Pater familias.
Думается, что власть для Ленина значила столько же, сколько значили для Струве либерализм, для Булгакова – Бог, для Бердяева – самопознание, а для Тугана – счастье человечества. В Бога он не верил, смысла самопознания не понимал, либерализм откровенно презирал, а думать о счастье человечества ему было сложновато после того, как это самое человечество отнеслось к его брату, да, собственно, и ко всей семье, ощутившей прелести родства с государственным преступником.
Воля к власти сама по себе не хороша и не плоха. Это просто свойство личности, сильно развитое у одних и почти отсутствующее у других. Однако у Ленина оно приняло специфическую форму. Похоже, что для него власть была абсолютной ценностью, тогда как у большинства людей она все же является лишь средством для карьеры, обеспечения материального благополучия или осуществления реформ.
На протяжении большей части своей жизни Ленин обладал очень малой властью по сравнению с той, которой позволяла добиться его чудовищная энергия, пойдя он по пути строительства легальной карьеры (скажем, в качестве члена Государственной Думы). Вплоть до 1917 года Ленин держал под контролем лишь маленький кружок маргиналов, назвавшихся большевиками, причем у него не могло быть никакой уверенности в том, что положение на протяжении его жизни может измениться.
Зато власть его в этой среде была абсолютной. Всякий диссидент беспощадно изгонялся или как минимум подвергался показательной порке. Эта манера поведения у нас традиционно интерпретируется как форма построения партии, максимально пригодной к революционному захвату власти. Однако, думается, все было гораздо тривиальнее. Ленину просто нравился такой образ жизни. Образ жизни деспота, в подчинении которого всегда есть десяток-другой людей, смотрящих ему в рот.
Ничего необычного в этом нет. Миллионы людей создают себе подобный мирок в рамках семьи, шпыняя жену, детей и прислугу. Ленин просто несколько расширил масштабы своей деятельности и видоизменил ее формы. Полемические труды, исправно штамповавшиеся им примерно со времени основания РСДРП, больше всего по своему содержанию напоминают рядовую семейную склоку, и даже используемая терминология («дурак», «мерзавец», «политическая проститутка» и т.п.) очень напоминает ту, с помощью которой pater familias ставит на место зарвавшуюся супругу или непослушного наследника.
Марксизм был способом легитимизации pater familias в этом необычном семействе. Ленин активно использовал его, искренне веря в то, что сам является марксистом, примерно так же, как обычный отец семейства искренне верит в то, на чем покоится его легитимность, - в любовь супруги и законность происхождения детей.
В принципе, жить подобным маленьким мирком большевики могли бы бесконечно долго, если бы не мировая война, сформировавшая почву для революции. В 1917 году в России создались такие специфические условия безвластия, в которых наиболее эффективно функционирующей структурой оказалась именно маленькая партия с жестким единоначалием и радикальными лозунгами. За несколько месяцев Ленин с Троцким «выложились на все сто», и власть оказалась в их руках.
Естественно, законы функционирования своей секты большевики сразу перенесли на всю страну. Иного и быть не могло. Более того, об ином в большевистской среде невозможно было даже помыслить. По-прежнему pater familias устраивал показательные порки (по вопросу восстания – Зиновьеву и Каменеву, по Брестскому миру – Бухарину, по профсоюзам – Шляпникову), только теперь от исхода «семейных ссор» зависела жизнь миллионов.
Впрочем, определяющую роль в судьбе миллионов сыграла не специфика построения большевистской партии и даже не сделанный ею упор на диктатуру пролетариата. Вот уж когда явно возводят на Ленина напраслину, так это при обвинении его в особом пристрастии к диктатуре. Пристрастие, бесспорно, было, но никакое не особое.
События в России того времени могли теоретически развиваться по разным сценариям (с большевиками или без таковых), но во что поверить практически невозможно, так это в ее движение по демократическому пути.
Историки быстро проскочили наивную веру шестидесятников в то, что только запрет фракционной борьбы внутри партии стал причиной нарушения «демократических норм», и показали, каким образом сами большевики попрали все возможные нормы, узурпировав власть. Историки отказались от ограниченного взгляда на Брестский мир как неизбежный компромисс, показав, что именно деструктивная деятельность большевиков довела страну до такого состояния, в котором она не могла воевать даже с агонизирующей кайзеровской империей, просуществовавшей потом около полугода.
Историки покопались и в личных делах вождя, обнаружив ряд фактов, не слишком укладывающихся в образ милого кумира шестидесятников: жестоко унижавший Крупскую роман ее мужа с Инессой Арманд, использование немецкой помощи для устройства революции, явная жестокость при организации террора.
Третий Ленин предстал перед нами аморальным чудовищем с руками по локоть в крови. Это образ был наиболее близок к действительности, и, самое главное, он был абсолютно адекватен россиянину 1990-х, решившемуся на резкий разрыв с прошлым, на отказ от всяких догм и на демифологизацию нашей жизни. «Телец» Александра Сокурова – яркий пример жестокой и даже шокирующей попытки расквитаться с недавним кумиром, отряхнуть его прах со своих ног.
Но все же этот образ, как и два предыдущих, формировался, скорее, не с целью понять того реального россиянина, который родился в Симбирске 22 апреля 1870 года и умер в Москве 21 января 1924 года, а в стремлении понять самих себя. Ленин служил лишь инструментом нашей самоидентификации, но не раскрывался как личность. Затаившись где-то в тени и лукаво прищурившись, он молча смотрел на все старания потомков расхлебать круто заваренную им кашу.
Время – начинаю о Ленине рассказ.
Сегодня, когда уже страсти несколько отошли в прошлое, нам легче из XXI века без гнева и пристрастий взглянуть на Ленина, ставшего ключевой фигурой века ХХ. И начать следует с того, что вроде бы определяет суть всей его деятельности, - с марксизма.
Это, бесспорно, исходная точка. Ленин обожал марксизм, буквально трясся над ним. Но обращает на себя внимание тот факт, что он никогда не вел себя как марксист на практике. Апологеты назвали это полным творческим развитием учения, а противники – чудовищным искажением наследия классика.
Но не будет ли правильнее сегодня, когда у нас уже нет стремления навешивать на Ленина какой-нибудь ярлык, сказать проще: он вообще не был марксистом, а потому ничего не развивал и не искажал?
Парадокс? Не совсем. Для того, чтобы понять характер ленинского мышления, надо обратить внимание на специфику той эпохи, которая его формировала. Несколько огрубляя, можно сказать, что марксизм стал для Ленина тем же, чем для тинейджера является длина брюки или ширина брюк, - модой.
Мода в раннем возрасте принимается бессознательно, как средство самоидентификации, средство противопоставления себя миру взрослых. К тому времени, когда Володе Ульянову пришла пора повзрослеть, марксизм столь властно захватил молодое поколение мыслящих россиян, что миновать этот этап интеллектуального становления мог лишь абсолютно аполитичный человек, либо откровенный карьерист. Как тот, так и другой путь был для Ульянова отрезан после казни старшего брата Александра, оказавшегося замешанным в попытке покушения на царя.
Через марксизм прошло множество видных интеллектуалов ленинского поколения. Среди них были Петр Струве, впоследствии резко сдвинувшийся на правый фланг, Сергей Булгаков, избравший в середине жизни путь священника, Николай Бердяев, пришедший в зрелые годы к философскому осмыслению глубинных вопросов бытия, Михаил Туган-Барановский, ставший крупнейшим русским теоретиком социализма. Каждый из них в той или иной форме преодолевал марксизм по мере становления собственной личности, по мере того, как внутреннее начинало доминировать над внешним, а сущностные интересы – над временными пристрастиями.
Замечательный отклик на мою книгу "Почему Россия отстала?" на "Маяке Коуза". Автор, в частности, очень хорошо рассказывает, кому нужно читать мою книгу, а кому - нет. Это как раз тот случай, когда со стороны виднее. Я сам, наверное, не смог бы так четко все сформулировать. Советую посмотреть этот 15-минутный рассказ тем. в первую очередь, кто еще книги не читал и раздумывает. стоит ли ему это делать. https://www.youtube.com/watch?v=B2OmCxa5L_s&t=568s
Читать полностью…
Мне доводилось бывать дома у Бориса Максимовича Фирсова, Мариэтты Омаровны Чудаковой и Виктора Леонидовича Шейниса – трех великих шестидесятников, трех замечательных деятелей российской науки. Все они недавно ушли из жизни, и можно, думается, сказать о том, что меня поразило во время тех визитов. Поразило, как скромно они жили. А ведь Фирсов в свое время был первым секретарем райкома, Шейнис – народным депутатом. В поколении семидесятников успешный человек редко живет в небольшой квартирке на окраине города.
В московскую квартирку Чудаковой у метро «Беляево» даже трудно было зайти. Уже коридор был полностью заставлен книгами. Книги лежали стопками даже в крохотной кухне, где мы с ней пили чай. Книги толстые и тонкие, читанные и перечитанные, потрепанные и проработанные. «Я ведь всю жизнь изучала литературу ХХ столетия, – сказала Мариэтта Омаровна, видя мое изумление, – а Саша (Александр Павлович Чудаков – литературовед и писатель, лауреат «Русского Букера десятилетия» – ДТ) занимался XIX веком. Вот и накопилось».
Шейнис жил в Черемушках. К тому же не у метро. До его дома надо было минут двадцать идти дворами, и Виктор Леонидович по телефону заранее мне подробно разъяснял этот путь, чтобы не сбиться с дороги. Не представляю, как он ездил на метро в центр Москвы, когда ему было уже под девяносто. А ведь ездил, участвовал в конференциях, выступал с докладами. Квартиру в Черемушках Шейнис получил после изгнания из Ленинградского университета, инициированное лично Григорием Романовым. Тогда Виктора Леонидовича «подхватил» Институт мировой экономики.
А Фирсов с детства жил в одной квартире на Петроградской стороне, в доме тридцатых годов постройки. Конструктивизм – тесно, скромно, не разгуляешься. Трудно представить себе, что в бытность первым секретарем Дзержинского райкома КПСС он не перебрался в этот самый Дзержинский район. Скажем – на Мойку, где через много лет поселился Анатолий Собчак. В девяностые годы в Дзержинском (ныне Центральном) районе разместился созданный Фирсовым университет, но сам он так и остался жить в своей небольшой квартирке.
Последняя фраза, которую я слышал от Бориса Максимовича: «Вот Галя поднимется – мы вместе выйдем». Я уже прощался с Фирсовым в дверях его старой квартиры на Петроградской и поинтересовался, выходит ли он еще на улицу? Без жены, которая давно болела и не вставала с постели, он выходить отказывался.
Галина Степановна так и не поднялась. Скончалась перед Новым годом. А вчера ушел и сам Фирсов, пережив супругу лишь на двадцать дней. Ушел основатель Европейского университета, великий человек, мудрый ученый, старший товарищ. Ему было 94 года. О нем уже много пишут, вспоминая яркие научные достижения последних десятилетий, нонконформизм давней советской эпохи и, конечно, создание в Петербурге уникального университета. Не буду сейчас повторяться. В конце концов для желающих узнать биографию Бориса Максимовича есть отличная книга Валерия Выжутовича. Мне Фирсов запомнился больше всего своей удивительной жизненной силой, своим интересом к жизни и желанием жить ярко, несмотря на возраст. Может, потому он так много и сделал, что обладал страстью, недоступной подавляющему большинству людей, медленно затухающих с годами.
Фирсов всё хотел знать. Казалось бы, он и так знал больше других: и в силу возраста, и в результате научной деятельности. Фирсов побывал и секретарем райкома, и директором телевидения, и ученым-социологом. Но пока еще были силы, он ездил в университет и ходил к нам на семинар. Делал доклады, которые, увы, уже не превратятся в книгу. Когда Борис Максимович был с нами в маленькой аудитории, меня не покидало странное чувство: мы говорили об истории, а История жила среди нас. Неужели мы можем быть ему интересны? Ведь он – это целая эпоха. Но Фирсову было интересно всё, что происходит в его университете. Фирсов, как отец, интересовался жизнью своих детей и потому жил в детях, не старея. Да, силы, конечно, уходили. Но дух оставался. Великий университетский дух, который он поселил в стенах Европейского. И этот дух живет, хотя отца уже нет с нами.
Каждого из пяти испанских королей династии Габсбургов как-то раз решили охарактеризовать одним словом. Получилось так: «Карл V вызывает энтузиазм, Филипп II – уважение, Филипп III – равнодушие, Филипп IV – симпатию, Карл II – жалость». Прочтя об этом, я подумал: как можно было бы охарактеризовать российских монархов из Гольштейн-Готторпской династии (Романовы с Петра III)? Сопоставить те же самые черты с нашими царями оказалось нетрудно. Екатерина II вызывает энтузиазм, Александр I – симпатию, Николай I – равнодушие, Александр II – уважение, Николай II – жалость. Но осталось еще три неохваченных испанскими характеристиками императора. Пришлось добавить кое-что от себя. Петр III вызывает удивление, Павел I – презрение, Александр III – отчаяние.
Понятно, что это лишь примерные характеристики. Сложность любого исторического периода невозможно описать одним словом. А самое главное – этот период зависит от множества обстоятельств, а не только от личных черт государя. Но все же интересно, наверное, выглядела бы книга по истории России с 1762 по 1917 гг., состоящая из восьми глав, названных:
1. Удивление
2. Энтузиазм
3. Презрение
4. Симпатия
5. Равнодушие
6. Уважение
7. Отчаяние
8. Жалость
Кажется, что-то в этом есть?
Прошёл день - и готовы тайм-коды к беседе с мудрым Дмитрием Травиным в программе «Люди мира». Мы обсуждали ответы на вопрос: «Почему Россия отстала?».
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛЬВОМ МАРКОВИЧЕМ ШЛОСБЕРГОМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛЬВА МАРКОВИЧА ШЛОСБЕРГА
00:00 «Люди мира» в прямом эфире
00:37 представление Дмитрия Травина
03:34 об однокурсниках Дмитрия Травина на экономическом факультет ЛГУ: Алексее Кудрине и Андрее Илларионове и других
09:39 о книге Алексея Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение». Об эпохе позднего социализма в стране и в университете. Судьбы однокурсников Дмитрия Травина
12:22 как виделось историческое место СССР в 1983 г., когда Дмитрий Травин окончил ЛГУ? О проблемах высшего образования в СССР
16:40 рассказ про интеллектуальный клуб «Синтез», организованный во Дворце молодёжи в Ленинграде. Известные участники клуба. Яркий Борис Львин
20:21 ощущение возможности больших перемен в 1987-89 гг.
21:30 первое выступление Михаила Горбачёва – на похоронах Константина Черненко в 1985 г. О встрече Горбачева и Тэтчер в 1984 г. / Шлосберг
24:50 когда Дмитрий Травин почувствовал, что будет смена эпох в СССР?
27:20 в начале 1987 г. создана первая группа по реформированию экономики СССР
31:04 предположения о распаде СССР в 1987-88 гг. в клубе «Синтез». Доклад Бориса Львина о распаде СССР. Доклад Андрея Илларионова о неэффективности советской экономики
34:03 как Дмитрий Травин пришёл в журналистику. Работа экономическим обозревателем в аналитическом еженедельнике «Час Пик». Новая наука – историческая социология
40:20 как изменилась свобода прессы с 1990 до 2008 гг.? О газете «Дело», созданной Сергеем Чесноковым
45:30 «Мы очень плохо представляем себе, что происходит в стране»
47:15 книга Дмитрия Травина «Русская ловушка»
52:48 третья глава книги «Почему Россия отстала?». В позднее Средневековье Псков и Новгород были сильнее многих городов Европы
57:10 цитата из первого абзаца первой главы книги «Русская ловушка». Полемика Дмитрия Травина с Андреем Заостровцевым об историческом отставании России в контексте культурных особенностей
01:07:25 историческая «цепочка» развития стран на примере крепостного права
01:08:50 пример из жизни Дмитрия Травина, описанный в книге «Русская ловушка»
01:13:50 отставание России в результате закрепощения крестьян для формирования армии
01:17:16 были ли в России волны успешной модернизации? Книга Бориса Николаевича Миронова «Российская Империя: от традиции к модерну»
01:23:46 реформы Михаила Горбачёва как последняя успешная попытка модернизации России
01:26:51 люди из клуба «Синтез» были у власти. Почему экономические результаты их деятельности такие плачевные?
01:30:11 способствует или препятствует модернизации социальная революция? Например, революция 1917 г.
01:31:16 прошла ли в России модернизация и стало ли российское общество постмодернистским?
01:33:01 оцениваете ли вы как модернизацию 1930-60-е гг. в СССР?
01:35:02 был ли модернизационным проект строительства доступного жилья в СССР при Никите Хрущёве и Леониде Брежневе?
01:40:08 о технической и социальной модернизации в Европе
01:42:18 что происходит сейчас с национально- и религиозно-окрашенными протестами в Европе?
01:48:29 приятные отклики зрителей
01:50:09 на сколько лет Россия отстала от Испании и Германии?
01:52:15 историческое отставание России – навсегда?
01:54:05 что сейчас ждать от российской экономики?
01:58:00 дискуссия зрителей о том, востребована ли сегодня печатная книга. Комментарий Дмитрия Травина
02:06:00 как Дмитрий Травин относится к теории «родовой травмы» с принятием православия в России?
02:08:45 сохранится ли в России авторитарный уклад в будущем?
02:09:45 как Дмитрий Травин сохраняет личную территорию свободы сейчас
02:12:31 благодарности Дмитрию Травину и зрителям
02:14:40 презентация книги Дмитрия Травина «Русская ловушка» 25 января в петербургском Доме журналиста на Невском пр., 70 в 19.00
Поддержите команду Псковского «Яблока» и канал «ГражданинЪ TV», мы часть нашей общей свободы.
Начал читать книгу экономиста, ув. Дмитрия Травина «Русская ловушка» (изд-во Европейского университета, 2023). Если кратко – книга о причинах российской отсталости. Да, всё о той же «русской колее» - нынешний механизм Уклада был заложен 7-8 веков назад.
Травин начинает книгу с описания того, как были устроены армии в Западной и Южной Европе со второй половины XIII века. Их основа – наёмники, кондотьеры. Первые наёмные отряды принимали участие в битвах северо-итальянских городов, где и появился протокапитализм, с 1270-х годов.
Потом эта система перекочевала в Испанию, Францию, Англию, Фландрию, немецкие княжества.
Чтобы выжить, получить безопасность, города, а затем и королевства вынуждены были лезть из кожи вон, чтобы заработать денег. Есть деньги – будешь жить, нет денег – ограбят и убьют.
Жажда наживы капитализма выросла из вечного вопроса того времени – где взять деньги? И их брали из серебряных рудников, солеварен, первых мануфактур и первых банков, затем – с ограбленных колоний Нового Света.
А Россия того времени – поразительно бедная страна. Нищая по природным ископаемым и с чудовищной географией, в частности – без доступа к незамерзающим портам.
Я тоже писал об этом неоднократно. Могущество в то время строилось на банальных природных ископаемых и торговле.
В Московии того времени не было серебра и золота, качественных залежей железной руды, свинца, меди, угля. Дефицит даже соли.
Единственный способ выжить для Московии – это не делать деньги, их в прямом смысле не из чего было заработать, а расширяться и расширяться за новой землёй. Потому что армию наёмников, как в Европе, не из чего было нанять. Но можно было дать кусок земли боярину, дворянину и монастырю, чтобы он из этой земли (плохой, очень низкопродуктивной) выжимал скудную ренту – из зерна и продуктов леса. Чтобы еле-еле среднему вотчиннику хватило на лошадь и оружие, да на пару боевых холопов, которых он вместе с собой приведёт в армию. Вотчина давалась в обмен на армейскую службу.
А для этого надо досуха выжить мужика, закрепостить его и превратить в говорящее орудие труда.
Весь российский Уклад родился из вопиющей бедности, бесплатного/дешёвого труда и плохой географии.
Бескрылые выражения 6:
Любимые герои:
1. Остап Бендер попал в Рио-де-Жанейро, купил белые штаны… затем белое пальто и переквалифицировался из управдомов в эксперты по вопросам морали.
2. «Надо шить алые паруса, пока не поздно», – подумал Дориан Грей, глядя на свой портрет.
3. Илья Муромец отсидел тридцать лет и три года. А после отправился воевать за Владимира. Так на Руси возникла первая частная военная компания.
4. «Лучше быть вторым в Риме, чем первым в деревне», – решил Цезарь, обнаружив в меню салат «Цезарь с курицей».
5. «Два Рима пали, – заявил Филофей, – а третий стоит». Со временем выяснилось, что два Рима лишь спали, а третий так столбом и стоит.
Бескрылые выражения 5:
Наше всЁ
1. Молодому Пушкину от старого Чаадаева: «Товарищ, верь: взойдет она, звезда тупого самовластья. А после на обломках счастья напишут: «Русская весна».
2. В пушкинском «черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом» лишним является «в России». Без этого фраза имеет философский смысл.
3. У Татьяны было бы больше шансов на успех, предложи она помощь Онегину, когда тот с больным сидел и день и ночь, не отходя ни шагу прочь.
4. «Из искры возгорится пламя!» Не позволяйте детям играть с искрами.
5. Почему в «Борисе Годунове» «народ безмолвствует», когда приказали славить Лжедмитрия? Есть давняя армейская мудрость: не спеши выполнять приказ командира, поскольку может последовать команда «Отставить!».
Бескрылые выражения4:
Профессиональное:
1. С Толстым: Все модернизированные страны счастливы одинаково, каждая немодернизированная несчастлива по-своему.
2. С Грибоедовым: Служить бы рад, прислуживаться тошно. Но в сфере прислуживания доходы и статус выше, чем в сфере обслуживания.
3. С Моисеем: Нас 40 лет водили по пустыне, чтоб умер последний, кто помнит рабство. Так произошел переход от рабовладения к крепостничеству.
4. С мифами Древней Греции: Важнейшее достижение социализма состояло в научной организации сизифова труда.
5. С Росстатом: Если вместо женитьбы мужчина оплатит труд кухарки, уборщицы, любовницы, суррогатной матери, нянечки, гувернантки и психотерапевта, статистика все это учтет, и ВВП резко вырастет.
Бескрылые выражения 3
Сугубо личное:
1. Я год за годом выдавливал из себя интеллигента, до тех пор, пока он не съел меня целиком.
2. Говорят, из трех качеств – ум, доброта, счастье – человек может обладать лишь двумя. Поэтому приходится жаловаться на несчастье. Другие варианты хуже.
3. В поколении шестидесятников спорили между собой физики и лирики. В моем поколении, скорее, ботаники и циники.
4. В молодости мы грезим о светлом будущем. В старости, когда надежд на него не остается, мы «вспоминаем» светлое прошлое. Тот момент, когда исчезают мечты, но возникает ностальгия, и есть начало старости.
5. Для кого-то мир – «стакан», наполовину полный, а для кого-то – наполовину пустой? Нелюбовь возникает тогда, когда мы видим других наполовину пустыми, отыскивая пороки, а не достоинства.
И чтобы «два раза не вставать»:
С Новым годом! Мы все, конечно, неполны, но пусть люди видят нас в следующем году наполовину полными, а не наполовину пустыми.
Бескрылые выражения 2
Литературное:
1. С Державиным: Я царь – я раб – я червь – я бог: вечный выбор между карьерой и дауншифтингом.
2. С Чернышевским: Миф о Рахметове развеялся, когда мне прописали аппликатор Кузнецова: на гвоздях лежат не новые люди с больной совестью, а старые – с больной спиной.
3. С Достоевским: Широк человек, слишком даже широк. Когда в узах. Но без уз быстро сужается.
4. С Чеховым: В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Наверное, поэтому так редко чувствую себя человеком.
5. С Булгаковым: Я не люблю пролетариат. И он меня не любит. От такой нелюбви и родятся шариковы.
Сегодня весь день во мне боролись два чувства: долга и удовольствия. Точнее, не так: чувство долга боролось с опасением разочарования. И связано это было с сегодняшней публикацией в «телеграме Дмитрия Медведева». Я взял это, естественно, в кавычки, поскольку не знаю, кто ведет сей канал, да, честно говоря, особо авторством и не интересуюсь. А канал регулярно просматриваю, поскольку он существует для информирования западных и украинских политиков о тех намерениях Кремля, о которых официальные лица (президент, премьер, глава МИДа и секретарь Совбеза) информировать не могут. С одной стороны, сегодняшнее заявление было очень важным, но с другой – наш читатель про Медведева читать не любит. Соответственно, долг мой, как аналитика, вроде бы состоял в том, чтобы высказаться для тех, кто моим мнением интересуется. Но я понимал, что получу в ответ скорее всего лишь несколько не вполне адекватных комментариев и расстроюсь.
Долг все же возобладал, и я пишу. Суть сегодняшней новости вот в чем. «Медведев» отвечал на вопрос о возможности переговоров и, как бы между прочим, сказал, что Киев, Харьков, Одесса, Днепропетровск и Николаев – русские города, которые пока маркированы желто-голубым. На самом деле, думается, не между прочим сказал. Именно это в заявлении главное. Расшифровывается следующим образом: сегодня еще можно договориться и провести границу там, где в данный момент находятся войска, но, если переговоров не будет, условия для Украины ухудшатся: Кремль «сдвинет границу» к западу от этих городов. Ясно, что официальные лица так откровенно не могут высказываться, но телеграм-канал может: кому надо, поймет.
Естественно, я могу неверно интерпретировать это «высказывание», но в течение целого дня не видел комментария, который бы лучше объяснил логику «Медведева». Так что делюсь своими соображениями с теми, кому хочется понимать, что ждет нас в перспективе. Неадекватные комментарии, наверное, будут, но, надеюсь, не будет все же провокационных. А серьезные размышления приветствуются. Я по-прежнему считаю, что мы плохо понимаем происходящее и нуждаемся в обсуждении.
Сейчас у нас, как во всякой кризисной обстановке, происходит перегруппировка общества. Чувствую это по себе. Лет тридцать я довольно хорошо представлял себе свою читательскую аудиторию (которая была, по сути, просто сильно расширенной группой моих друзей и коллег), но сегодня она изменяется. Некоторые из тех, с кем мы говорили на одном языке, начинают говорить иначе. А они, в свою очередь, полагают, будто я стал выражать совершенно иные мысли.
Моя аудитория всегда была прорыночной, демократической и интернационалистской. Внутри этой «триады» мы редко проясняли отношения. Но сегодня я вижу, как все чаще у некоторых людей из моей среды неприятие властей переходит в неприятие России и даже в отторжение российской культуры, существующей столетиями и не связанной с нынешним населением страны. В ряде случаев происходит переход «на личности»: я получаю жесткие и даже хамские комментарии на свои тексты. За неожиданно проявившееся хамство забанил уже ряд тех людей, которых пять-шесть лет назад радостно принимал в друзья. Делаю это каждый раз с грустью, но для меня «Отечество» и «Ваше превосходительство» - совершенно разные понятия, и я в равной степени не принимаю, как тех, кто их отождествляет с восторгом, так и тех, кто их отождествляет с ненавистью.
Вместе с тем вижу, что среди моих читателей появляется новый круг людей. Для них принципиально важно будущее России. Возможно, часть этой аудитории происходит не из либеральной среды. Возможно даже, что у нее сложились сильно искаженные представления о либеральной среде, как об аморальной тусовке всяких «полуголых вечеринок». Но все же у меня формируется ощущение, что либерализм (без цинизма) и патриотизм (без пафоса) сегодня потихоньку сближаются (отсеивая те слои, которые в нынешней атмосфере оказываются нам все более чуждыми). Петр Струве в свое время назвал эту среду либерально-консервативной. Лет 25 назад, когда я впервые читал Струве, данное понятие было для меня привлекательным, но все же чисто теоретическим. А сегодня чувствую, что это моя среда.
Так что же, Ленин остался вечным ребенком, для которого увлечения тинейджера превратилось в пожизненную страсть? Велик соблазн представить его этаким пожилым «ковбоем» в широкополой шляпе и потертых джинсах, не наигравшимся в молодости, а потому до седых волос гоняющим на «харлее» по хайвэю. Однако, думается, это было бы все же упрощением.
Конец XIX века стал для Ленина, как и для других представителей его поколения, периодом серьезных теоретических раздумий, когда марксизм прикладывался к российской действительности. Интеллектуальная деятельность в те годы у него еще явно доминировала над революционной, и ссылка в Шушенское стала скорее эпизодом, нежели закономерным итогом раннего развития личности.
Конечно, серия экономических трудов молодого Ленина, во главе с «Развитием капитализма в России», стала лишь откликом на новаторскую книгу Струве и явно уступала по качеству работам молодого Тугана. Но нам сегодня интересны не столько проблемы научной новизны и приоритета, сколько специфика личности самих авторов.
До начала ХХ века эти молодые интеллектуалы были по духу очень близки друг другу. Под модным марксистским ярлыком они проделывали объективный экономический анализ, в котором по сути не было почти ничего специфически марксистского. Лишь разменяв четвертый десяток и завершив духовную инициацию, каждый из них пошел своим собственным путем.
После тридцати Ленин уже не писал работ, напоминающих по духу ранний экономический цикл. «Теоретическая плодовитость» эмигрантского периода определялась скорее не потребностью в творчестве, а массой свободного времени, имеющегося у человека, замкнутого в узком мирке оторванных от родины изгоев, материально обеспеченного (благодаря материнской пенсии и партийной кассе), но органически не переваривавшего безделья.
Теперь попытки понять ход истории сменяются стремлением сцепится с оппонентом и утвердить свою, единственно верную точку зрения. Партийными склоками Ленин «дышал и ими жил, был занят беспрерывно». Театр его утомлял, к музеям он был безразличен, романов не переносил. Природу любил и, похоже, умел глубоко чувствовать. Но забравшись как-то на вершину альпийской горы, преодолев лесные дебри и опасные кручи, оказавшись, наконец над «вечным покоем», он тут же заявил своей едва отдышавшейся спутнице: «А здорово все же гадят меньшевики».
Все это стало естественной реакцией на утверждение жизненных приоритетов зрелого, сложившегося человека. Ленин кончил учиться и начал жить. А жизнью для него была борьба за власть.
Сегодня исполняется сто лет со дня смерти Ленина. Эту статью я написал лет 20 назад, но, думается, сегодня она по-прежнему актуальна.
Художнику Анненкову довелось увидеть банку, где хранится заспиртованный мозг Ленина. Картина оказалась ужасной: «Одно полушарие было здоровым и полновесным, с отчетливыми извилинами; другое как бы подвешено на тесемочке – сморщено, скомкано, смято и величиной не боле грецкого ореха». Подобное состояние мозга – следствие болезни, от которой Ленин умер, не дожив до 54 лет. Но это и символ всей его жизни – полноценной и насыщенной и в то же время убогой и страшной.
Ирония судьбы, или «Я себя под Лениным чищу».
За последние годы мы пережили трех Ильичей. Историческое время бежало столь быстро, что один устоявшийся уже было стереотип начинал вдруг отступать под воздействием новых оценок. Ленин менялся быстрее, чем менялись поколения. И это неудивительно, поскольку образ его значил так много, что самоидентификация каждого вольно или невольно проходила через определение отношения к вождю.
Первый Ленин был прост и однозначен, как памятник самому себе. Самый человечный человек, самый великий ученый, самый энергичный революционер. Все, способное запятнать светлый образ, исключалось настолько тщательно, что в одной из официальных биографий о происхождении Марии Александровны Ульяновой-Бланк, говорилось: мать – немка, отец – врач. Дедушка Сруль Мойшевич Бланк сохранил только профессиональную принадлежность.
Долгое время подобный подход многих устраивал, поскольку лишившееся привычного объекта поклонения безбожное общество жаждало сотворить нового кумира. Этот Ленин сохранился в умах и по сей день – как Ленин бескорыстных коммунистов, тех несчастных стариков, которые служат массовкой на краснознаменных митингах, отчаянно цепляясь за прошлое, поскольку для них уже нет никакого будущего.
Второй Ленин медленно вызревал в недрах первого еще до перестройки, но в полную силу поднялся уже при Горбачеве. Это был кумир, но кумир нестандартный, кумир шестидесятников, желавших не слепо поклоняться, но сочувствовать со-переживать. Как протестанты былых времен, шестидесятники искали себе личного Бога, которого они могли понять и принять, минуя посредничество партийных секретарей и пропагандистов. Не случайно три лучших артиста этого поколения пробовали себя в роли Ленина, перенеся на зрителя собственное отношение к образу.
Сначала появилась милая киносказочка, повествующая о любви Ленина к Крупской, с мягким, интеллигентным Андреем Мягковым. Из нее следовало, что ничто человеческое не чуждо самому человечному человеку. Ильич выглядел героем «Иронии судьбы», но на этот раз абсолютно уверенным, как в своей Наде (даже имена героинь совпали), так и в исторической значимости своего «ценного веника».
Затем был «Революционный этюд» в Ленкоме, где Олег Янковский сыграл умного и холодного нонконформиста, столь созвучного проблематике конца 1980-х. Вождь был без грима, сцена - без декораций, и, казалось, что это не артист играет Ленина, а Ленин играет в нас, заставляя пересматривать жизнь в свете новых веяний эпохи.
И наконец – «Так победим!» с Александром Калягиным во МХАТе. Загнанный в угол дискуссией о Брестском мире, Ленин стоит спиной к залу. Но вдруг в ответ на нервный выкрик оппонента: «Я не могу голосовать за виселицы для моих товарищей!» - резкий поворот к залу, взмах руки и нервное, срывающееся, почти истеричное: «А я могу?!...»
И все. Убеждало наповал. Как в сложности и глубине личности вождя, так и верности болезненного, но необходимого решения. Наше политизированное, но еще совершенно иррациональное мышление перестроечных лет без боя сдавалось силе личности актера, творившего Бога по образу и подобию своему.
А затем с этой вершины произошел резкий срыв в мир жесткого, но объективного подхода постшестидесятников. Ленина стали оценивать на основе исторических фактов, и король внезапно оказался голым. Романтический образ исчез. На место гения, чье наследие якобы чудовищным образом исказили, пришел жестокий тиран.
Четвертая (после двух московских и одной петербургской) презентация моей книги «Русская ловушка» состоится в Доме журналиста на Невском проспекте (дом 70) 25 января в 19.00. Вход свободный и место очень удобное.
Но это будет не простая презентация, а первая серьезная полемика с оппонентом. Мой давний друг, коллега и оппонент Андрей Заостровцев (профессор Высшей школы экономики) согласился изложить иной взгляд по ряду важных вопросов, анализируемых в книге. Я всегда приветствую серьезную полемику, поэтому рад перейти от простого рассказа о книге к обсуждению тех взглядов на развитие России, которые предлагаю читателю. Подробное обсуждение с выступлениями целого ряда экспертов состоится в конце марта в Европейском университете, а сейчас, как я полагаю, будет нечто среднее между презентацией и интеллектуальным баттлом типа тех, которые неоднократно проходили раньше с моим участием.
Приходите. Но желающих получить автограф на книге прошу заранее ее приобрести (например, в магазине «Подписные издания» на Литейном в 10 минутах ходьбы от Дома журналиста), поскольку продажи от издательства на презентации не будет.
Вообще-то нормальное отношение общества к правителю – это равнодушие. К подавляющему большинству государей в истории так и относились, поскольку они не делали ничего, что затрагивало бы повседневную жизнь обывателя. Именно так мы относились к правлению трехголового генсека Брежнева-Андропова-Черненко. Именно так общество XIX века относилось к Николаю I. Этот царь тридцать лет сидел на престоле, готовил реформы, важность которых прекрасно понимал, но так и не решился их осуществить. Конечно, над больным Брежневым втайне посмеивались, а над Николаем нет (поскольку он был высоченный красавец, да к тому же природный государь), но по большому счету равнодушно воспринимали долгий николаевский застой. Даже лучшие интеллектуалы эпохи не были уверены, что в России может быть как-то иначе. Уходили мечтами в выдуманное славянофильское прошлое» или в отвлеченную немецкую философию: «В тарантасе, в телеге ли // Ночью еду из Брянска я. // Всё о нем, всё о Гегеле // Моя дума дворянская».
Александр II вызывал уважение отвагой и решительностью, которыми в отличие от отца обладал в полной мере. Александр был не идеальный правитель, но он все же решился на реформы, понимая, что лично для него преобразования могут плохо кончиться в стране, богатой государственными переворотами. А затем царь мужественно переносил попытки покушений. Терроризм показывает, конечно, что уважение было не всеобщим, но поведение маргинальной среды не заслоняет того искреннего уважения, которое испытывали к царю-освободителю люди, европейски образованные, нормально мыслящие и трезво оценивающие происходящие события. Думы дворянские, а также купеческие и интеллигентские (от Брянска до Тобольска), все чаще обращались к реальным российским делам. Формировалось ощущение, что со временем наша страна может качественно измениться. Сформируется общество, способное оказывать воздействие на экономику и политику, сократится разрыв между модернизирующейся и традиционалисткой частями населения.
Великие реформы Александра II пробудили надежды, показали, что мы – не топкое евразийское болото, а европейская страна. Поэтому к его сыну и внуку уже не могло быть такого равнодушия, как к его отцу.
Наряду с положительными существуют и курьезные отклики на «Русскую ловушку». Несколько дней назад один из моих давних уважаемых читателей опубликовал хороший отклик на эту книгу, но в комментариях к нему некий «мыслитель», не читая «Русской ловушки», сделал вывод о том, что она представляет: «евреи пишут, какие плохие русские». Мой читатель постарался объяснить комментатору, что тот Травина с кем-то спутал, и содержание книги иное, но выяснилось, что «мыслитель» даже одну из моих старых книг читал. Прочесть новую оказалось, однако, свыше его сил. Проще было прокомментировать. А самое смешное, что через день я обнаружил в комментариях к одной из своих публикаций его текст. «Уважаемый Дмитрий Яковлевич…», – писал он, не догадываясь, видимо, что мне известно, как он меня уважает. И дальше шел целый список вопросов о судьбах России, на которые он ждал от меня ответа. Вступать в переписку с подобной публикой я, естественно, не намерен. Просто посмеялся. А вот другой случай меня огорчил.
Подарил книгу одному своему старому другу – человеку умному, начитанному, вполне способному ее одолеть, обсудить со мной впечатления и дать критику по существу. Меньше, чем через пару суток, получаю от него письмо, в котором написано, что он все прочел, пропустив лишь страницы о религии и искусстве (это около трети книги, причем важнейшей по смыслу), но так и не понял, в чем ловушка. Я ответил, что мне самому, когда вычитывал «Русскую ловушку» при редактуре и просмотре верстки, требовалось не меньше четырех дней для работы с текстом. Ждать серьезного комментария от своего друга я перестал. Разочарование в умных читателях меня огорчает значительно больше хамства, выраженного неумными.
И, конечно, немало курьезов в комментариях. Многие лишь используют мои страницы для болтовни, показывающей, что книгу они не читали и читать не собираются, а мнение обо всех проблемах имеют. Подобные комментарии я игнорирую, и прошу не думать, будто они отражают хоть в какой-то степени содержание моей книги.
Дмитрий Травин и Лев Шлосберг / Почему Россия отстала? / Люди мира
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛЬВОМ МАРКОВИЧЕМ ШЛОСБЕРГОМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛЬВА МАРКОВИЧА ШЛОСБЕРГА
На канале «ГражданинЪ TV» продолжается проект «Люди мира». В среду, 10 января, в 19 часов вас ждет встреча с экономистом, политологом, журналистом и публицистом Дмитрием Травиным. Тема диалога: «Почему Россия отстала?».
Дмитрий Яковлевич Травин закончил Ленинградский государственный университет, кандидат экономических наук. Однокурсниками Дмитрия Травина в университете были Алексей Кудрин и Андрей Илларионов. Преподавал экономику в Ленинградском химико-фармацевтическом институте, на факультете менеджмента, факультете международных отношений и факультете журналистики Санкт-Петербургского государственного университета, в Высшей школе экономики.
Работал обозревателем газет «Час Пик», «Санкт-Петербургское Эхо», еженедельника «Дело», в 2001–2008 годах был заместителем главного редактора этого издания.
С 2008 года – научный руководитель Центра исследований модернизации (М-центр) Европейского университета в Санкт-Петербурге. Главные направления исследований М-центра – причины успехов и неудач разных стран в процессе модернизации, причины отставания России от ведущих европейских стран на протяжении долгого времени.
В рамках этого проекта Дмитрий Травин опубликовал пять книг, обобщающих результаты его исследований: «Особый путь» России: от Достоевского до Кончаловского» (2018), «Крутые горки XXI века: постмодернизация и проблемы России» (2019, второе издание), «Как государство богатеет. Путеводитель по исторической социологии» (2022), «Почему Россия отстала?» (2021), «Русская ловушка» (2023).
Обсудим с Дмитрием Травиным принципиальные проблемы исторического развития России. Почему Россия отстала? Почему нельзя объяснять проблемы нашей страны только текущей ситуацией? Почему нельзя объяснять проблемы нашей страны особенностями культуры? Как надо исследовать Россию для выявления реальных «болевых точек»?
О «судьбах России» различные авторы пишут около двухсот лет. Обсудим, в чём особенность книг Дмитрия Травина в сравнении с другими исследованиями «судьбы России».
Присоединяйтесь к разговору, это актуально для каждого из нас.
Подписывайтесь на канал PskovYablokoTV">«ГражданинЪ TV».
Поддержите команду Псковского «Яблока» и канал «ГражданинЪ TV», мы часть нашей общей свободы.
Прочитав мои вчерашние размышления о роли религии в развитии общества (в связи с книгой «Русская ловушка»), добрые коллеги прислали мне статью, в которой этот сложный вопрос целиком разбирается на 40 страничках. Решили коллеги, видимо, что я мало читаю, и что надо меня просветить. Поскольку статью эту изготовили во Всемирном банке, я из уважения к данной организации решил ее почитать.
Аргументы о преимуществах католичества над православием там оказались вполне стандартными: западная вера основывается на рационализме и законе, тогда как восточная – на мистицизме и общинности. Отсюда – и результаты: успех Запада и провал Востока. Познакомившись впервые с подобными аргументами много лет назад и вовсе не желая их отвергать, я сразу задался вопросом. Крещение европейских народов и разделение Церквей произошли не вчера. Грубо говоря, с тех пор прошло уже тысячелетие. Почему же преимущества католического мира над православным выявились лишь в Новое время, да и то не на заре его?
Чтобы проверить этот тезис, я около года работал над текстом, составившим третью главу книги «Почему Россия отстала?». Там показано, что никак нельзя говорить о быстрых успехах всего католического мира. К началу Нового времени одни части этого мира были успешны, тогда как другие добились ничуть не больших успехов, чем мир православный. Значит, успех и отсталость зависят точно не от разделения Церкви на конфессии, а от сложной совокупности факторов. Я занялся их исследованием и потихоньку объясняю в «Русской ловушке», что же с моей точки зрения влияло на так называемое «Великое расхождение».
Может ли различие вероисповеданий быть одним из факторов? Мне представляется, что ситуация эта хорошо описывается сказкой про то, как солдат варил жадной бабке кашу из топора. Когда каша сварилась, оказалось, что топор на ее приготовление никак не повлиял в отличие от всего того, что солдат добавил «для вкуса» (крупу, масло, соль). Так и с вероисповеданием. Если не впихивать большую проблему в 40 страничек, а заниматься исследованиями основательно, выяснится, что «великое расхождение» можно объяснить иными причинами.
Впрочем, я по-прежнему открыт для серьезных дискуссий и новых аргументов. Но старые и замшелые желательно не предлагать.
После обстоятельного и очень интересного отклика историка Николая Власова на мою книгу «Русская ловушка» появилась и первая официальная рецензия, написанная экономистом Валерием Кизиловым. Я очень благодарен Николаю и Валерию за добрые слова и точные оценки. Как и в случае с откликом Власова, не буду пересказывать позитивную часть, а сосредоточусь на подмеченных рецензентом проблемах. Власов стимулировал меня прояснить ситуацию с моим отношением к марксизму, а Кизилов – к православию.
Вот цитата из его рецензии: «Автор отмечает, что раскол христианской церкви на католичество и православие препятствовал проникновению западных интеллектуальных достижений в православный мир. Но почему не наоборот – не восточных достижений в католический мир? Почему вообще на Западе эти достижения появились раньше, чем на Востоке, ведь после захвата Западной Римской империи варварами именно Константинополь стал главным центром европейской цивилизации? Не потому ли что византийцы приняли какие-то сомнительные идеи, впоследствии дурно повлиявшие и на Русь?».
Я бы так ответил на эти вопросы. Сначала влияние восточных достижений на Запад, бесспорно, существовало. Например, в искусстве. Величественные мозаики Рима, Венеции, Равенны, Палермо и Монреале, Чефалу демонстрируют влияние Византии. Русь долгое время была такой же периферией византийской культуры, как и многие регионы Запада, о чем говорят фрески Софии киевской или труды Феофана Грека в Новгороде. Но в XIV – XV веках на Западе возникли достижения в принципиально новой сфере – в военном деле (как и почему – об этом я подробно пишу в Первой главе). Именно их в XVI – XVII столетиях захотела перенять Московия. И именно их восприятию препятствовала наша конфессиональная обособленность от Запада.
В экономике тогда еще не было радикальных различий Востока и Запада, но были различия между отдельными регионами западного мира и остальной Европой (как и почему они возникли – об этом я подробно пишу в Третьей главе книги «Почему Россия отстала?»). Так называемое «Великое расхождение» Запада с Востоком возникло позже: примерно в конце XVIII – начале XIX веков. Как и почему? Это тема следующих книг. Надеюсь, доберемся до ответа, если у нас в стране будут выходить книги, излагающие взгляды, расходящиеся с официозом. Чуть забегая вперед, скажу, что дать объяснение можно, не прибегая к упрекам в адрес догматики православия. Естественно, изучая этот вопрос, я пытался найти в научной литературе убедительные аргументы, доказывающие, что православие хуже для развития, чем другие христианские конфессии. Пока не нашел. Именно поэтому в моих книгах нет упреков в адрес православия. Если у оппонентов будут сильные контраргументы, я их обязательно рассмотрю. К дискуссиям, как вы знаете, я всегда открыт.
Дорогие друзья, очень прошу не использовать мой чат для длительных обсуждений, не имеющих прямого отношения к моей публикации. Для таких дискуссий есть иные возможности. У меня нет времени все это читать, а потому, если появляется комментарий, обращенных непосредственно ко мне, или тем более вопрос. я просто не смогу прореагировать. Прошу проявить уважение.
Читать полностью…
Как же надо было перекрутить мозги, чтобы мы стали стыдиться того, чем следовало бы гордиться! Эта мысль все чаще приходит мне в голову. Особенно в начале января, когда в очередной раз отмечается годовщина гайдаровской реформы. Было, конечно, очень тяжело. В первую очередь тем, кто не имел специальности и работы, подходящей к рыночным условиям. Но люди трудились, проявляли смекалку, искали любые возможности для адаптации к меняющимся условиям. Эта эпоха была одной из самых сложных и ярких в истории нашей страны.
Хорошо помню, как многие говорили тогда, что реформа провалится, поскольку народ наш, мол, работать не умеет. Вскоре нытики замолчали или перешли на ругань в адрес реформаторов. А народ работал примерно также, как другие народы. Кто-то умело и предприимчиво. Кто-то с ленцой и нытьем. Кто-то с нытьем и нежеланием, но при этом с намереньем преодолеть трудности, прокормить семью, вырастить детей.
Я тогда много писал о реформах и анализировал их с либеральных позиций. То есть объяснял, почему нам необходимы рынок и свобода, а не администрирование с патернализмом. Но помимо либерального мировоззрения «пером водили» тогда и другие чувства: радость от того, что наша страна меняется в лучшую сторону, и надежда на то, что мы сможем нашу страну реконструировать, сделав ее доброй, трудолюбивой, удобной для жизни людей. Приятно было смотреть, как наполняются прилавки, открываются новые кафе, меняется образ жизни. В тот момент это были, конечно, капли в море. В море разрухи, унаследованной от прошлого. Но люди, понимавшие механизмы работы рынка и влияние свободы на мотивацию труда, могли представить себе то, что появится вскоре. Я худо-бедно их понимал и старался разъяснить читателям моих газетных статей.
Мы тогда очень хотели сделать нашу страну благополучной и сильной. Не побирушкой, тянущейся к гуманитарной помощи, которую из жалости присылал нам Запад, а труженицей, знающей, как хорошо работать и хорошо отдыхать. Пожалуй, это стремление было даже сильнее абстрактной тяги к свободе.
Я пришел в журналистику в самом начале девяностых вместе с целым рядом ярких молодых людей – экономистов, историков, филологов, физиков. Но самым ярким среди нового поколения, бесспорно, был Максим Соколов. Это не вызывало никакого сомнения и, кажется, даже никем не обсуждалось, потому что было очевидно. Максим Соколов изобрел свой неповторимый стиль. Я бы даже сказал – свой уникальный язык. И он был абсолютно адекватен многотысячной читательской аудитории – поколению семидесятников: прагматичному, ироничному, энергичному. Тому поколению, которое и построило, собственно, новую Россию.
А сейчас, когда пришло сообщение о его кончине, я удивился. Казалось, что он давно уже умер. Нет, я знал, конечно, что Максим Соколов жив, что он где-то пишет и что-то пропагандирует. Я даже догадывался, что именно он пропагандирует и пишет. Но это был другой Максим Соколов – совершенно неинтересный: стареющий, скучнеющий, исчезающий. Максим Соколов, как явление русской культуры (а это было в полном смысле Явление Русской Культуры!) умер давно.
Мне было давно уже неинтересно его читать. Мне было давно уже неинтересно читать о нем. Хотя он сам писал. И о нем писали. Сейчас прочел критическую статью, которую написал про творчество Максима Соколова Андрей Зорин еще в летом 2000 г. Полное ощущение, что это был некролог. Но ведь «покойный» после того еще более двадцати лет писал. Он продолжал строить новую Россию. Он оказался вполне адекватен своему поколению. Значительно более адекватен, чем большинство авторов, пришедших вместе с ним в журналистику. И он построил новую Россию. Вот эту самую. Не требующую комментариев.
Многие спрашивают, как смог он так измениться? Не знаю. Я даже не был с ним лично знаком. Но для меня особой загадки здесь нет. Поколенческие черты, видимо, оказались в нем значительно сильнее черт его личности. Эпоха в нем съела индивидуальность. Как, собственно, и во многих семидесятниках, которых тридцать лет назад трудно было представить старыми. А нынче невозможно представить, что были и они когда-то молодыми.
Бескрылые выражения
С возрастом все чаще не спится ночами из-за погодных аномалий, все чаще не удается читать в общественном транспорте из-за плохого освещения и все чаще не удается работать без перерыва из-за наваливающейся усталости. В итоге образуется больше времени для размышлений на вольные темы
Философское:
1. С Сократом: Я знаю лишь то, что ничего не знаю, но широкие массы слушают обычно тех, кто не знает даже этого.
2. С Декартом: Чем больше я мыслю, тем менее уверен в том, что существую.
3. С Вольтером: скалозубовский фельдфебель в истории предшествовал Вольтеру, и вольтерьянство стало реакцией на господство фельдфебеля.
4. С Марксом: Бытие, конечно, определяет сознание, но силовики уверены, что сознание определяет битие, а смысловики – что питие.
5. С Энгельсом: Труд создал из обезьяны человека, но только там, докуда не дошло марксистское учение.
Написав вчера о необходимости принципиально различать понятия «отечество» и «ваше превосходительство», я столкнулся со справедливым вопросом: «Что значит для меня отечество? В большинстве случаев на него отвечают демагогически, но я постараюсь выразить свое мнение по существу.
Как у любого человека, у меня есть эмоциональное восприятие отечества, как того места, где приятно жить по множеству разных причин. Таким отечеством для меня является Петербург. Никакое другое место России и мира для меня не является столь комфортным, как родной город, по которому я брожу часами. В этом, кстати, состоит одна из причин моего нежелания эмигрировать. Но вчера я писал о другом: не об эмоциональном восприятии отечества, а о рациональном.
Раз я здесь живу, для меня важно, как живут другие люди моей страны: от тюменского нефтяника до соседского сантехника. Мы все связаны. Любая страна – это экономико-политическая система, в которой «правила игры» (институты) должны стимулировать людей созидать и тем самым способствовать жизни других людей. Если же институты стимулируют осуществлять разрушения (от взяточничества до прямого разбоя), то в конечном счете это ударит по моей жизни и по жизни близких людей. Никакая внутренняя эмиграция от такого удара не защитит. Точнее, «ваши превосходительства» от него могут в какой-то мере защититься (награбленными деньгами, охранными структурами, загородными виллами), но 99% тех, кто сейчас меня читает, не могут. Отечество от развала всегда страдает, а «превосходительства» – лишь если он дойдет до бунта, «бессмысленного и беспощадного». Поэтому, кстати, «превосходительства» боятся лишь революций, тогда как плохие институты часто поощряют, а для народа плохо и то, и другое.
Таким образом, размышляя рационально, я понимаю, что Отечество для меня – вся страна. Балтийские сосны я люблю больше среднерусских березок (поскольку детство мое – это эстонский поселок Усть-Нарва, оставшийся в памяти навсегда), но связан я нынче в реальной жизни, а не в памяти, с людьми, живущими именно в России. И выходить из кризиса нам так или иначе придется вместе.
Мои личные итоги года нынче в основном пишутся с частицей «не»:
1. Не эмигрировал, поскольку и не собирался этого делать, хотя вопрос об эмиграции был по вполне понятным причинам одним из важнейших вопросов, обсуждавшихся в близких мне интеллектуальных кругах.
2. Не был признан иностранным агентом, поскольку не имел никакого иностранного финансирования, а иностранное влияние за минувший год состояло в чтении Гёте, Шиллера, Байрона и ряда других зарубежных авторов.
3. Не написал ни одной публицистической статьи о политической «текучке», поскольку хорошо понимал, насколько плохо я понимаю всё то, что сегодня происходит в сфере принятия ключевых политических решений.
4. Не потерял работу в Европейском университете в Санкт-Петербурге, поскольку университет, к счастью, не ликвидировали, хотя опасений на этот счет в конце прошлого года было довольно много.
5. Не ездил за границу, поскольку мои желания больше не совпадают с моими возможностями: в те страны, куда я хотел бы съездить, попасть не могу, а в те, куда могу, честно говоря, не очень-то тянет.
6. Не пытался получить шенгенскую визу, поскольку подобная погоня за дефицитом (точнее, за неположенными мне в нынешней ситуации благами) очень уж напоминает «совок» и пробуждает весьма неприятные воспоминания.
7. Не ходил в отпуск, поскольку при отсутствии возможности для столь любимых ранее путешествий плохо понимаю, что мне в нем делать, а ходить пешком на большие расстояния могу и дома, благо живу в замечательном городе.
8. Написал и издал книгу «Русская ловушка», причем полученное в связи с этим удовлетворение более-менее компенсировало огорчения, связанные с тем, в каком положении мы все нынче оказались. Мой личный «антикризисный план», связанный с творчеством, пока худо-бедно позволяет существовать в условиях тяжелого кризиса, поразившего нашу страну. Это, впрочем, не столько моя заслуга, сколько заслуга множества близких людей (от семьи и друзей до рецензентов и читателей), поддерживавших меня в работе. Спасибо вам всем. Надеюсь, не бросите меня и в будущем году.
