10960
На почте что-то напутали. Теперь вы — случайный адресат личных сообщений Чехова. Канал существует с 2016 года. О проекте: https://teletype.in/@chekhovpishet/about Сотрудничество: chekhovpishet@ya.ru
Дорогой Алексей Николаевич, поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем; дай бог Вам здоровья, хорошего сна, отличного аппетита, побольше денег, поменьше чужих рукописей. Желаю, чтобы, проснувшись в одно прекрасное утро и заглянув к себе под подушку, Вы нашли там бумажник с 200 000 руб. и чтобы всех Ваших кредиторов посадили в Петропавловскую крепость.
Что нового и хорошего? Елена Алексеевна была у нас один раз и, несмотря на то, что мы оказали ей самый радушный прием и что я был блестящ и остроумен, осталась недовольна, ушла и уж больше не приходила.
В Москве скучно и скучно, денег нет, до весны еще далеко, писать не хочется. Хочу опять уехать в Петербург и, вероятно, буду у Вас в январе (если пустит здоровье).
Кажется, мой «Иванов» пойдет в Александринке в бенефис Федорова-Юрковского, со Стрепетовой и Савиной. Вы как-то предлагали мне напечатать «Иванова» в «Северном вестнике»... Что ж? С большим нашим удовольствием. Я с Вас очень дешево возьму, так дешево, что Вы удивитесь. Если печатать, то в мартовской книжке. Пьеса короткая и займет не больше двух листов.
Надеюсь, ради вдовы моей и детей Вы сжалитесь над бедным «Ивановым» и не забракуете его в Комитете. Я еще не женат, но пьесы пишу исключительно для вдовы, так как рано или поздно не миную общей участи и женюсь.
В «Иванове» весь IV акт переделан коренным образом, безжалостно.
Свой экземпляр «Памяти Гаршина» я пожертвовал для одного благотворительного аукциона. Если сборник еще не распродан, то, будьте добры, оставьте для меня один экземпляр в переплете. Я приеду и заплачу деньги.
Рассказ я пришлю для апрельской книжки.
В новогоднем № «Нового времени» будет моя сказка.
Сестра усердно кланяется Вам и всем Вашим и благодарит за гостеприимство и теплое радушие. Я тоже кланяюсь и поздравляю. Анне Михайловне и Марии Дмитриевне почтение и пожелания всех благ.
Будьте здоровы, обнимаю Вас крепко.
Ваш А. Чехов.
📩А. Н. Плещееву
🗓️30 декабря 1888 г.
📍г. Москва
Юные девы и агнцы непорочные носят ко мне свои произведения; из кучи хлама я выбрал один рассказик, помарал его и посылаю Вам. Прочтите. Маленький и без претензий. Вероятно, сгодится для субботника. Называется он «Утро нотариуса Горшкова».
Тоном Жана Щеглова, просящего Вас поговорить с ним о театре, я прошу: «Позвольте мне поговорить с Вами о литературе!» Когда я в одном из своих последних писем писал Вам о Бурже и Толстом, то меньше всего думал о прекрасных одалисках и о том, что писатель должен изображать одни только тихие радости. Я хотел только сказать, что современные лучшие писатели, которых я люблю, служат злу, так как разрушают. Одни из них, как Толстой, говорят: «не употребляй женщин, потому что у них бели; жена противна, потому что у нее пахнет изо рта; жизнь — это сплошное лицемерие и обман, так как человек по утрам ставит себе клистир, а перед смертью с трудом сидит на судне, причем видит свои исхудалые ляжки». Другие же, еще не импотенты, не пресыщенные телом, но уж пресыщенные духом, изощряют свою фантазию до зеленых чёртиков и изобретают несуществующего полубога Сикста и «психологические» опыты. Правда, Бурже приделал благополучный конец, но этот банальный конец скоро забывается, и в памяти остаются только Сикст и «опыты», которые убивают сразу сто зайцев: компрометируют в глазах толпы науку, которая, подобно жене Цезаря, не должна быть подозреваема, и третируют с высоты писательского величия совесть, свободу, любовь, честь, нравственность, вселяя в толпу уверенность, что всё это, что сдерживает в ней зверя и отличает ее от собаки и что добыто путем вековой борьбы с природою, легко может быть дискредитировано «опытами», если не теперь, то в будущем. Неужели подобные авторы «заставляют искать лучшего, заставляют думать и признавать, что скверное действительно скверно»? Неужели они заставляют «обновляться»? Нет, они заставляют Францию вырождаться, а в России они помогают дьяволу размножать слизняков и мокриц, которых мы называем интеллигентами. Вялая, апатичная, лениво философствующая, холодная интеллигенция, которая никак не может придумать для себя приличного образца для кредитных бумажек, которая не патриотична, уныла, бесцветна, которая пьянеет от одной рюмки и посещает пятидесятикопеечный бордель, которая брюзжит и охотно отрицает всё, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать; которая не женится и отказывается воспитывать детей и т. д. Вялая душа, вялые мышцы, отсутствие движений, неустойчивость в мыслях — и всё это в силу того, что жизнь не имеет смысла, что у женщин бели и что деньги — зло.
Где вырождение и апатия, там половое извращение, холодный разврат, выкидыши, ранняя старость, брюзжащая молодость, там падение искусств, равнодушие к науке, там несправедливость во всей своей форме. Общество, которое не верует в бога, но боится примет и чёрта, которое отрицает всех врачей и в то же время лицемерно оплакивает Боткина и поклоняется Захарьину, не смеет и заикаться о том, что оно знакомо с справедливостью.
Германия не знает авторов вроде Бурже и Толстого, и в этом ее счастье. В ней и наука, и патриотизм, и хорошие дипломаты, и всё, что хотите. Она побьет Францию, и союзниками ее будут французские авторы.
Мне помешали писать, а то бы я накатал Вам сегодня пять листов. Когда-нибудь после.
Сегодня идет «Леший». IV акт совсем новый. Своим существованием он обязан Вам и Влад<имиру> Немировичу-Данченко, который, прочитав пьесу, сделал мне несколько указаний, весьма практических. Мужчины не знают ролей и играют недурно; дамы знают роли и играют скверно. О том, как сойдет моя пьеса, напишет Вам нудный Филиппов, который просил у меня на днях сюжета для письма к Вам. Скучные люди.
Поздравляю Вас с праздником.
Ваш А. Чехов.
Всем Вашим привет из глубины души.
📩А. С. Суворину
🗓️27 декабря 1889 г.
📍г. Москва
Мне больно, что Вы сердились и что в «Новом времени» не было моего рассказа, но что делать? Дать Вам рассказ, который кажется мне гадостью, я не могу ни за какие блага в мире, иначе бы я сандалил в Вашей газете каждую неделю и имел бы деньги. Как Вам угодно, но и в будущие времена я стану держаться той же политики, т. е. не посылать Вам того, что мне противно. Надо ведь хоть одну газету щадить, да и свою нововременскую репутацию беречь. А «Петерб<ургская> газета» всё съест.
Вы пишете, что надо работать не для критики, а для публики, что мне рано еще жаловаться. Приятно думать, что работаешь для публики, конечно, но откуда я знаю, что я работаю именно для публики? Сам я от своей работы, благодаря ее мизерности и кое-чему другому, удовлетворения не чувствую, публика же (я не называл ее подлой) по отношению к нам недобросовестна и неискренна, никогда от нее правды не услышишь и потому не разберешь, нужен я ей или нет. Рано мне жаловаться, но никогда не рано спросить себя: делом я занимаюсь или пустяками? Критика молчит, публика врет, а чувство мое мне говорит, что я занимаюсь вздором. Жалуюсь я? Не помню, каков тон был у моего письма, но если это так, то я жалуюсь не за себя, а за всю нашу братию, которую мне бесконечно жалко.
Всю неделю я зол, как сукин сын. Геморрой с зудом и кровотечением, посетители, Пальмин с расшибленным лбом, скука. В первый день праздника вечером возился с больным, который на моих же глазах и умер. Вообще мотивы невеселые. Злость — это малодушие своего рода. Сознаюсь и браню себя. А наипаче досадую на себя, что посвящаю Вас в тайны своей меланхолии, очень неинтересной и постыдной для такого цветущего и поэтами воспетого возраста, как мой.
К Новому году я постараюсь сделать для Вас сказку, а после 1-го вскоре вышлю «Княгиню».
Водевили можно печатать только летом, а не зимой.
Вы хотите во что бы то ни стало, чтобы я выпустил Сашу. Но ведь «Иванов» едва ли пойдет. Если пойдет, то извольте, сделаю по-Вашему, но только уж извините, задам я ей, мерзавке! Вы говорите, что женщины из сострадания любят, из сострадания выходят замуж... А мужчины? Я не люблю, когда реалисты-романисты клевещут на женщину, но и не люблю также, когда женщину поднимают за плечи, как Южина, и стараются доказать, что если она и хуже мужчины, то все-таки мужчина мерзавец, а женщина ангел. И женщина и мужчина пятак пара, только мужчина умнее и справедливее. Сегодня из театра приедет ко мне Ленский. Будем говорить о «Татьяне». Отдам вариант для передачи Садовскому.
Мой живописец на прежнем положении.
Осенью я переезжаю в Петербург. Беру с собой мать и сестру. Надо серьезно заняться делом.
Почему Вам так не нравится Ваш отрывок? Ваше всё хорошо. Я жду, когда Н. Лаврецкий напишет еще один рассказ. Пишите! В Вашей «Истории одной ночи» наворочено и нагромождено столько всякого добра, что хоть и спотыкаешься временами, а читаешь с интересом и с большой симпатией к автору. Только пишите именно так, чтоб было наворочено и нагромождено, а не зализано и сплюснуто. Мне надоела зализанная беллетристика, да и читатель от нее скучает.
Не сердитесь на меня и простите мне меланхолию, которая мне самому несимпатична. Она вызвана во мне разными обстоятельствами, которые не я создал.
Читайте мне мораль и не извиняйтесь. Ах, если б Вы знали, как часто в своих письмах я читаю мораль молодым людям! Даже в привычку вошло. У меня фразы длинные, размазанные, а у Вас коротенькие. У Вас лучше выходит.
——————
Был у меня Ленский с женой. Говорил, что Ермолова взялась за Татьяну с удовольствием. Первое действие пройдет хуже, чем в Петербурге, но остальные три, я убежден, гораздо лучше. Ермолова несносна в комедии, иначе бы и первое действие прошло великолепно. Приезжайте, пожалуйста. Это Вас развлечет. Постановка пьесы, ее успех, рецензии, поправки и проч. — всё это утомляет и раздражает Вас, но это здорово и летом будет вспоминаться с удовольствием.
Пора бы для провинции дать пьесу. Пришлите 25 экземпляров, я сдам их Рассохину. Запишитесь в Общество. Написали монолог для Давыдова? Когда напишете, то не печатайте его, а отдайте литографировать.
Поздравляем Вас и всё Ваше почтенное семейство с праздничком и желаем Вам дождаться многих предбудущих в добром здоровье и благополучии.
Я верю и в Коха и в спермин и славлю бога. Всё это, т. е. кохины, спермины и проч., кажется публике каким-то чудом, выскочившим неожиданно из чьей-то головы на манер Афины Паллады, но люди, близко стоящие к делу, видят во всем этом только естественный результат всего, что было сделано за последние 20 лет. Много сделано, голубчик! Одна хирургия сделала столько, что оторопь берет. Изучающему теперь медицину время, бывшее 20 лет тому назад, представляется просто жалким. Милый мой, если бы мне предложили на выбор что-нибудь из двух: «идеалы» ли знаменитых шестидесятых годов или самую плохую земскую больницу настоящего, то я, не задумываясь, взял бы вторую.
Кохин излечивает сифилис? Это возможно. Что же касается рака, то позвольте усумниться. Рак не есть микроба; это ткань, растущая не на своем месте и, как плевел, заглушающая все соседние ткани. Если дяде Гея стало легче, то это значит только, что в кохин, как составная часть, входит рожистый грибок, т. е. элементы, производящие болезнь рожу. Давно уже замечено, что при роже почему-то временно приостанавливается рост злокачественных опухолей.
Ненавижу Вашего Трезора. Я привез с собой из Индии интереснейших зверей. Это мангусы, воюющие с гремучими змеями; они очень любопытны, любят человека и бьют посуду. Если бы не Трезор, то я привез бы одного в Питер пожить; он бы обнюхал все Ваши книги и пересмотрел бы карманы всех, приходящих к Вам. Днем он бродит по комнатам и пристает к людям, а ночью спит на чьей-нибудь постели и мурлычет, как кошка. Он может перегрызть Трезору горло, или наоборот... Животных он терпеть не может.
По примеру прошлых лет, присылайте мне рассказы для шлифовки. Мне это занятие нравится.
Странная история. Пока ехал на Сахалин и обратно, чувствовал себя здоровым вполне, теперь же дома происходит во мне чёрт знает что. Голова побаливает, лень во всем теле, скорая утомляемость, равнодушие, а главное — перебои сердца. Каждую минуту сердце останавливается на несколько секунд и не стучит.
Миша сшил себе мундир VI класса и завтра пойдет делать в нем визиты. Отец и мать смотрят на него с умилением, и у обоих на лицах, как у Симеона Богоприимца, написано: ныне отпущаеши раба твоего, владыко...
Баронесса Икскуль (Выхухоль) издает для народа книжки. Каждая книжка украшена девизом «Правда»; цена правде 3—5 коп. за экземпляр. Тут и Успенский, и Короленко, и Потапенко, и прочие великие люди. Она спрашивала у меня, что ей издавать. На сей вопрос ответить я не сумел, но мельком рекомендовал порыться в старых журналах, в альманахах и проч. Советовал ей прочесть Гребёнку. Когда она стала жаловаться, что ей трудно доставать книги, то я пообещал ей протекцию у Вас. Если будет просьба, то не откажите. Баронесса дама честная и книг не зажилит. Возвратит и при этом еще наградит Вас обворожительной улыбкой.
Алексей Алексеевич прислал мне великолепного вина. Вино, по отзывам всех пьющих, так хорошо, что Вы смело можете гордиться Вашим сыном. Прислал он мне также письмо на латинском языке. Великолепно.
Вчера я послал Вам рассказ. Боюсь, что опоздал. Рассказ куцый, но чёрт с ним.
В Москве в наших медицинских центрах к Коху относятся осторожно и 9/10 врачей не верят в него.
Ну дай бог Вам всего хорошего, а главное здоровья.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️24 декабря 1890 г.
📍г. Москва
Да и не нужно, чтоб он был убедителен. Вставка про ласки матери... «я одна, одна» — это хорошо. Merci Монолог с цветами (I явление) короток, можно бы длинней и сочней. У Вас в речи Репиной почти отсутствует сочная фраза. Конец III акта в руце Ермоловой. Напрасно Татьяна часто употребляет слово «проклятый»: обидчик проклятый, жид проклятый... В I действии новые слова Репиной о том, что она великодушнее, хороши и кстати, но рассказ Котельникова о золотом тельце взят произвольно и составляет излишний орнамент.
Сейчас получил Ваше письмо. Отсутствие Саши в конце IV акта Вам резко бросилось в глаза. Так и надо. Пусть вся публика заметит, что Саши нет. Вы настаиваете на ее появлении: законы, мол, сцены того требуют. Хорошо, пусть явится, но что же она будет говорить? Какие слова? Такие девицы (она не девушка, а девица) говорить не умеют и не должны. Прежняя Саша могла говорить и была симпатична, а новая своим появлением только раздражит публику. Ведь не может же она броситься Иванову на шею и сказать: «Я вас люблю!» Ведь она не любит и созналась в этом. Чтобы вывести ее в конце, нужно переделать ее всю с самого начала. Вы говорите, что ни одной женщины нет и что это сушит конец. Согласен. Могли явиться в конце и вступиться за Иванова только две женщины, которые в самом деле любили его: родная мать и жидовка. Но так как они обе умерли, то и разговора быть не может. Сирота пусть и остается сиротой, чёрт с ним.
«Медведь» печатается вторым изданием. А Вы говорите, что я не превосходный драматург. Я придумал для Савиной, Давыдова и министров водевиль под заглавием «Гром и молния». Во время грозы ночью я заставлю земского врача Давыдова заехать к девице Савиной. У Давыдова зубы болят, а у Савиной несносный характер. Интересные разговоры, прерываемые громом. В конце — женю. Когда я испишусь, то стану писать водевили и жить ими. Мне кажется, что я мог бы писать их по сотне в год. Из меня водевильные сюжеты прут, как нефть из бакинских недр. Зачем я не могу отдать свой нефтяной участок Щеглову?
Послал Худекову за 100 рублей рассказ, который прошу не читать: мне стыдно за него. Вчера я сел вечером, чтобы писать в «Новое время» сказку, но явилась баба и потащила меня на Плющиху к поэту Пальмину, который в пьяном образе упал и расшиб себе лоб до кости. Возился я с ним, с пьяным, часа полтора-два, утомился, провонял иодоформом, озлился и вернулся домой утомленным. Сегодня писать было бы уже поздно. Вообще живется мне скучно, и начинаю я временами ненавидеть чего раньше со мной никогда не бывало. Длинные, глупые разговоры, гости, просители, рублевые, двух- и трехрублевые подачки, траты на извозчиков ради больных, не дающих мне ни гроша, — одним словом, такой кавардак, что хоть из дому беги. Берут у меня взаймы и не отдают книги тащат, временем моим не дорожат... Не хватает только несчастной любви.
—————
Вернулся от Никулиной. Когда роль Олениной была уже отдана Лешковской, Федотова изъявила желание взять эту роль, но уж было поздно. Видите, какая Вам честь со всех сторон! Даже ненавидящие Вас ищут угодить Вам. Котельникова играет Садовский. Это решено. Горев сдается, но еще не сдался. Ваши строчки подействовали на него. Южин повешен за плечи, но дамам нравится. Вы уж слишком! Он в Сабинине будет в 1000 раз лучше Далматова. Зонненштейн — Правдин. Раиса — Медведева. Садовская не умеет играть жидовок, а Медведева мастер по этой части. Она Вам понравится. Авдотья отдана Рыкаловой. Никулина скорбит, что ее роль слишком коротка для бенефициантки. Это правда. Бенефис будет 16-го января. Прибавьте-ка что-нибудь Никулиной! До 16 Вы успеете написать два-три варианта и прислать. Увеличьте для Никулиной 2, 3 и 4 акты. Пусть во II она поговорит с Сабининым о любви и о мужчинах — слегка и в бойкой, юмористической форме. Вы напишите варианты явлений, пошлите их в цензуру — вот и всё, а после бенефиса их бросить можно. Я дал слово Никулиной, что упрошу Вас. Дайте ей говорить в конце IV акта. Пусть ахнет или что-нибудь вроде.
Надеюсь, что Вы приедете к 16-му января. Если не будет Вас, то актеры обидятся.
Многоуважаемый Юлий Осипович, за мной нет недоимки. Об «Острове Сахалине» я уже говорил с Адольфом Федоровичем, когда был в Петербурге. Так как это не беллетристика и так как книга уже достаточно устарела, то я предложил пока не включать ее в полное собрание, подождать; быть может, совсем не понадобится повторять это издание. А. Ф. согласился со мной. Если же он изменил свое мнение, то «Остров Сах<алин>» можно будет пустить восьмым томом, после «Пьес», или издать самостоятельно, как книгу, представляющую специальный интерес. Из последнего письма А. Ф. и Вашего видно, между прочим, что Вы уже писали раньше мне насчет «Остр<ова> Сах<алина>». Письма Вашего я не получил.
Что касается остальных моих недоимочных произведений, перечисленных Вами, то «Горе» и «Тоска» помещены в «Пестрых рассказах» изд. Суворина, «Ванька» — в «Рассказах» изд. Суворина, «Бабье царство» — в «Повестях и рассказах» изд. Сытина, — стало быть, давно уже вошли в счет; «Неосторожность» напечатана во втором томе изд. А. Ф. Маркса. «Встреча» уже набрана, но в наборе этот рассказ мне не понравился, и я отложил его до поры до времени; быть может, переделаю. Остается один рассказ; это «Нахлебники». Его надо пустить во II том. Для V же тома возьмем два рассказа из VIII тома, из «Повестей и рассказов» изд. Сытина: «В ссылке» и «Отец».
Чтобы покончить со вторым томом, велите набирать «Пестрые рассказы» изд. Суворина; и первые из них, в количестве 135000 букв, составят то, чего недостает второму тому, чтобы быть полным (начать с рассказа «Мыслитель» и кончить «Канителью»).
Квитанцию возвращаю и прошу передать ее Адольфу Федоровичу вместе с моею благодарностью.
Я читал, что первый том моих рассказов вышел, но еще не видел его.
Желаю Вам всего хорошего, поздравляю с Новым годом, с новым счастьем; ведь Новый год скоро.
Жму руку.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Подробное оглавление всех томов вышлю к Новому году, только напишите окончательное решение насчет «Острова Сахалина».
📩Ю. О. Грюнбергу
🗓️22 декабря 1899 г.
📍г. Ялта
Собачка добрая моя, вот что пишет мне Немирович: «С театром, кажется, дело наладится. Вернее всего, снимем на 12 лет театр Омона (в Газетном) и перестроим его по нашим нуждам. Веду переговоры, осматриваю, провожу свободные часы с архитектором и проч.».
Вот тебе. Пишет еще, что пойдет пьеса Горького.
Я сегодня снимаю компресс, который надоел мне, как корсет. Сегодня был Орленев, который приехал сюда на гастроли. Сегодня убирали у меня в комнатах.
Дуся моя, золотая, пиши, не покидай меня. Целую тебя много раз, обнимаю и закрываю глаза, чтобы увидеть тебя.
Будь здорова и счастлива.
Твой муж Антон.
📩О. Л. Книппер-Чеховой
🗓️20 декабря 1901 г.
📍г. Ялта
Вы как-то спрашивали в письме насчет «Графа Монте-Кристо» Дюма. Он давно уже сокращен, так сокращен, бедняга, что покойный Свободин, увидев, ужаснулся и нарисовал карикатуру. Вам привезти сей роман или прислать через магазин?
Пьеса Потапенко прошла со средним успехом. В пьесе этой есть кое-что, но это кое-что загромождено всякими нелепостями чисто внешнего свойства (например, консилиум врачей неправдоподобен до смешного) и изречениями в шекспировском вкусе. Хохлы упрямый народ; им кажется великолепным всё то, что они изрекают, и свои хохлацкие великие истины они ставят так высоко, что жертвуют им не только художественной правдой, но даже здравым смыслом. Есть даже такое изречение: «факел истины обжигает руку, его несущую». Больше всего имел успеха второй акт, в котором житейской пошлости удается пробиться на свет сквозь изречения и великие истины.
При покупке имения я остался должен бывшему владельцу 3 тысячи и выдал ему закладную на сию сумму. В ноябре я получил письмо: если уплачу по закладной теперь, то мне уступят 700 р. Предложение выгодное. Во-первых, имение стоит не 13 тыс., а 12 300, и, во-вторых, процентов не платить. Я понатужился и вчера погасил закладную, уплатив то, что нужно, с чем искренно себя поздравляю. Этот долг томил меня. Теперь на имении лежит только банковский долг, 5800 р., но это пустяки. Быть должным банку приятно даже, так как просрочить платеж процентов можно на 6 месяцев. Одним словом, я могу считать себя теперь так, как будто я ничего не должен.
В январской книжке «Русской мысли» печатается мой рассказ — «Бабье царство». Описание одной девицы. В янв<арской> книжке «Артиста» найдете изображение одного молодого человека, страдавшего манией величия; называется эта повесть так: «Черный монах». За сим я хочу наградить русскую публику еще многими произведениями, но так как они еще не написаны или же только что еще начаты, то пока умолчу о них. Хочу писать, как Потапенко, по 60 листов в год.
В моск<овском> книжном магазине давно уже нет моих книжек. Похоже на то, как будто я ликвидировал свои дела. Перед Рождеством самая-то настоящая торговля, а книжки мои или не изданы, или же лежат в складе, изображая из себя камень, под который вода не течет.
Завтра утром уезжаю домой в деревню и буду жить там до 12 янв<аря>. А потом, должно быть, в Петербург.
Ваш сын приезжал, хотел поговорить со мной, ел устриц со мной и с Потапенко и уехал, не поговорив ни о чем.
Я уже имею паспорт. Медицинский департамент прислал мне отставку, в которой сказано, что я холост и в походах и сражениях не был.
На днях я был у Сытина и знакомился с его делом. Интересно в высшей степени. Это настоящее народное дело. Пожалуй, это единственная в России издательская фирма, где русским духом пахнет и мужика покупателя не толкают в шею. Сытин умный человек и рассказывает интересно. Когда случится Вам быть в Москве, то побываем у него в складе и в типографии, и в помещении, где ночуют покупатели. 2300 р. я взял у него, продав ему несколько мелочей для издания.
Город утомил меня. Уезжаю в деревню с наслаждением.
Напишите же насчет «Монте-Кристо». Адрес по-прежнему: Лопасня. Оставайтесь живы, здоровы, благополучны и милостивы, и да хранят Вас все святые. Анне Ивановне и детям нижайший поклон.
Ваш А. Чехов.
Вчера в глупейшей пьесе видел Заньковецкую. И жаль было, и стыдно.
📩А. С. Суворину
🗓️18 декабря 1893 г.
📍г. Москва
Милый Франц Осипович!
Сейчас я вернулся из Петербурга. Случайно через брата Александра я узнал точный адрес Николая. Вот он: «Каланчевская ул., д. Богомолова, кв. 44, Аполлинарии Степановне Малченко, для передачи Н. П. Чехову». Лучше бы, если бы Вы, голубчик, решились съездить по этому адресу. Письмами ничего не поделаешь. Если я могу быть Вам полезен, то распоряжайтесь мной. Всё сделаю, что могу. Мне больно и стыдно.
Сейчас я посылаю Николаю письмо такого сорта, что он ответит непременно. Ответ привезу или пришлю Вам.
Будьте здоровы. Наталье Тимофеевне мой поклон.
Ваш А. Чехов.
Кланяется Вам Голике.
📩Ф. О. Шехтелю
🗓️16 декабря 1888 г.
📍г. Москва
Получил Ваши два письма насчет «Дяди Вани» — одно в Москве, другое дома. Не так давно получил еще письмо от Кони, который был на «Чайке». Вы и Кони доставили мне письмами немало хороших минут, но всё же душа моя точно луженая, я не чувствую к своим пьесам ничего, кроме отвращения, и через силу читаю корректуру. Вы опять скажете, что это не умно, глупо, что это самолюбие, гордость и проч. и проч. Знаю, но что же делать? Я рад бы избавиться от глупого чувства, но не могу и не могу. Виновато в этом не то, что моя пьеса провалилась; ведь в большинстве мои пьесы проваливались и ранее, и всякий раз с меня как с гуся вода. 17-го октября не имела успеха не пьеса, а моя личность. Меня еще во время первого акта поразило одно обстоятельство, а именно: те, с кем я до 17-го окт<ября> дружески и приятельски откровенничал, беспечно обедал, за кого ломал копья (как, например, Ясинский) — все эти имели странное выражение, ужасно странное... Одним словом, произошло то, что дало повод Лейкину выразить в письме соболезнование, что у меня так мало друзей, а «Неделе» вопрошать: «что сделал им Чехов», а «Театралу» поместить целую корреспонденцию (95 №) о том, будто бы пишущая братия устроила мне в театре скандал. Я теперь покоен, настроение у меня обычное, но всё же я не могу забыть того, что было, как не мог бы забыть, если бы, например, меня ударили.
Теперь просьба. Пришлите мне обычную ежегодную взятку — Ваш календарь, и не найдете ли Вы возможным через какое-нибудь лицо, близко стоящее к Гл<авному> управлению, навести справку, по какой причине до сих пор еще не разрешен нам журнал «Хирургия»? Будет ли разрешен? Прошение подано мной еще 15 окт<ября> от имени проф. Дьяконова. Время не ждет, убытки терпим громадные.
Сытин купил именье под Москвой за 50 тысяч, в 14 верстах от станции, близ шоссе.
Вы делите пьесы на играемые и читаемые. К какой категории — читаемых или играемых — прикажете отнести «Банкротов», в особенности то действие, где Далматов и Михайлов, на протяжении всего акта, говорят вдвоем только о бухгалтерии и имеют громадный успех? Я думаю, что если читаемую пьесу играют хорошие актеры, то и она становится играемой.
Я готовлю материал для книги, вроде «Сахалина», в которой изображу все 60 земских школ нашего уезда, взявши исключительно их бытовую хозяйственную сторону. Это земцам на потребу.
Желаю Вам земных и небесных благ, хорошего сна и доброго аппетита.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️14 декабря 1896 г.
📍г. Мелихово
Актрисуля, здравствуй! Г-жа Швабе приходила, мыло я получил, спасибо тебе. По словам Альтшуллера, с которым я говорил в телефон, Швабе больна чахоткой, серьезно. Сегодня пошла к тебе и рукопись Майер. Конечно, Майер очень хорошая женщина и ее дело — святое дело; если можно, то хорошо бы поговорить об ее отчете и в «Русской мысли» и в ежедневных газетах, в «Новостях дня», если хочешь, но лучше бы и в «Русских ведомостях». Кстати, скажи Эфросу, чтобы он высылал мне «Новости дня» в будущем 1903 году, и «Курьеру» тоже скажи. В «Курьере» власть имеет Леонид Андреев.
В Ялте стрельба. Холод нагнал сюда дроздов, и их теперь стреляют, о гостеприимстве не думают.
Пишу я рассказ, но он выходит таким страшным, что даже Леонида Андреева заткну за пояс. Хотелось бы водевиль написать, да все никак не соберусь, да и писать холодно; в комнатах так холодно, что приходится все шагать, чтобы согреться. В Москве несравненно теплее. В комнатах здесь холодно до гадости, а взглянешь в окно — там снег, мерзлые кочки, пасмурное небо. Солнца нет и нет. Одно утешение, что сегодня начинают дни увеличиваться, стало быть, к весне пошло.
У меня ногти стали длинные, обрезать некому... Зуб во рту сломался. Пуговица на жилетке оторвалась.
На праздниках я буду писать тебе непременно каждый день, а то и дважды в день — это чтобы ты меньше скучала.
Матвей Штраух получил орден.
Сегодня приходили покупать Кучук-Кой. Я сказал, что это не мое дело, что скоро приедет Маша, к которой пусть и обращаются.
Я еще ни разу не был в городе!!
Обнимаю мою жену превосходную, порядочную, умную, необыкновенную, поднимаю ее вверх ногами и переворачиваю несколько раз, потом еще раз обнимаю и целую крепко.
Твой А.
Мать все ходит и благодарит за шляпу. Шляпа ей нравится очень.
📩Ее высокоблагородию
Ольге Леонардовне Чеховой
🗓️12 декабря 1902 г.
📍г. Ялта
Актеров тоже к чёрту.
Ваши телеграммы получал я в невозможном виде. Все перевраны.
Я ехал из Владивостока до Москвы с сыном баронессы Икскуль (она же Выхухоль), морским офицером. Маменька остановилась в «Слав<янском> базаре». Сейчас поеду к ней, зовет зачем-то. Она хорошая женщина; по крайней мере сын от нее в восторге, а сын чистый и честный мальчик.
Как я рад, что всё обошлось без Галкина-Враского! Он не написал обо мне ни одной строчки, и я явился на Сахалин совершенным незнакомцем.
Когда я увижу Вас и Анну Ивановну? Что Анна Ивановна? Напишите подробнее обо всем, ибо я едва ли попаду к вам раньше праздников. Насте и Боре поклон; в доказательство, что я был на каторге, я, когда приеду к вам, брошусь на них с ножом и закричу диким голосом. Анне Ивановне я подожгу ее комнату, а бедному прокурору Косте буду проповедовать возмутительные идеи.
Крепко обнимаю Вас и весь Ваш дом, за исключением Жителя и Буренина, которым прошу только кланяться и которых давно бы уж пора сослать на Сахалин.
О Маслове часто приходилось говорить со Щербаком. Мне Маслов очень симпатичен.
Будьте хранимы небом.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️9 декабря 1890 г.
📍г. Москва
Возвращаю Вам рукопись П. Боткина. В ней следует всё вычеркнуть или же ничего. Я бы не напечатал такого рассказа. Это потуга на обличительную сценку и довольно плохая.
Теперь просьба. Будьте добры послать прилагаемую при сем накладную Д. В. Григоровичу. Напомните ему, что однажды, когда он водил меня по музею на Б. Морской, я обещал ему выписать для музея хохлацкие гончарные изделия, которые мне когда-то нравились. В Полтавской губернии, Миргородском уезде, в селе Хомутец есть гончар, знаменитый в своем муравейнике; он делал очень красивые и характерные вещи, но скоро, понюхавши образцов, стал сбиваться на казенщину: делал двуглавых орлов, вензеля и т. п. Не знаю, что он прислал теперь, так как вещи пошли прямо в Петербург. Попросите Дмитрия Васильевича послать человека на вокзал (не знаю, какой), на товарную станцию; если придется заплатить какие-нибудь копейки, то при свидании я заплачу. Если вещи сгодятся, то очень рад, если же окажутся дрянными — то пусть Дмитрий Васильевич извинит великодушно. Я заслуживаю тем большего снисхождения, что не сам выбирал вещи.
Ах, если б Вы знали, как я утомлен! Утомлен до напряжения. Гости, гости, гости... Моя усадьба стоит как раз на Каширском тракте, и всякий проезжий интеллигент считает должным и нужным заехать ко мне и погреться, а иногда даже и ночевать остаться. Одних докторов целый легион! Приятно, конечно, быть гостеприимством, но ведь душа меру знает. Я ведь и из Москвы-то ушел от гостей. А сейчас приехала астрономка и осталась ночевать... Вот язык!
А мне надо писать, писать и спешить на почтовых, так как для меня не писать значит жить в долг и хандрить. Пишу вещь, в которой сотня действующих лиц, лето, осень — и всё это у меня обрывается, путается, забывается... Тьфу ты пропасть. В Питер ехать? Но в Питере я работаю вяло и мало. В Москву податься и взять там номер? Но в Москве в номере я издохну от скуки. Должно быть, кончу тем, что приеду в Петербург, не написав даже пол-листа и рассыпавши по пути всё, что было в голове. Завидую Вам, имеющему квартиру в Царском Селе, но не верится, что Вы там будете одиноки. Вас и там сыщут.
У меня в голове брезжит дерзкая мысль: не нанимать ли мне ежегодно по зимам комнаты две-три на даче Громова, т. е. не соделаться ли мне Ясинским в миниатюре? Там и деревня, и от Вас близко. Как Вы думаете?
Всё хочется мне устроить свою внешнюю жизнь, я и так и этак, и вся эта возня с собственной особой кончится тем, что какой-нибудь строгий Икс скажет: как Вы ни садитесь, а всё в музыканты не годитесь!
Астрономка была на Кавказе и теперь едет в Петербург заниматься математикой. Хочет она заняться литературой — давать компиляции, каких еще никогда не бывало в русских журналах, но говорит, что тотчас же приступить к этому нельзя, так как на подготовительные работы нужно minimum 4 года. Эта особа, очевидно, думает, что она будет жить 386 лет.
Вы кончили свое письмо с шиком: «Morituri te salutant!»1* Все мы morituri, потому что никто из нас не может сказать про себя: naturus sum2*.
Одначе будьте здоровы и благополучны. Сие письмо повезет на почту астрономка.
Всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
А то еще лучше: если можно, пошлите Василия за гончарными вещами на Николаевский вокзал (в накладной назван именно этот вокзал), посмотрите их, коли охота, и отошлите Григоровичу. А то он, пожалуй, рассердится за хлопоты.
1* «Обреченные на смерть приветствуют тебя!» (лат.).
2*имеющий родиться (лат.).
📩А. С. Суворину
🗓️8 декабря 1892 г.
📍г. Мелихово
Девица с ремингтоном жестоко меня подвела. Едучи в Москву, я рассчитывал, что пьеса моя уже давно напечатана и послана, куда нужно, — ведь прошло уже две недели, как я послал ее девице. Оказалось же, что пьеса далеко не кончена... Я взял рукопись обратно, а девица прислала мне извинительное письмо. Завтра я пошлю Вам пьесу, но в рукописи. Если печатать, то опять придется ждать, а это надоело, и терпение мое лопнуло. Пьесу прочтите и скажите, что и как. До будущего сезона времени еще много, так что возможны самые коренные изменения. Если бы экземпляр был печатный, то я попросил бы дать прочесть и Потапенке, буде ему сие занятие не очень скучно. Значит, пьесу Вы получите в пятницу. Велите в этот день вывесить флаги.
Вы пишете, что приедете в Москву через 10 дней. Значит, подождать Вас в Москве? Вы напишите наверное. Я буду ожидать с превеликим удовольствием, лишь бы Вы не обманули. Если же Вы не приедете, то я уберусь из Москвы этак числа 10—12. Погода в Москве хорошая, холеры нет, лесбосской любви тоже нет... Бррр!! Воспоминание о тех особах, о которых Вы пишете мне, вызывает во мне тошноту, как будто я съел гнилую сардинку. В Москве их нет — и чудесно.
Юбилей Чупрова прошел удивительно. В нем чествовали чистоту, и энтузиазм был всеобщий. Речи говорились вполне искренно, от всей души — ничего подобного я не слышал никогда раньше. На стипендию собрали 7 тысяч в какие-нибудь три дня. И выходит, что масса тяготеет к порядочности и жадно набрасывается на нее со своими ласками при первой возможности.
Сегодня св. Николая, в Москве малиновый звон. Я встал рано, зажег свечи и сел писать, а на дворе звонили, было приятно.
Желаю здравия. Анне Ивановне, Насте и Боре нижайший поклон. Будьте счастливы.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️6 декабря 1895 г.
📍г. Москва
Милостивые государи
и милостивые государыни!
Пишу сие в редакции «Осколков» в ожидании Голике, к которому иду обедать. Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка.
Зато Питер великолепен. Я чувствую себя на седьмом небе. Улицы, извозчики, провизия — всё это отлично, а умных и порядочных людей столько, хоть выбирай. Каждый день знакомлюсь. Вчера, например, с 10½ часов утра до трех я сидел у Михайловского (критиковавшего меня в «Северном вестнике») в компании Глеба Успенского и Короленко: ели, пили и дружески болтали. Ежедневно видаюсь с Сувориным, Бурениным и проч. Все наперерыв приглашают меня и курят мне фимиам. От пьесы моей все положительно в восторге, хотя и бранят меня за небрежность. Мой единственный оттиск ходит теперь по рукам, и я никак не могу поймать его, чтобы отдать в цензуру.
Суворин злится за то, что я свою пьесу отдал Коршу; по его мнению, ни труппа Корша, ни московская публика (?) не могут понять «Иванова». Московские рецензии возбуждают здесь смех. Все ждут, когда я поставлю пьесу в Питере, и уверены в успехе, а мне после Москвы так опротивела моя пьеса, что я никак не заставлю себя думать о ней: лень и противно. Как только вспомню, как коршевские г<...> пакостили «Иванова», как они его коверкали и ломали, так тошно делается и начинаешь жалеть публику, которая уходила из театра не солоно хлебавши. Жаль и себя и Давыдова.
Суворин возбужден моей пьесой. Замечательно: после коршевской игры ни один человек из публики не понял Иванова, бранили меня и жалели, здесь же все в один голос уверяют, что мой Иванов обрисован достаточно, что нет надобности ни прибавлять, ни убавлять его.
Анна Аркадьевна похорошела. Я привезу ее карточку для Ивана: не нужна ли ему супруга? Подходящая.
Александр у нововременцев на хорошем счету. Живется ему у них очень недурно. Дети его здоровы, но не говорят ни слова.
Вчера я ночевал и обедал у Лейкина. Вот где я наелся, выспался и отдохнул от грязи!
В декабрьской книге «Вестника Европы» есть большая статья о моей особе.
Я за три дня пополнел. Как я жалею, что не могу всегда жить здесь! Воспоминание о предстоящем возвращении в Москву, кишащую Гавриловыми и Кичеевыми, портит мне кровь.
Знакомлюсь с дамами. Получил от некоторых приглашение. Пойду, хотя в каждой фразе их хвалебных речей слышится «психопатия» (о коей писал Буренин).
Привезу с собой много книг.
Моя пьеса едва ли пойдет еще раз у Корша. Один нововременский балбес, подслушавший мой разговор с Сувориным и К° и не понявший, поднес в газете такую фигу коршевской труппе, что я поднял гвалт, Суворин назвал балбеса «безыдейной скотиной», а Корш, наверное, упал в обморок. Балбес хотел прислужиться мне, а вышло чёрт знает что. Если Корш снимет с репертуара мою пьесу, тем лучше. К чему срамиться? Ну их к чёрту!
Я пишу. Получил ли Миша посылку? Пришел Голике. Ухожу обедать.
Поклон всем. Деньги буду высылать понемногу, но возможно чаще.
M-me Билибина, когда я бываю у ее супруга, не выходит ко мне.
Желаю всем здравия и отличнейшего расположения духа. Всё, что говорилось у Корнеева о Петербургском университете (оплеуха), оказывается чистейшим вздором. Вообще на свете много лганья.
А. Чехов.
📩Чеховым
🗓️3 декабря 1887 г.
📍г. Санкт-Петербург
Спасибо, дорогой мой, тебе и всем твоим за память обо мне. В Одессе я получил письмо от твоего папы, а по приезде в Москву от тебя. Не отвечал до сих пор Вам обоим, потому что мешают мне ужасно. Ходят, ходят, без конца ходят ко мне всякого звания люди и без конца разговаривают. Я теперь уподобился твоему папе, которому стоит только взяться за перо или за книгу, чтобы в лавку вошел какой-нибудь словоохотливый монах или великий человек, которому хочется почесать язык.
Ну-с, я жив и здоров; вернувшись, застал всех дома здоровыми. Думал, что поездка заставит нас влезть в долги, но и от этого бог избавил. Всё обошлось так благополучно, как будто я и не ездил. Замечательно, что во всё время моего восьмимесячного путешествия, сопряженного с неизбежными лишениями, я ни разу не был болен и из вещей потерял один только ножичек.
Рассказать тебе о своем путешествии так же трудно, как сосчитать листья на дереве. Для этого нужно несколько вечеров. Проехал я через всю Сибирь, отмахав на лошадях 4500 верст, прожил на Сахалине 3 месяца и 3 дня, потом возвращался на пароходе Добровольного флота. Был я в Гонг-Конге, в Сингапуре, на острове Цейлоне, видел гору Синай, был в Порт-Саиде, видел острова Архипелага, откуда доставляют нам маслины, сантуринское вино и длинноносых греков, которых, кстати сказать, во всем свете, кроме Таганрога, считают большими мошенниками и невеждами; видел я Константинополь. Приходилось на пути испытать качку, всякого рода муссоны и норд-осты, но морской болезни я не подвержен и во время сильной качки ел с таким же аппетитом, как и в штиль.
Миша рассказывает о тебе много хорошего. Радуюсь за тебя искренно. Радуюсь и за Володю. Он стал выше тебя ростом? Это нехорошо. Когда он будет митрополитом, то низеньким дьяконам будет трудно надевать на него митру.
Когда увижусь с П. И. Чайковским, то спрошу его о тебе. Что он делал у вас в Таганроге? Был ли он у вас в доме? В Питере и в Москве он составляет теперь знаменитость № 2. Номером первым считается Лев Толстой, а я № 877.
Прислали мне с о. Корфу в подарок бочонок сантуринского вина. Не в обиду будь сказано, какое противное вино! Я отвык от него.
Напиши мне письмо поподробнее, не щадя живота и бумаги. Валяй на трех листах.
Весною или летом буду в Таганроге.
Дяде, тете, семинарии, обеим девочкам и Иринушке нижайший поклон и тысяча сердечных пожеланий. Будь здоров, счастлив и мудр, а главное добр.
Вся семья тебе кланяется.
Твой А. Чехов.
📩Г. М. Чехову
🗓️29 декабря 1890 г.
📍г. Москва
Актеры не умеют читать по-печатному, привыкли к литографии. Монолог подпишите Н. Лаврецким. Летом напечатайте его в газете.
Репетиции начнутся после праздника. На похоронах Юрьева я, вероятно, познакомлюсь с Ермоловой и буду говорить с ней о том, о сем. О пьесе говорить уже почти нечего, так как всё устроилось благополучно. И полномочие мое не было особенно нужно. И без меня бы всё хорошо устроилось. Мое пристрастие к Петербургу и к Вашей пьесе и мои поездки в Петербург актеры и их супруги объясняют тем, что у Вас есть большая дочка и что я хочу на ней жениться.
Прощайте. Кланяюсь Анне Ивановне и всем Вашим.
Душевно Ваш
А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️26 декабря 1888 г.
📍г. Москва
Эту бумагу подарила мне Яворская (целый ящик).
Под Рождество приехал Куркин. Батюшка и дьячок ночевали во флигеле, Куркин в моей комнате, Иван — в кабинете, я — в твоей и укрывался твоим стеганым одеялом. Отдушника и стекол для шкафа я не купил. Было некогда.
Передай Наталии Михайловне, что мы все ожидаем ее и тебя к 29 января. Если она не приедет, то я подожгу ее мельницу и не буду знаком с ней. Умоляю ее приехать. Она мне необходима. Она знает, как вся наша семья расположена к ней, и с ее стороны не приехать было бы большою жестокостью.
Получил от Лики письмо. Пишет, что учится петь, учится массажу и английскому языку. Пишет, что ей хотелось бы посидеть на моем диване, хотя бы 10 минут, и что приедет она в марте.
Получил письмо от писательницы.
Так смотри же: ждем к 29. Таня просила, чтобы ты уведомила ее, когда будешь дома. Она хочет приехать. Переведенная ею пьеса «Романтики» оказалась очень хорошей. Перевод изящный.
Гольцев влюблен. У Лаврова болят почки. Потапенко был в Москве и уехал. Я и он поднесли дедушке серебряный портсигар.
Будь здорова. Поклонись Александре Васильевне, Наталье Михайловне и всем Линтваревым.
Твой А. Чехов.
📩М. П. Чеховой
🗓️25 декабря 1894 г.
📍г. Мелихово
Они питают к Вам хорошее чувство, а ненавидящие все-таки уважают и ценят. Разыграют они лучше александринских. По крайней мере ансамбль будет лучше. После второй репетиции я еду к Ленскому и говорю о сокращениях, буде таковые актерам понадобятся.
Это письмо Вы получите в первый день Рождества. Значит, с праздником Вас поздравляю. Отдыхайте. Сестра кланяется Вам, Анне Ивановне и детям. Я тоже низко кланяюсь и пребываю скучающим
А. Чехов.
Материал для «Детворы» пришлю на праздниках. Хорошая выйдет книжка. Соберу также материал для третьей книжки «Рассказов». Подлецы приятели-художники подвели меня с «Каштанкой». До сих пор рисунки не готовы.
В «Северный вестник» я дам рассказ в марте, до марта же буду писать только у Вас. Даю слово. Мне стыдно. К Новому году пришлю сказку, а в январе «Княгиню».
📩А. С. Суворину
🗓️23 декабря 1888 г.
📍г. Москва
Дорогой Алексей Сергеевич, пьесу я получил вчера в 8 часов вечера, но не двумя днями раньше, как Вы обещали и как бы следовало. Никулина спешит, как угорелая, и каждый час промедления портит ей пуд крови. Вчера от нее не было посланного. Плохой признак. Боюсь, что она не выдержала и велела переписывать роли по старому экземпляру.
Вчера я послал ей экземпляры, удержав у себя экземпляр старой редакции: боюсь, чтоб не напутали. Сегодня был у меня ее посланный с приглашением пожаловать в 5 часов. Вчера я написал ей: «Если гг. артисты пожелают сделать какие-нибудь изменения и выпуски, то автор (т. е. Вы) предоставляет им полную свободу действий. Он просит оставить неприкосновенными лишь некоторые места, указанные им в письме ко мне». Я буду спасать одного только Адашева — этого достаточно, чтобы была спасена от опустошения вся пьеса. Раз Адашев будет говорить, Репина поневоле должна будет отвечать ему.
Я прочел снова Вашу пьесу. В ней очень много хорошего и оригинального, чего раньше не было в драматической литературе, и много нехорошего (например язык). Ее достоинства и недостатки — это такой капитал, которым можно было бы поживиться, будь у нас критика. Но этот капитал будет лежать даром, непроизводительно до тех пор, пока не устареет и не выйдет в тираж. Критики нет. Дующий в шаблон Татищев, осел Михневич и равнодушный Буренин — вот и вся российская критическая сила. А писать для этой силы не стоит, как не стоит давать нюхать цветы тому, у кого насморк. Бывают минуты, когда я положительно падаю духом. Для кого и для чего я пишу? Для публики? Но я ее не вижу и в нее верю меньше, чем в домового: она необразованна, дурно воспитана, а ее лучшие элементы недобросовестны и неискренни по отношению к нам. Нужен я этой публике или не нужен, понять я не могу. Буренин говорит, что я не нужен и занимаюсь пустяками, Академия дала премию — сам чёрт ничего не поймет. Писать для денег? Но денег у меня никогда нет, и к ним я от непривычки иметь их почти равнодушен. Для денег я работаю вяло. Писать для похвал? Но они меня только раздражают. Литературное общество, студенты, Евреинова, Плещеев, девицы и проч. расхвалили мой «Припадок» вовсю, а описание первого снега заметил один только Григорович. И т. д. и т. д. Будь же у нас критика, тогда бы я знал, что я составляю материал — хороший или дурной, всё равно, — что для людей, посвятивших себя изучению жизни, я так же нужен, как для астронома звезда. И я бы тогда старался работать и знал бы, для чего работаю. А теперь я, Вы, Муравлин и проч. похожи на маньяков, пишущих книги и пьесы для собственного удовольствия. Собственное удовольствие, конечно, хорошая штука; оно чувствуется, пока пишешь, а потом? Но... закрываю клапан. Одним словом, мне обидно за Татьяну Репину и жаль не потому, что она отравилась, а потому, что прожила свой век, страдальчески умерла и была описана совершенно напрасно и без всякой пользы для людей. Исчезла бесследно масса племен, религий, языков, культур — исчезла, потому что не было историков и биологов. Так исчезает на наших глазах масса жизней и произведений искусств, благодаря полному отсутствию критики. Скажут, что критике у нас нечего делать, что все современные произведения ничтожны и плохи. Но это узкий взгляд. Жизнь изучается не по одним только плюсам, но и минусам. Одно убеждение, что восьмидесятые годы не дали ни одного писателя, может послужить материалом для пяти томов.
Изменения в пьесе не слишком заметны. Прерывать монолог, если его будет читать Ленский, особенной необходимости нет. Но от этого, впрочем, пожалуй, выиграет Репина. Для молодого человека, утомленного жизнью, не убедительны никакие аргументы, никакие ссылки на бога, мать и проч. Утомление — это сила, с которой надо считаться. К тому же еще у Репиной болит нестерпимо желудок. Может ли она молча и не морщась слушать длинный монолог? Нет. Ее фраза: «Не то, не то вы говорите...» взята верно, а фраза на стр. 139: «Для жизни, для жизни...» мне непонятна. Не нужно, чтоб она соглашалась с Адашевым. Если ее заставит желать жить боль, то я пойму, но в силу слов адашевских я не верю.
Дорогой Федор Дмитриевич, сегодня получил я по почте из Ялты телеграмму, которую Вы послали неделю тому назад. Отвечаю и я Вам по почте.
Всю осень, начиная с августа, я был болен; меня изводил кашель и расстройство кишечника, я не работал и пришлось минувшую осень вычеркнуть из книги живота, как ненужное, лишнее время. Теперь я живу в Москве, здоровье мое несравненно лучше, чем было в Ялте, но нужно сказать, почти совсем не работаю, так как приходится часто бывать на репетициях в Художественном театре. Пьесу обещают поставить не позже 9 января; стало быть, до 10 января мне придется болтаться без дела, много разговаривать и из-за пустяков много волноваться. Очень бы хотелось пообещать, дать слово, что рассказ будет прислан не позже февраля, но я уже так часто обманывал Вас, что лучше воздержусь.
Не будете ли Вы на праздниках в Москве?
Крепко жму руку и желаю всего хорошего, здоровья и веселого настроения.
Ваш А. Чехов.
📩Его высокоблагородию
Федору Дмитриевичу Батюшкову
🗓️21 декабря 1903 г.
📍г. Москва
Милая мама, поздравляю Вас с ангелом и желаю всего лучшего, а главное — здоровья. Машу поздравляю с именинницей и желаю Вам обеим провести праздники в отличнейшем расположении духа.
Я жив и здоров, погода здесь чудесная, теплая, совершенно летняя, так что хожу без калош, в летнем пальто. На дворе зеленая травка и цветы, поспевают апельсины. Поклонитесь Марьюшке, Арсению, Синани и Варваре Константиновне. Скажите Маше, чтобы из моих денег она дала Вам десять рублей — это мой подарок имениннице. Крепко целую.
Ваш А. Чехов.
Понедельник.
📩Евгении Яковлевне Чеховой
🗓️19 декабря 1900 г.
📍г. Ницца
Милый Виктор Сергеевич, я нездоров, или не совсем здоров — этак вернее, и писать не могу. У меня было кровохарканье, теперь слабость и злость, сижу с согревающим компрессом на боку, принимаю креозот и всякую чепуху. Как бы ни было, с «Архиереем» не надую Вас, пришлю рано или поздно.
Читал в «Новом времени» статью городового Розанова, из которой между прочим узнал о Вашей новой деятельности. Если бы Вы знали, голубчик мой, как я был огорчен! Мне кажется, Вам необходимо уехать из Петербурга теперь же — в Нерви или в Ялту, но уехать. Что у Вас, у хорошего, прямого человека, что у Вас общего с Розановым, с превыспренно хитрейшим Сергием, наконец с сытейшим Мережковским? Мне хотелось бы написать много, много, но лучше воздержаться, тем более что письма теперь читаются главным образом не теми, кому они адресуются. Скажу только, что в вопросах, которые Вас занимают, важны не забытые слова, не идеализм, а сознание собственной чистоты, т. е. совершенная свобода души Вашей от всяких забытых и не забытых слов, идеализмов и проч. и проч. непонятных слов. Нужно веровать в бога, а если веры нет, то не занимать ее места шумихой, а искать, искать, искать одиноко, один на один со своею совестью...
Впрочем, будьте здоровы! Если приедете, то черкните. Здесь Толстой, здесь Горький, скучно Вам не будет, надеюсь.
Нового ничего нет. Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
📩В. С. Миролюбову
🗓️17 декабря 1901 г.
📍г. Ялта
Пишу это в театре, сидя на галерке, в шубе. Пошлый оркестрик и галерка напоминают мне детство.
Если Ваня приедет, то пусть привезет мой парижский дорожный плед (тигровый), если он не нужен дома. Для дальних поездок, например в Кучукой, он пригодится очень.
Е. И. Смагина привезла мне меду. Больше никаких новостей. Поклон мамаше и всем.
Твой Antoine.
15/XII.
📩М. П. Чеховой
🗓️15 декабря 1898 г.
📍г. Ялта
Теперь я понимаю, почему Вы плохо спите по ночам. Если бы я написал такой рассказ, то не спал бы десять ночей подряд. Самое страшное место то, где Варя душит героя, как домовой, и знакомит его с тайнами загробной жизни. И страшно, и со спиритизмом согласно. Из речей Вари, и особенно там, где оба едут верхом, нельзя выбросить ни одного слова. Не трогайте. Идея рассказа хороша, содержание фантастично и интересно.
Исправить я мог только корректурные ошибки; «уж» заменил своим «уже», «во весь опор» заменил «во весь дух», мандолину — цитрой. Больше ничего не нашел. Вот разве один только совет: откиньте конец у эпиграфа. Эпиграф придуман очень кстати, но то, что я зачеркнул, излишне удлиняет его. Ведь Ваш рассказ отчасти имеет целью устрашить читателя и испортить ему дюжину нервов, зачем же Вы говорите о «нашем нервном веке»? Ей-богу, никакого нет нервного века. Как жили люди, так и живут, и ничем теперешние нервы не хуже нервов Авраама, Исаака и Иакова. Откиньте конец, но эпиграф оставьте.
Так как Вы уже написали конец, то я не помешаю, если пошлю Вам свой. Вдохновился и не утерпел, чтобы не написать. Прочтите, буде пожелаете.
Рассказы вообще тем хороши, что над ними можно сидеть с пером целые дни и не замечать, как идет время, и в то же время чувствовать нечто вроде жизни. Это с гигиенической точки зрения. А с точки зрения полезности и проч., написать недурной рассказ с содержанием и дать читателю 10—12 интересных минут — это, как говорит Гиляровский, не баран начихал. Отчего Вы редко пишете рассказы? Отчего Вы не пишете их летом? Ведь фантазии у Вас — слава тебе господи!
У меня сегодня опять прескверно болит голова. Не знаю, что делать. Нет уж, должно быть, к старости пошло, а если не к старости, то к чему-нибудь похуже.
Сегодня один старичок принес мне 100 рублей на голодающих.
Приеду к Вам или 17-го, или же на второй день праздника. Деньги есть. 20-го уезжает сестра смотреть хутор, и хочется ее проводить, да и стариков жалко оставить одних на праздниках. Во всяком случае Новый год буду у Вас встречать. Это непременно.
Дал Ваш рассказ Маше. Пусть почитает на сон грядущий.
Будьте здоровы. Всего хорошего!
Ваш А. Чехов.
Корректуру посылаю одновременно с сим.
📩А. С. Суворину
🗓️13 декабря 1891 г.
📍г. Москва
Простите, многоуважаемый Павел Федорович, что так долго не писал Вам и не отвечал на письма. У меня подвалило столько дел чисто личного свойства, так меня, выражаясь по-таганрогски, затуркали, что приходилось всё это время не писать, а только отписываться.
Я не ответил Вам ничего насчет Ежова. Да и что было отвечать? Обезопасить себя от корреспондентов — ни от умных, ни от глупых — никак нельзя, а опровергать корреспондента, который, по неряшеству или по безграмотству, надменно наврал, это всё равно, что стараться перекричать злую бабу.
Я не поблагодарил Вас за избрание меня в попечители библиотеки, и меня мучает совесть. Что принято делать в таких случаях? Не нужно ли написать письмо городскому голове? Поучите, пожалуйста.
Помнится, Вы хотели сделать меня членом приюта. Пожалуйста, делайте из меня и со мной всё, что только для Таганрога из меня можно сделать, отдаю себя в полное Ваше распоряжение. Членский взнос для приюта — 100 р. посылаю переводом по почте. Если эти деньги нужно подавать при заявлении, то пришлите — я подпишу. Тараховский писал, что в Таганроге открылись воскресные классы (кажется, так) и что мне следовало бы записаться в члены. Против этого я тоже ничего не имею.
В конце декабря я вышлю Вам список книг, какие я, согласно полученному от Вас списку, выслал летом. Проверьте, все ли книги получены. Скидка сделана гигантская, так что библиотека должна мне очень немного.
Меня попы окрутили: сделали членом епархиального училищного совета. Это в Таврической губ. А из Серпуховского уезда, где я попечительствую, шлют истерические письма.
Читал, что судебная палата будет в Ростове. Читал, что Таганрог опять присоединят к Екатеринославской губернии. А как же усиленная охрана? Без казаков кто же будет охранять?
Как-то в Дубках я говорил Вам о том, что в Московской губернии близ самой Москвы есть школа, куда уездные земства и города командируют учителей на летнее время для изучения основ садоводства и огородничества; потом в Москве я справлялся у сведущих людей, они сказали, что и Вы можете прислать летом одного-двух и присылать так ежегодно, чтобы и в Таганроге мало-помалу выработался штат скромных, среднего звания людей, умеющих судить о том, так ли посажено дерево — и было бы кому наблюдать за Дубками, Карантином, Казенным Садом и городскими насаждениями. Когда я постарею, то буду проситься у Вас в городские садовники. Условие: комната в саду, в ротонде, что ли, и запрещение касперовцам ходить домой через сад. Кстати сказать, я выписывал из Одессы деревья для своего ялтинского садишки. Деревья великолепные, каких я не видел в таганрогском саду. Вот выпишите себе для дачи пирамидальные акации и пирамидальные шелковицы. Это прелесть.
Надеюсь, Ваша жена и дети здоровы, чего от души им и Вам желаю.
Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Устав школы я послал Вам. Получили?
📩Павлу Федоровичу Иорданову
🗓️11 декабря 1899 г.
📍г. Ялта
Здравствуйте, мой драгоценный!
Ура! Ну вот, наконец, я опять сижу у себя за столом, молюсь своим линяющим пенатам и пишу к Вам. У меня теперь такое хорошее чувство, как будто я совсем не уезжал из дому. Здоров и благополучен до мозга костей. Вот Вам кратчайший отчет. Пробыл я на Сахалине не 2 месяца, как напечатано у Вас, а 3 плюс 2 дня. Работа у меня была напряженная; я сделал полную и подробную перепись всего сахалинского населения и видел всё, кроме смертной казни. Когда мы увидимся, я покажу Вам целый сундук всякой каторжной всячины, которая, как сырой материал, стоит чрезвычайно дорого. Знаю я теперь очень многое, чувство же привез я с собою нехорошее. Пока я жил на Сахалине, моя утроба испытывала только некоторую горечь, как от прогорклого масла, теперь же, по воспоминаниям, Сахалин представляется мне целым адом. Два месяца я работал напряженно, не щадя живота, в третьем же месяце стал изнемогать от помянутой горечи, скуки и от мысли, что из Владивостока на Сахалин идет холера и что я таким образом рискую прозимовать на каторге. Но, слава небесам, холера прекратилась, и 13 октября пароход увез меня из Сахалина. Был я во Владивостоке. О Приморской области и вообще о нашем восточном побережье с его флотами, задачами и тихоокеанскими мечтаниями скажу только одно: вопиющая бедность! Бедность, невежество и ничтожество, могущие довести до отчаяния. Один честный человек на 99 воров, оскверняющих русское имя... Японию мы миновали, ибо в ней холера; посему я не купил Вам ничего японского, и 500 рублей, выданные мне на покупки, истратил на собственные нужды, за что Вы по закону имеете право сослать меня в Сибирь на поселение. Первым заграничным портом на пути моем был Гонг-Конг. Бухта чудная, движение на море такое, какого я никогда не видел даже на картинках; прекрасные дороги, конки, железная дорога на гору, музеи, ботанические сады; куда ни взглянешь, всюду видишь самую нежную заботливость англичан о своих служащих, есть даже клуб для матросов. Ездил я на дженерихче, т. е. на людях, покупал у китайцев всякую дребедень и возмущался, слушая, как мои спутники россияне бранят англичан за эксплоатацию инородцев. Я думал: да, англичанин эксплоатирует китайцев, сипаев, индусов, но зато дает им дороги, водопроводы, музеи, христианство, вы тоже эксплоатируете, но что вы даете?
Когда вышли из Гонг-Конга, нас начало качать. Пароход был пустой и делал размахи в 38 градусов, так что мы боялись, что он опрокинется. Морской болезни я не подвержен — это открытие меня приятно поразило. По пути к Сингапуру бросили в море двух покойников. Когда глядишь, как мертвый человек, завороченный в парусину, летит, кувыркаясь, в воду, и когда вспоминаешь, что до дна несколько верст, то становится страшно и почему-то начинает казаться, что сам умрешь и будешь брошен в море. Заболел у нас рогатый скот. По приговору доктора Щербака и Вашего покорнейшего слуги, скот убили и бросили в море.
Сингапур я плохо помню, так как, когда я объезжал его, мне почему-то было грустно; я чуть не плакал. Затем следует Цейлон — место, где был рай. Здесь в раю я сделал больше 100 верст по железной дороге и по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. <...> От Цейлона безостановочно плыли 13 суток и обалдели от скуки. Жару выношу я хорошо. Красное море уныло; глядя на Синай, я умилялся.
Хорош божий свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм! Пьяный, истасканный забулдыга муж любит свою жену и детей, но что толку от этой любви? Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний — нахальство и самомнение паче меры, вместо труда — лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых. Работать надо, а всё остальное к чёрту. Главное — надо быть справедливым, а остальное всё приложится.
Мне страстно хочется поговорить с Вами. Душа у меня кипит. Никого не хочу, кроме Вас, ибо с Вами только и можно говорить. Плещеева к чёрту.
Любезнейший Брат
Михаил Михаилович!
Я имел честь и удовольствие на днях получить Ваше письмо. В этом письме Вы протягиваете мне руку брата; с чувством достоинства и гордости я пожимаю ее, как руку старшего брата. Вы первые намекнули о братской дружбе, это с моей стороны дерзость. Обязанность младшего просить старшего о таком предмете, но не старшего; поэтому прошу меня извинить. Но во всяком случае одной из первых моих мыслей, из моих планов — была эта дружба.
Я желал найти подходящий случай, чтоб с Вами короче познакомиться, я мечтал о этом и наконец получил Ваше письмо. В письмах моего отца, матери и братьев Вы занимали первое место. Мамаша видит в Вас больше чем племянника, она ставит Вас наравне с дядей Митрофаном Егоровичем, которого я очень хорошо знаю и про которого я буду всегда говорить хорошо за его добрую душу и хороший, чистый, веселый характер. О братьях и говорить нечего. Вы их уже изучили, наверно, и поймете сами. Следовательно, Вы дороги нашей семье. Я изучил Вас по письмам. С какой же я стати буду отставать и не ловить благого случая, чтоб познакомиться с таким человеком, как Вы, и вдобавок я считал и считаю своею обязанностью почитать самого старшего из своих братьев и почитать того, кого так горячо почитает наша семья. Можете судить, как приятно подействовало на меня Ваше письмо.
Я о себе ничего не скажу, разве только что я жив и здоров. Наверно, про меня Вы наслушались много от моей мамаши и в особенности от Саши и Коли. Будьте так добры, передайте от меня поклон многоуважаемой сестре Елизавете Михайловне и брату Григорию Михаиловичу. Скажите им, что на Юге есть у них брат, который собирает коллекцию разнородных писем. Желалось бы, если только возможно, получить от них письма. Я Вас без церемонии попрошу, чтоб Вы мне писали хоть раз в месяц. Будьте так добры, пишите мне по-братски, без церемонии, дабы не существовала какая-то натянутость. Я же, разумеется, от Вас не отстану и, как говорится, «долг платежом красен», буду Вам писать таким же тоном. Когда уже пошло на пословицы, так еще скажу: «Вперед батьки в петлю не суйся». Следовательно, Вам первому нужно начать. Я такая же птица, как и Коля с Сашей.
Примите от меня пожелание всевозможных благ и нижайший поклон, а затем:
Имею честь быть Вас уважающим младшим братом и покорным слугою
А. Чехов.
18 VII/XII 76 года.
Поклон Саше и Коле.
Скажите Саше, что я прочел «Космос». Жаль мне Сашу: он не достиг своей цели, прося, чтоб я прочел его. Я остаюсь тем же и по прочтении «Космоса».
Скажите Коле, что его картины еще на Курском вокзале в Москве, пусть пойдет поцелуется с ними. Как вредна эта война! Картины его в ход не пускает!
📩М. М. Чехова
🗓️7 декабря 1876 г.
📍г. Таганрог
Приеду Москву субботу курьерским. Чехов.
📩М. П. Чехову
🗓️5 декабря 1890 г.
📍г. Ст. Раздельная
Многоуважаемая коллега! Вы пишете, что хотите славы гораздо больше, чем любви; а я наоборот: хочу любви гораздо больше, чем славы. Впрочем, это дело вкуса. Кто любит попа, а кто попову наймичку.
Возвращаю Вам святочный рассказ. Мне кажется, ввиду святочности, следовало бы сделать его несколько живее. Доктор и Катя всё время как-то киснут около елки. Вот Вы собираетесь написать огромный роман, где «будет одна любовь, взятая со всех сторон и во всех видах». Так нельзя ли один вид какой-нибудь уделить доктору и Кате. А то их любовь не имеет ни сторон, ни вида.
Когда начнете писать роман? Буду ждать.
Я пошел со своими часами к Буре, хотел отдать в починку. Буре, заглянув в часы и повертев их в руках, улыбнулся и сказал сладковатым голосом: — Вы, мсье, забыли их завести...
Я завел — и часы опять пошли. Так иногда причину своих бедствий ищешь в мелочах, забыв о главном.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш верный cher maître
А. Чехов.
📩Ее высокоблагородию
Елене Михайловне Юст
🗓️2 декабря 1896 г.
📍г. Мелихово