать его отцу, но мать не сделала этого, а вернула письмо сыну «с несколькими успокаивающими словами».
Кафка в нем пишет несколько очень важных вещей: «как отец Ты был слишком сильным для меня, в особенности потому, что мои братья умерли маленькими, сестры родились намного позже меня, и потому мне пришлось выдержать первый натиск одному, а для этого я был слишком слаб». Проблема, как считает Кафка, в том, что отец, добрый и мягкий человек, скрывал эту доброту, а «не каждый ребенок способен терпеливо и безбоязненно доискиваться скрытой доброты» и, считая, что смелого и сильного юношу нужно воспитывать силой и резкостью, вел себя с ним жестко, вызывая противостояние. «Ты воздействовал на меня так, как Ты и должен был воздействовать, только перестань видеть какую — то особую мою злонамеренность в том, что я поддался этому воздействию». Кафка отмечает, как страшно для ребенка несоответствие между действием и реакцией – даже будучи маленьким, он хорошо понимал несправедливость этого несоответствия. Проблема отца была и в том, что он видел в маленьком ребенке только себя самого – ошибка, совершаемая сегодня наиболее часто и приводящая, как пишет Кафка, к сознанию собственного ничтожества, к отказу от самого себя. «Мне бы немножко ободрения, немножко дружелюбия, немножко возможности идти своим путем, а Ты загородил мне его, разумеется с самыми добрыми намерениями, полагая, что я должен пойти другим путем. Но для этого я не годился…».
Там есть еще много всего, но не будет преувеличением сказать, что всем родителям, страдающим от утраты понимания собственных детей, стоило бы прочесть это письмо - возможно, в нем есть ключ к решению проблем. Кроме того, перед тем, как начать читать произведения Кафки, нужно прочесть это его «письмо к отцу», тем более, что оно не очень большое. Тогда мы прикоснемся к одному из главных корней его творчества. И нам станут намного понятнее сумрачные интонации его текстов и страсть к кошмарам и снам, которые являются бесконечным выяснением отношений с самом собой и своими детскими страхами и сомнениями.
Вопрос о конце Новейшего времени отнюдь не праздный и требующий самого внимательного рассмотрения, ибо чем быстрее мы сумеем разобраться с окончанием одного, тем быстрее мы начнем следующее. Но дело не только в этом. В книге Бытия говорится о том, что, когда Бог привел к человеку животных «нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым». Если вспомнить «Философию имени» Флоренского, то называние, наименование чего-либо в значительной степени означает понимание сущности явления субъекта или объекта, обозначение типологических, ключевых особенностей этой сущности.
Прилагая это к рассматриваемому вопросу, мы приходим к выводу, что тот, кто первым даст название наступающей эпохе, эпохе, сменяющей уходящее Новейшее время, тот отчасти станет «владеть» этим временем. Примером этому является история XIX столетия, когда европейские интеллектуалы построили, как сказал бы Хабермас «большой европейский нарратив», транслировав его обществу через историографию, прессу и школу и тем самым определили и создали Новейшее время. Однако история последнего столетия привела нынешних интеллектуалов в такое замешательство, что сегодняшние призывы к ним определить эпоху, идентичность переживаемого времени наталкиваются на активное сопротивление. Не так давно профессор Принстона Я.Мюллер обвинил тех, кто бросает такие призывы, в том, что они остаются «заложниками логики XIX столетия» и, по сути, призывают вернуться к катастрофам ушедшего века. Так что место остается вакантным.
Для того, чтобы терминологически обозначить наступающее время, нужно убедиться в том, что «прежнее прошло» (Откр. 21.4). Для этого можно воспользоваться определениями «сущностных явлений» Нового (Новейшего) времени, данных М.Хайдеггером в работе «Время картины мира» (наука, машинная техника, искусство, как выражение жизни человека, культура и обезбожение – подробнее говорилось выше), чтобы понять, что ни одно это явление в своем изначальном виде больше не существует. А, значит, Новейшее время закончено и необходимо назвать то время, в которое мы входим. Учитывая последние тенденции («постнаука», «постмодернизм», «постструктурализм» и т.д.) есть соблазн назвать наступающую эпоху «постновейшим временем». Однако здесь мы неизбежно сталкиваемся с тем, что базовое определение термина является только отрицательным или соотносительным: термин прежде всего указывает на то, что пришло после.
Кроме того, употребляя приставку «пост», мы неизбежно должны признать последовательную преемственность эпох и их ключевых признаков, а также вторичность нынешней эпохи по отношению к уходящей. А если вспомнить, какими смыслами нагружаются определения, приведенные выше (под постнаукой обычно подразумевают шарлатанство, упрощение и популяризацию, под постмодернизмом – агрессивное отрицание культуры и т.д.), то «постновейшее время» должно представляться как искажение или полное отрицание всего лучшего, что предложило Новейшее время.
Вопрос об истоках культуры, времени, человека сегодня ставится довольно часто. Не будучи в состоянии понять, что происходит сегодня, вынужденное объяснять одну плохо категорию с помощью другой, еще менее объясненной, человечество возвращается к истокам в поиске ответов на вопросы. Действительно, первобытность это точка бифуркации, большой взрыв, из которого образовалось человечество, время, накопившее огромную историческую энергию. Не случайно 99% истории человечества занимает первобытность.
Как формировались представления о мире в ту эпоху, о времени и пространстве? Понятия времени не было, так как ощущение его движения, течения создают изменения вещей и событий вокруг. В то время формы и типы топоров почти не меняются тысячелетиями, поэтому создается ощущение, что времени нет. А раз его нет, то вечность становится ближе, человек живет в ней. Поэтому каждый день начинался заново, воспринимался как один и тот же день и это представление легло затем в основу циклического восприятия времени, характерного не только для первобытности, но и для античности. То же самое касается пространства – оно очень ограничено и заключено в границы охоты и промысла. Не случайно изобретение лука резко расширило границы человечества – раненое небольшое животное или птица могли уйти очень далеко и за ними приходилось бежать. Тело было выражением души, место души было в голове, а не в сердце (мы, европейцы, когда говорим «я», прикладываем руку к груди (сердцу), а японцы до сих пор к носу (голове)). Развитие тела шло в тех областях, что были необходимы для жизни – руки, пальцы, челюстно-лицевой угол. Развитие мозга было связано именно с необходимостью думать, как изменить ситуацию? Поэтому не труд создал человека, как думал Энгельс, а человек создал труд, так как сначала человек думал, а потом делал. Развитие мысли создало в антропологии тезис «философствующий дикарь», о возможности существования которого спорят до сих пор.
Самый сложный вопрос это характер мышления человека истоков. Его особенностями были отсутствие четкой логики и связности событий (сегодня мы бы не поняли, о чем идет у них речь). Мышление носило конкретный, а не концептуальный, как сегодня, характер - один образ следовал за другим в связи, которой мы не знаем. То есть наше мышление построено на понятиях, а мышление того времени строилось на вещах.
Важнейшим шагом стало наименование окружающих предметов, то есть внесение в мир порядка, борьба с энтропией, новый взгляд на мир. Наименование стало первой попыткой проникнуть в тайну явления (животное не знает загадок). Так возникает абстрактное мышление, которое позволило приподняться над действительностью. Не случайно мы говорим «размышлять НАД чем-то», словно помещая себя над предметом. Отдельный вопрос о характере языка и речи. Они осваивали только окружающее пространство (примерно так в арабском языке сейчас есть десятки определений понятия «верблюд» и «Аллах», то есть тех, кого араб чаще всего видел под собой и над собой). Чего не видели, того не называли. Сначала возникло существительное (= вещь), потом глагол (высокая степень абстрагирования, фиксировавшая тип изменения вещи). Важный характер имели жесты, совпадавшие с понятиями, и внешние признаки вещи – очертания, формы, цвета, поэтому не было понятия «дерево» - были только понятия видов деревьев. Интонации заменяли определения – мы до сих пор, говоря «большой слон» или «маленькая мышь» понижением и повышением тона обозначаем размер, хотя для этого уже есть отдельное слово. Появление языка создает параллельную реальность.
Для понимания процессов и явлений, описанный выше, лучше всего подойдет классическая работа К.Леви Стросса «Первобытное мышление». (издавалась много раз, есть в сети, поэтому год издания не очень важен). Исследуя особенности мышления, мифологии и ритуального поведения людей «первобытных» обществ с позиций структурной антропологии, Леви-Строс раскрывает закономерности и особенности психики человека в различных социальных, прежде всего традиционных, системах. Поэтому книга полезна и для понимания мышления сегодняшнего человека.
Скорость развития цивилизации повысилась в разы и историческая ткань не выдерживает натяжения, которое создает убегающее будущее. Современные технологические и политические задачи решаются не в порядке продолжения истории, а в порядке ее преодоления. Поэтому во время политических переворотов громят музеи и памятники, а Интернет объявляет книгу ненужной. Возникает несовместимость нынешней эпохи с прошедшими. Это хорошо видно по религиозной живописи. Художники XII – XVIII веков рисовали Христа, Богоматерь, апостолов в костюмах и интерьерах или Античности, или современных живописцам эпох Средневековья, Ренессанса, Барокко. И это не вызывало и сегодня не вызывает отторжения, не создает ощущения диссонанса. Однако представить себе картину с Христом в джинсах, футболке или костюме, а Богоматерью на каблуках и свеггере в прозрачных офисных интерьерах невозможно. Разрыв уже слишком глубок, пропасть слишком широка для моста.
Поэтому вопрос о Спасении, скорее всего, с истории спасаемых будет перенесен на саму весть о Спасении, на вопрос «что это?» На понимание ее природы, действенности, форм, ибо только так можно будет понять, как эта весть распространяется и как она действует на современного человека. То есть речь пойдет о фундаментальных онтологических категориях, которые будут актуализированы и на их основе станут создавать новое «богословие Спасения».
И вот здесь, вполне возможно, на новом уровне окажется востребована идея о том, что история Спасения еще не завершена. Идея, достигшая своего апофеоза в учении Иоахима Флорского. Стоит напомнить, что Иоахим Флорский, живший на рубеже XII-XIII веков, был порождением «переломной» эпохи «кошмара 1000-го года» ((с) Мишле), когда Европа расстается вступает в эпоху Готики, когда две великие империи – китайская и мусульманская – выходят из игры и начинается эпоха Крестовых походов. Это было время споров, новой схоластики и богословия. Поэтому Флорский не случайно задумался о фундаментальных вещах. В эпоху глобальных трансформаций надо мыслить глобально и о глобальном, а не о мелочах ибо только в такие эпохи мысль освобождается от предрассудков и рамок прошлого, а думание о мелочах хорошо, когда ни о чем другом думать не позволяется.
Идеи Флорского произвели настолько ошеломляющее впечатление, что неоднократно осуждались. Да и сегодня, когда речь заходит о Флорском, все принято сводить к его трем эпохам (Ветхого и Нового Заветов и эпохе Духа), что чревато упрощениями и искажениями. Главная мысль Иоахима Флорского актуальности своей не утратила до сих пор. Он, вопреки традиционной доктрине о том, что Воплощение произошло и тем самым поставило точку в развитии Христианства, обусловив вечное возвращение от вершины к корню, считал, что догмат о воплощении не закрыт, а открыт к будущему. Флорский считал, что Спасение не уже совершилось, а совершается, история Спасения не завершена и не может быть завершена, ибо Спасение продолжается. Тем самым он описывал Христианство, как подвижную систему, тайна которой не уже сотворена, а непрерывно сотворяется, так же как в Троице Сын не родился от Отца, а вечно рождается, а Дух вечно исходит. Хотя учение Флорского было отвергнуто, по сути, именно по этому пути пошла Западная Церковь, истолковав возможность изменения внутренней природы Церкви в форме введения новых догматов.
Примечательно, что на рубеже прошлого и позапрошлого веков (то есть на переломе) наследие Флорского уже привлекло большое внимание. Достаточно вспомнить, как внимателен был к нему В.Соловьев или «религию Третьего Завета» З.Гиппиус и Д.Мережковского. Сегодня Флорский вновь актуален. Парадоксально, но серьезных книг, посвященных именно ему (без бесконечных сопоставлений «Флорский и…) в России сегодня не существует. Поэтому предлагается задача трудная, но благородная: взойти к истокам. Для этого отсылаем к антологии «Философия истории» (М., 1995), где содержится важнейшая работа Флорского «Книга о согласии Ветхого и Нового заветов». Через нее интересно понять, как будут решаться поставленные выше задачи в ближайшее время. Если, конечно, их будут решать.
#редкаякнига Первое советское издание Рождественской службы. Москва. 1947 год. Книга (брошюра) вышла, когда отношения с Церковью после войны стали получше - начал выпускаться (с 1943 года) Журнал Московской Патриархии, открылись богословские курсы (потом семинария), возвратили Троице-Сергиеву лавру. Во второй половине 1940-х - начале 1950-х годов Церковью было выпущено несколько книг (Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. Слова, статьи и выступления патриарха Алексия. Слова, статьи и выступления митрополита Николая (Ярушевича). Сборник церковных служб к 800-летию Москвы и т.д) и среди них эта брошюра. В 1956 году Церкви удалось впервые с 1917 года выпустить Библию. Затем отношения Церкви и государства вновь начали портиться. Сегодня все издания Московской Патриархии того времени являются библиографической редкостью.
Читать полностью…
В конце года хотелось бы подвести краткие итоги. Каналу полгода, но за это время он набрал пять с половиной тысяч подписчиков и стал одним из ведущих интеллектуальных ресурсов Телеграма - ссылки на материалы канала можно видеть в самых разных местах Сети. Хотелось бы искренне поблагодарить всех подписчиков, которые, собственно, и создали этот канал. Они же являются убедительным доказательством того, что интеллектуальный продукт сегодня востребован, как никогда. И это понятно - не рассуждать же о том, что считается сегодня политикой, о том, что отвергает самую возможность мысли или об "актуальном", то есть том, что навязано меньшинством большинству. И пусть попытки спрятаться в мысль, выглянуть из-за серьёзной идеи отдают некоторым эскапизмом - идти за загадочными "всеми" ("все это читают", "всем это нравится") или, как говорили древнерусские юродивые "ругатися миру", то есть сопротивляться ему - какая из задач благороднее?
О чем же мы успели поговорить? О многом. О том, что такое фотография, о феноменах кино, медицине, болезнях, труде и досуге, концлагерях, кризисе образования, урбанизме, политике, терроре, смерти, о Христе, о моде, дискуссиях и спорах, о проблемах интеллектуалов, о бунтарях-конформистах, о капитализме, СМИ и войне, о счастье и смысле жизни, о мобильном телефоне и торговых центрах, о религиозности, секуляризме, авангарде, демонологии, гостеприимстве, одиночестве, о языке, о русской культуре, культуре Египта, ислама и готики, о спорте, музеях, русском утопизме, сокращении исторического времени и конце времени Новейшего, о книгах.
Пронзительных, исповедальных книгах и хорошо написанных книгах, смешных книгах и книгах трагических. Знакомились с интеллектуальными журналами (Неприкосновенный запас, Rigas Laiks, Однако, Теория моды), редкими и необычными изданиями. Говорили серьёзно о, казалось бы, несерьезном, - котах, пьянстве, банях, Буратино, разбитых окнах, ставили вопросы к современности, которых с каждым днем становится все больше.
Пусть прочтено не все, не полностью, не до конца - никто не знает, в каком углу сознания или сердца осталось неприметное зернышко и когда оно даст росток. Цифры в этой сфере вообще не показатель: прочитавший 10 книг, как правило, не умнее прочитавшего пять, а за Христом пошло, в лучшем случае, несколько десятков человек (сегодня бы сказали, что он собрал ничтожное количество лайков и просмотров), но этих людей хватило, чтобы "заквасить всю вселенную". Поэтому будем читать далее, разговоры будут продолжены и, возможно, даже вынесены в офлайн - монолог хуже, чем диалог, "если двое лежат, то тепло им, а одному как согреться?"
Каждый из нас бывал в музее и не по одному разу. И, вероятно, многие, придя, по выражению Саши Черного «за полтинник щупать вечность за бока», ощущали скуку или даже тоску. Почему? И оттого, что «все это» посмотреть все равно нельзя, и оттого, что нельзя ни до чего дотронуться, объяснения на табличках мало что объясняют, а у смотрителей во взгляде читается невысказанный вопрос «и что вам дома не сидится», перекликающийся с вашим собственным вопросом: «что будет, если я это не посмотрю?»
Дискуссия о целесообразности музеев в том виде, в котором они существуют, в отечественном интеллектуальном пространстве была начала еще сто лет назад знаменитыми П.Флоренским и Н.Федоровым. Именно тогда впервые стал ощущаться кризис «музея новоевропейского типа», музея-коллекции. Позднее делались попытки создать новый тип музея и среди этих попыток нам наиболее удачными представляются две: музей Геологического Управления Центральных Районов (музей - научный кабинет), созданный классиком отечественной палеонтологии П.А.Герасимовым в 1970-е годы. И «Музей Библии», созданный в Иосифо-Волоколамском монастыре известным церковным историком, архимандритом Иннокентием (Просвирниным) в 1990-е – музей, в котором все можно было брать в руки. Ни тот ни другом музеи не дожили до нашего времени (на их месте сегодня существуют симулякры, оболочки), но, таким образом, мы понимаем, что кризис музея, как такового, возник не сегодня.
Что такое музей, особенно в наше время? Как и все вокруг, музейное пространство деформируется, теряет изначальные смыслы. Принципиально иной стала и публика. Музей всегда был особым пространством истории и культуры (одна и та же икона в храме и музее это две разные иконы), способом выстроить особый мир на основе той или иной концепции, но сегодня это видно даже «невооруженному» глазу. Сегодня экспонаты в пространстве музея утрачивают свое сугубо материальное значение, становясь комплексом значений, точкой схождения различных плоскостей культуры: исторической, эстетической, прагматической, функциональной, этической… Если следовать Р.Барту («От произведения к тексту») в наши дни произведение воспринимается как текст, артефакт исчезает, как нечто цельное и на смену наглядности приходит множественность смыслов, присущая тексту.
Произведение теперь обладает меньшей ценностью, чем его контекст. Здесь важно понимать, что произведение уже есть, а текст является деятельностью, процессом. И если текст (письмо) осуществляет коммуникацию между прошлым и будущим, то это же делает и музей, меняясь так же, как знамение текста. Параллельно развивается интерес к подлинности, к общепризнанным шедеврам, виртуальная составляющая экспозиции, которая, казалось, еще немного и вытеснит подлинник, отступает на второй план. И если еще 10 лет назад Дюшана и Рафаэля было принято уравнивать в художественном пространстве, то теперь растет потребность непосредственного контакта с произведениями, художественная ценность которых неоспорима для всех, чьи фамилии не Кулик, не Гельман, не Ротко и не Херст.
В этих стремительно меняющихся условиях нужно заново учиться ходить в музеи. Для этого книга Йохана Идема «Как ходить в музей. Советы о том, как сделать посещение по- настоящему запоминающимся» (М., 2016). Книга предлагает новые правила поведения в художественном музее и показывает, что в музейном этикете продиктовано здравым смыслом, а что - его отсутствием. Обычная концепция поведения в музее - «иди медленно, но продолжай идти», - едва ли себя оправдывает. Эта книга показывает, как сойти с проторенной дорожки и взять инициативу в свои руки, как сделать музейных смотрителей своими союзниками, как научиться отличать хорошее искусство от плохого, почему нужно прислушиваться к детям, когда они судят об искусстве. «Как ходить в музей» убедительно демонстрирует, что для похода в музей нужно быть творческим, креативным человеком, не ожидающим, что он идет на готовое. Ведь в конечном счете музей это то, что вы себе представляете.
Представленный здесь план издательства «AdMarginem» (http://plans.admarginem.ru/) показывает, насколько большое место в современном интеллектуальном поле стали занимать проблемы капитализма. П.Мэйсон, Т.Седлачек, Д.Грэбер, А.Левентхаупт (а до этого Т.Пикетти, У.Блум и пр.) всесторонне анализируют то, что происходит сегодня в том поле, что по старой памяти еще именуется «капитализмом» и приходят к неутешительным выводам. Рынок не расставил все по своим местам, не отрегулировал, не создал гармонию и что делать с этим сегодня, не очень понятно. Не случайно в западной интеллектуальной сфере растет интерес к марксизму – тот же «AdMarginem» планирует выпустить еще две книги, переосмысляющие Маркса (Р.Декалан, Д.Мари, Э.Мэрифилд), а в целом «левоуклонистской» литературы, приспосабливающей марксизм к современности, выпущенной за последние несколько лет, наберется уже приличная полка (одного А.Бадью вышло уже несколько книг).
В чем проблема нынешнего капитализма? Подошел к концу железный век, для которого было характерно материальное воплощение идеи или мечты, а также определенный тип производства. Каким бы ни представлялся дворец в сознании, он не мог формировать среду человека, пока не был построен. Иной (виртуальный) мир принадлежал Богу, земля – человеку. Сегодня мир реальности и мир виртуальности принадлежит только человеку и виртуальную реальность вовсе не обязательно облекать в плоть.
Вместе с этим окончилась технологическая эпоха, в основе которой лежал базовый энергоноситель с прилагаемой к нему политической системой. Поиск новых источников энергии означает непременную смену привычных политических и идеологических моделей. Вернее, либеральной западной модели, в основе которой лежит простая схема – поднимать уровень потребностей и удовлетворять. Сначала движение вперед (создание новой модели Iphone), потом замедление движения - расширение ( модификации, улучшение возможностей) и вновь движение. Главная задача власти в этой модели – создавать механизмы оживления потребления. Чтобы покупали не только Iphone, но и все модификации и программы к нему. Благодаря этой системе создается иллюзия стабильности. Во-первых, общество наблюдает процесс развития и совершенствования, а значит и движения вперед. Во-вторых, процесс удовлетворения спроса является механизмом покупки властью лояльности у населения. В-третьих, возникает жесткая связка между количеством денег (материальными благами) и количеством счастья, то есть каждая новая модель «Мерседеса» должна делать человека счастливее.
Однако все это больше не работает. Рост количества материальных благ оказался прямо пропорционален количеству времени и сил, затрачиваемых на их получение, постоянная боязнь отстать от моды и от времени порождает все большее количество стрессов. Наращивание потребностей и их удовлетворение одновременно наращивает безработицу, углубляет социальное неравенство и уродует окружающую среду. Потребление оживить не больше не удается.
Последние десятилетия эту отжившую модель пытались спасать путем постоянного расширения круга новых благопотребителей. Первый раз его расширили в 1960-е годы (деколонизация), второй раз – в 1990-е (распад социалистического лагеря. как видим, срок созревания кризиса 25-30 лет), сегодня пришла третья волна, которую пытались направить на Ближний Восток, но сделать это не удалось. Система производства благ работает вхолостую и отчетливым показателем этого являются огромные долги, поскольку возможности, которые больше нельзя наращивать в реальности, продолжают наращиваться в виртуальном пространстве. Печатаются ничем не обеспеченные деньги (отсюда мировой финансовый кризис), создающие иллюзию богатства, долги оплачиваются долгами или пустыми обязательствами, держащимися только на доверии. Не случайно главным субьектом современной мировой финансовой системы стал финансовый спекулянт. То есть главной проблемой системы стала сама система и выйти из нее можно только выбравшись из под развалин. Но для начала с помощью книг стоит разобраться в проблеме, ибо выбираться нужно не "вообще", в куда-то.
Продолжаем обзор находок с прошедшей ярмарки. Далее – С.З(С)онтаг «Сознание, прикованное к плоти» - дневники и записные книжки 1964-1980 годов. (М., 2014) К Зонтаг уже приходилось обращаться выше (рассматривалась ее «Болезнь, как метафора») и можно было убедиться, что все, что она пишет, глубоко, фундаментально и при этом тонко. Дневники и записные книжки – жанр своеобразный, альковный, как правило, не обусловленный присутствием зрителя, читателя и вообще постороннего наблюдателя. Именно поэтому, с одной стороны, он привлекателен для читателя, потому что позволяет максимально раскрыть личность и возможности пишущего. С другой - именно в краткой, набросочной, эскизной форме наиболее точно раскрываются талант и интеллект. Любой большой текст это монолог, заметки – диалог (пусть всего лишь с самим собой, своей тоской, скукой, озарениями и упованиями) и оттого они легче вовлекают читателя в себя, в структуру и смыслы текста. Договори… Додумай… Домысли… Это хорошо видно по заметкам и записям Ключевского, Гаспарова, Ельчанинова, Лихачева (последняя книга), видно и по «Опавшим листьям» Розанова и по «Роману без вранья» Мариенгофа. Теперь вот Зонтаг – читать, думать, додумывать.
Ну и, наконец, В.Беньямин «Краткая история фотографии». (М., 2013). Эта книга уже стала классикой и о ней нет смысла долго говорить. Но нельзя не сказать, что любому человеку, который хотел бы понять феномен фотографии (в темах данного канала был феномен фотографии) без Беньямина не обойтись, как экономисту не обойтись без А.Смита, а историку России без В.Ключевского.
Еще одна полезная книга – В.В.Долгов. Быт и нравы Древней Руси. Миры повседневности XI-XIIIвеков. (СПб., 2017). Масштабное исследование средневековой повседневности продолжает традицию социальной антропологии, начатую много десятков лет назад Б.Романовым, который за это немало пострадал. Сегодня никто за это не страдает, а поэтому вокруг много книг по данной теме, но большинство это либо научпоп, либо откровенные реконструкторские «фантазии на тему». Книга В.Долгова серьезная работа, она ставит вопрос о степени похожести средневекового человека на нас с вами, утверждает принцип «соучастного восприятия» средневековой повседневности, делает попытку раскрыть культурный код и восстановить контекст, в рамках которого станут понятны особенности ментальности и быта человека Древней и Средневековой Руси.
По выходным - необычные издания. Сегодня это "Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в открытой печати, передачах по радио и телевидению. Сведения, предусмотренные ограничениями Перечня, запрещается приводить в материалах, предназначенных для открытого опубликования в открытой печати, передачах по телевидению и радио, оглашение на международных, зарубежных и открытых внутрисоюзных съездах, конференциях, совещаниях, симпозиумах, публичная защита диссертаций, демонстрация в кинофильмах, вывоз материалов за границу или передача их иностранным гражданам и т.д."
Перечень издан Главлитом - "регулирующим" органом, созданным в 1922 году и просуществовавшим до августа 1991 года. Вначале это было сокращение от Главного управления по делам литературы и издательств, затем вопреки правилам правописания Главлит стали расшифровывать как Главное управлением по охране гостайн в печати. Главлит занимался не только госсекретами в узком смысле, но и тем самым "регулированием".
Приведённый здесь "Перечень..." был Библией советских цензоров. Так, в 20-е годы не допускались к печати "статистические данные о беспризорных и безработных элементах, контрреволюционных налетах на правительственные учреждения", "о столкновении органов власти с крестьянами при проведении налоговых и фискальных мероприятий", "сведения о медицинской помощи в районах, охваченных неурожаем", "сведения о волнениях, забастовках, беспорядках, манифестациях, о политических настроениях в рабоче-крестьянских массах".
Данный документ гораздо шире.
Смотрим оглавление.
1. Общие положения
2. Вооруженные Силы СССР и оборона страны: Мобилизационные вопросы и сведение военного характера; Гражданская оборона СССР; Пограничные войска Комитета государственной безопасности СССР; Внутренние войска Министерства внутренних дел СССР; Организации, содействующие Вооруженным Силам СССР
3. Картография, гравиметрия, геодезия и гидрография
4. Гидрометерология и контроль природной среды
5. Открытия, изобретения, научно-исследовательские работы
6. Промышленность: Оборонная промышленность; Гражданская промышленность
7. Полезные ископаемые
8. Транспорт: Железнодорожный транспорт: Автомобильный транспорт; Водный транспорт; Воздушный транспорт; Трубопроводный транспорт
9. Связь
10. Агропромышленный комплекс
11. Финансы
12. Медико-санитарные вопросы
13. Разные сведения
Читать этот документ очень интересно. Например, нельзя было сравнивать покупательную способность рубля и иностранных валют, нельзя сравнивать зарплаты советских рабочих с зарплатами рабочих за рубежом, нельзя публиковать данные о размере и распределении зарплат в СССР, нельзя сообщать размеры премий, выплачиваемых советским олимпийцам, нельзя сообщать о беспорядках и конфликтах в армии на уровне роты и выше, нельзя сообщать, чем занимается советская колония на Шпицбергене, нельзя сообщать о крупных авариях на производстве и т.д. Перечнем предписывалось, как именно описывать события Великой Отечественной Войны (кое- что из этих рекомендаций в условиях сегодняшнего разгула Суворовых, Фоменко и Мединских, очень бы пригодилось). Сам Перечень являлся секретным документом и даже сегодня он труднодоступен.
Наше общественное сознание всегда отличалось сильным «оттенком» утопизма, следствием чего становится легковерие, наивность, непрактичность мышления. Именно поэтому у нас основная масса людей никогда не станут капиталистами (ничего не предпринимающими предпринимателями) – сознание не готово. А те, кто таковыми стали, должны были отвергнуть вообще все правила, лишиться внутренней самоатрибуции, разжаловать себя. Поэтому они с одинаковой легкостью живут и здесь и за границей, а рублевские особняки (как и новострой в Москве, создаваемый ими) не принадлежат ни к одному архитектурному стилю, вычеркнуты из эпохи и времени, в них отсутствует антропологизм, образ, мысль.
Достоевский говорил, что о человеке судят по тому, о чем он мечтает. Мечта народа и государства – это утопия. Утопия это образ далекого будущего, образ сверхъестественный, заранее несбыточный, мера внутренних сил, смелости людей, ибо для того, чтобы мечты были грандиозны, нужны широта и размах души, способность не бояться самих себя. Утопия необходима, чтобы отбежать в сторонку и посмотреть на самих себя, «обратный» взгляд из утопии важен, он помогает многие вещи увидеть совсем иначе, пересмотреть их. Об этом свидетельствуют Платон, Данте, Рабле, Мор, Кампанелла, Гете, Фенелон, Руссо, Жорес, Т. де Шарден и многие другие. Однако только наше общественное сознание не просто мечтало, а столетиями жило на грани реальности и утопии.
Грандиозная мечта о Москве, как третьем Риме, родившаяся в конце XV столетия (Филофей) дала мощный импульс к поиску собственного пути, смысла дальнейшего существования. Во многом именно эта утопическая идея влияла на восприятие общественным сознанием средневекового общества многих процессов русской и зарубежной политической истории. Эпоха Ивана Грозного стала временем активного воплощения этой мечты, о чем свидетельствуют парадоксы, достижения и даже ужасы - реформы, Четьи Минеи, Лицевой свод, Домострой, Стоглав, книгопечатание, Покровский собор и храмы в Коломенском (шатровый стиль в целом) и, наконец, опричнина.
В XVII столетии царь Алексей Михайлович всерьез мечтает освободить от Османского владычества Палестину, православный Восток и присоединить их к своему царству. В XVIII веке утопию воплощают Петр Первый (в образе правильного европейского государства с идеальным городом-столицей Петербургом) и особенно Екатерина Великая, сделавшая утопию главной творческой силой своего правления. Знаменитое путешествие Екатерины по Новороссии выстраивается как поездка через страну воплощенной мечты. Она прекрасно знала, что никаких «потемкинских деревень» нет – ей показывали цветущую и благодатную страну будущего. Близкий к Екатерине П.Зубов составил карту будущей Европы, на которой не было Швеции, Пруссии, Австрии, Польши, Дании, Турции. Они были включены в состав Российской империи с шестью столицами - Петербургом, Москвой, Астраханью, Веной, Константинополем и Берлином.
С воцарением Александра I утопия приобретает сугубо религиозный, мессианский характер. «Новый Александр Великий» хотел создать грандиозный христианский союз государств. Про «сверхъестественный» российский утопизм первой четверти ХХ века написано очень много. А потом, уже в конце 1980-х утопия съежилась до мечты о жизни в панельной «двушке» и поездок в лес на «москвиченке». Сегодня про это смешно говорить. Главная утопия – съездить на шашлык, главная мечта - чтобы курс доллара не рос, главное желание – все изменить, только чтобы ничего не менялось.
Понять утопическое сознание это понять нас в целом и себя в отдельности. На эту тему есть ряд книг, но хотелось бы обратить внимание на одну из лучших. Чистов К.В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). СПб., 2011. Книга не новая, но лучше пока нет. В ней два блока, помогающих ответить на два основных вопроса – почему, зачем, где искали идеального правителя (и что это такое) и идеальную землю. Как видим, вопросы актуальны и по сей день. Только избрав, начинают проклинать, только уехав – ныть и рваться назад или еще куда-то. Почему так? Для понимания корней книга Чистова.
Интереснейшая тема - послесловия средневековых старопечатных (кириллических) изданий и рукописных книг. На тему отдельных послесловий (например, московских и львовских изданий Ивана Фёдорова), написаны специальные работы. Нас же предисловия интересуют, прежде всего, красотой слога и уважением к "чтущим сию книгу". Эстетизм (хотя это слово не очень точно), стремление даже мелочи выстроить и преподнести красиво (ведь красота, по средневековым представлениям, есть свойство Бога) показывают нам гармоническое единство жизни и культуры не только средневековой Руси и России, но и славянского мира.
Ведь мелочи не только укрытие для дьявола - это те детали, в которых способность к созданию красоты раскрывается особенно ярко и наглядно (как умный человек раскрывается в афоризмах лучше, чем в научном докладе). Кроме того, они показывают осознание автором (переписчиком) своей ответственности перед читателем - если книга испортит читателю впечатление, навредит ему, уведёт от сути, вместо того, чтобы открыть ее, вина за это ляжет на переписчика и последний страшится этого. Ниже - несколько послесловий:
"Если что будет с недостатками, то вы с любовью исправляйте ...потому что по своей воле или по какой либо нашей небрежности ни в одной черте здесь не было допущено ошибки. Однако если случится, что вы любите книгу и будете благодарны за эту книгу, то поистине вы подвигнете нас на ещё больший подвиг, чтобы другую часть книги с ещё большим старанием написать". Триодь цветная. Скадар. 1563 год.
"Молю вас всех на коленях и с умиленною душою, если погрешил я в чём рукой или языком, то простите меня, чтобы вам получить прощение от Господа Бога в день Страшного Суда. Благословен Бог во веки." Псалтирь с часословцем. Венеция. 1638 год.
"Воистину не для обмана и хвастовства создана эта книга, но для послушания. Христианской любви усердно просим всех читателей - не задумывать сгоряча возмездия, желая не платить злом за добро. Ибо не подобает это христианам, а только не знающим Бога". Сборник. Острог. 1588 год.
"Желающие эту книгу прочитать или переписать, с любовью молим вас Милостивы будьте к нам и не упрекайте в немощи ума и в неумении. Поскольку вы просите милости у Бога и людей, такому же прощению и нас удостойте. Богу же славимому в Троице, благословившему эту святую книгу начать и завершить подобает всякая слава, честь и поклонение от всех живущих. И теперь и всегда и во все благословенные века. Аминь". Октоих. Москва. 1594 год.
"Если найдёшь, читатель православный, те или иные ошибки в изображении житий этих святых, с любовью исправь, делавшим в мятежные времена прости, да и сам прощения жизни своей сподобишься от подателя жизни Христа". Патерик Печерский. Киев. 1661 год.
"А если найдёте ошибки, Бога ради исправляйте, а не осуждайте, поскольку писал не Дух Святой, не ангел, но рука бренная и тленная, как у прочих неучёных. Во славу Святой, Единосущной, Нераздельной и Животворящий Троицы, Отца и Сына и Святого Духа. Аминь". Апостол. Москва. 1564 год.
"И где сделал ошибку или не исправил недостатком ума моего, вы, братия, почитайте, исправляя, а меня, грешного, не проклинайте, ибо мысль моя колеблется во мне, как тростинка от сильного ветра, а вас Бог простит и подаст благость свою". Патерик Печерский. 1553 год.
В третьих, чрезвычайно любопытен рисунок, в котором на обложке представлена Компартия - это инфернальные образы людей и странных существ, у подножия которых мы видим мертвую голову, оплетённую "ветвями" загадочной природы. Любой из нынешних противников коммунистов легко усмотрит здесь сатанинские символы. Не вдаваясь в конспирологию, следует отметить, что изображение исключительно любопытно.
Читать полностью…