13096
Сборник авторских статей, мемов и постов на историческую и научную тематику. «Познавательно, информативно и с юмором» — таков наш девиз. Связь: @Shyhartskoi
Пробыв в Англии всего два месяца, уже 12 мая король вновь покинул королевство и отправился наводить порядок в свои нормандские владения, на которые не переставал покушаться Филипп II. 5 июля английские войска разбили французов в битве при Фретевали, в котором Филипп чудом избежал плена. Данное поражение вынудило французского короля прекратить движ в Нормандии и подписать с Ричардом перемирие. Впрочем, уже через год военные действия возобновились, и в последующие три года шли с переменным успехом. В это время по приказу Ричарда был построен замок Шато-Гайар, который через несколько веков был переделан в тюрьму для особо важных политических заключенных.
В конце 1198 года маятник вновь качнулся на сторону Ричарда - разбив армию Филиппа, англичане вновь заставили французов подписать перемерие, но теперь уже сроком на 5 лет. Английский король наконец-то мог вернуться в свое королевство, в котором за 10 лет правления находился от силы год. Перед возвращением в Англию Ричард решил покарать своего Аквитанского вассала Адемара V, который в предыдущие годы активно участвовал в восстаниях против него. Английский король прошёл разрушительным маршем по его землям в Лиможе и вскоре осадил небольшой замок Шалю-Шаброль, в гарнизоне которого было всего два рыцаря (плюс небольшое количество обычных солдат). Замок был настолько плохо обеспечен, что один из этих двоих, рыцарь по имени Пьер Базиль, защищал стены в доспехах кустарного производства, закрываясь щитом, изготовленным из сковороды…
Должно быть,. Базиль выглядил примерно как рыцарь на фото над этим постом)
Англичанам было понятно, что данный замок они возьмут без особого труда, а поэтому можно было никуда не торопиться. Они спокойно разбили лагерь возле стен и принялись готовиться к штурму. Ричард же, не видя никакой угрозы от малочисленных защитников крепости в один из дней решил объехать крепостные стены на лошади, даже не надев кольчугу. В этом момент выше указанный Пьер Базиль со щитом из сковородки увидел некоего рыцаря, прогуливающегося на коне, и решил наудачу выстрелить в него из арбалета. Стрела попала Ричарду в шею... Короля срочно унесли в его шатер и вызвали врача. Ранение не было смертельным, однако у монарха началось заражение крови, которое в то время вылечить было практически невозможно. Промучавшись несколько дней, 6 апреля 1199 года Ричард Львиное Сердце скончался. Перед смертью он просил не казнить ранившего его рыцаря, однако эту просьбу его приближённые не исполнили - когда англичане захватили замок, они заживо спустили кожу с Пьера Базиля. На английский престол тем временем взошел новый король Иоанн Безземельный...
#Сугробов
#Заметка
Плен и гибель Ричарда Львиное Сердце.
Уходя в крестовый поход в Палестину, Ричард передал власть над Англией в руки епископа Уильяма де Лоншана, что сильно разозлило королевского брата Иоанна. У Ричарда не было законнорождённых детей, а значит, по праву наследования в случае вполне возможной смерти монарха в Святой земле корону должен был унаследовать именно Иоанн. Ричард же считал своего брата бестолковым субъектом, неспособным править королевством, а поэтому, уходя в поход, объявил своим наследником сына своего младшего брата Джеффри (сам Джеффри погиб на рыцарском турнире во Франции в 1186 году), а титул регента доверил святой церкви в лице Лоншана. Однако как только король со своей армией отдалился от границ Англии, Иоанн принялся наводить смуту. Он заручился поддержкой баронов, сражавшихся против Ричарда еще во времена гражданской войны, которую тот начал против своего отца Генриха. Многие из них впоследствии подверглись опале и были непротив скинуть Ричарда с трона. Армия мятежников осадила город Линкольн, а также захватила замки Тикхилл и Ноттингем. Регент не имел достаточного количества людей, чтобы дать отпор бунтовщикам, и вскоре их войска вошли уже в Лондон. Одержавший победу Иоанн сместил Лоншана со всех постов и заставил местную знать признать себя наследником короля.
Узнав, что его брат совершил переворот, Ричард хотел немедленно отплыть в Англию, однако приближённые короля уговорили его продолжить поход на Иерусалим. Тем временем вернувшийся из Святой Земли французский король Филипп II решил воспользоваться ситуацией на соседнем острове, чтобы попытаться вернуть под свой контроль владения Ричарда во Франции. Филипп заключил союз с Иоанном, обещая ему свою полную поддержку в узурпации престола, а также настроил против Ричарда императора Священной Римской Империи Генриха VI, тем самым обретя в его лице мощного союзника в возможной войне с Англией. Понимая, что английское королевство вот-вот уплывет у него из-под носа, Ричард заключил перемирие с Саладином, чтобы немедленно покинуть Палестину и отправиться на родину.
Первоначально он планировал высадиться в Марселе, однако до него дошли слухи, что Филипп II приказал своим людям арестовать английского короля, как только его нога вступит на французскую землю. Тогда Ричард решил изменить маршрут и направился в порт города Рагузы (Хорватия), чтобы оттуда инкогнито добраться до Англии через враждебные земли австрийского герцога Леопольда V. Напомню, что Лепольд участвовал в штурме Акры, где одним из первых взобрался на стены города и водрузил на них свой флаг. Ричард же, не желая делиться славой и добычей, выбросил флаг герцога и водрузил на его месте свой. Леопольд затаил лютую обиду на английского короля и немедленно покинул Палестину. Опасаясь мести герцога, Ричард, высадившись на его земле, назвался купцом по имени Гуго, сопровождающим графа Бодуэна Бетюнского, возвращающегося из паломничества. Дабы получить свободный проход, он отправил гонца с щедрыми подарками к вассалу Леопольда Мейнхарду II, который непосредственно управлял данной местностью. Глядя на переданные богатства, Мейнхард заподозрил не ладное и дал распоряжение обыскать все дома в городе, дабы захватить путников и выяснить их личности. Солдат по имени Роже, д’Аржантон в одном из домов наткнулся на искомых персонажей и узнав в одном из них, Ричарда, видимо, испытывая к нему симпатию из-за подвигов того в Святой земле, сказал королю немедленно бежать из города. Ричард воспользовался советом и в сопровождении двух спутников вышел из города в сторону Вены
Что насчет клинкового оружия? Для него требуется минимум 170 Дж энергии, сможет ли человек столько выдать? В 1999 году группа авторов провела любопытное исследование, целью которого было выяснить какую максимальную энергию может сообщить ножу человек, дабы сформировать требования к полицейским бронежилетам. Было два типа ударов – собственно укол и удар с использованием плеча (на картинках будет более понятно). В первом случае максимальная энергия составила 63 Дж (большинство измерений находилось в диапазоне 54 Дж), во втором случае 115 Дж (большинство результатов колебалось около 77 Дж). Что нам это говорит? Что для пробития кольчуги мечом нужно быть очень здоровым кабаном. Возможно, алебарду удалось бы разогнать до такой энергии, но, увы, мне такие тесты не известны. Ну и наконец, самая моя нелюбимая часть – это луки. Собственно проблема тестов с обстрелом доспехов из луков в разлете получаемых результатов. Начнем для начала с общих данных, по расчетам Алана Уильямса для пробития кольчуги нужно порядка 120 Дж энергии. Какие есть сведения для луков? В достаточно обстоятельной работе Бергмана приводятся замеры скоростей для различных типов снарядов выпускаемых из луков и даже копьеметалки. Рекордсменами среди луков оказался английский длинный лук с натяжением в 35 кг и стрелой весом 65 г, он выдает на старте 169 Дж. За ним следует крымский композитный лук с пятидесятиграммовой стрелой и 130 Дж энергии, при натяжении в 27 кг. Проблема в том, что стрела теряет скорость от сопротивления воздухом (по оценке Алана Уильямса до 40 % на расстоянии под 50 м), соответственно при настильной стрельбе угроза рыцарю будет сохраняться плюс-минус на расстоянии до 30-50 м. Что говорят непосредственно опыты с обстрелом кольчуг? Первое – кольчуга как таковая не защищает от стрелы. Точнее защищает, но только в комплекте с плотным тканевым поддоспешником – в Европе это был преимущественно гамбезон (акетон), стеганная куртка из 8-30 слоев. Без подобного материала, кольчуга пробивалась прямо таки негуманно, по опыту Расса Митчела 88 % попаданий пробили ее навылет. С другой стороны, комплекс защиты кольчуга плюс поддоспешник вполне успешно отбила около 80 % попаданий с 40 метров (при этом все стрелы застряли в поддоспешнике) и 69 % хитов с 20 метров. В принципе, здесь нет ничего удивительного – современная реконструкция греческого полотняного панциря из 20 слоев выдерживала попадание из лука с 7,5 м лука слабым натяжением в 12 кг, выстрел из более мощных образцов 30-35 кг гамбезон мог несколько смягчить, но владелец уже получил бы ранение. Обстрел вели луками натяжением 25-30 кг, что примерно соответствует эпохе высокого средневековья. Поздние образцы, вроде луков найденных на корабле «Мари Роуз» были, видимо, мощнее. По арбалетам нужен более глубокий анализ.
Т.е. результат зависит от угла попадания, навыка лучника и того места, куда попала стрела, поскольку ломаются заклепки в месте стыка. Дэвид Джонс в ходе тестирования выявил, что с расстояние в 9 метров выстрел из лука натяжением в 33 кг может быть безопасным, если защищаться кольчугой и поддоспешником в 24 слоя ткани. Это довольно много, скорее всего рыцари использовали более тонкие варианты в 8-14 слоев, поэтому лучше долго на дистанции в 9 метров от лучника не находиться.
Выводы
Если вдруг Вы решите, что неплохо бы взять Иерусалим, ну или зададитесь целью усмирить непокорных валлийцев, стоит знать несколько фактов о вашей броне. Кольчуга в целом была эффективным средством защиты, хотя и уязвимым без поддоспешника. Чтобы ее пробить, требовалось значительное усилие, недоступное большей части противников, однако, встречный удар на галопе или выстрел из лука в упор мог быть опасен. Вообще эта статья была запланирована как исследование защитных свойств брони XII-XVII века с анализом подвижности рыцарей в броне. Увы, я ограничен объемом конкурса, поэтому используем эту заметку как трейлер и если тема окажется популярной – сделаем продолжение.
#Azirsan
#Заметка
Броня крепка и рыцари наши быстры
В жизни каждого современного человека бывает момент, когда проснувшись утром, к нему приходит понимание, что сейчас XII век, нужно освобождать святую землю, и неплохо было бы валлийцев привести к покорности. Узнали, знакомо? Откуда возникает видный вопрос, а защитит ли в этом ответственном деле нас доспех? Вот эту тему мы и будем ковырять. Причем с двух точек зрения – аутентичных источников и современных тестов экспериментальной археологии. Поскольку заметка сделана под конкурс, то возможно возникнет множество вопросов, которые я не смогу затронуть, в силу формата – в квадратных скобках будут приводиться источники, если захотите углубиться в вопрос или можете эти цифры просто игнорировать.
Внешний вид воина показан на планшете 1, его основное корпусное снаряжение составляет хауберт, чулки и капюшон. Общий вес такого снаряжения составлял примерно 20-25 кг. Почему собственно основа его защитного вооружения – это кольчуга? Есть хорошая и плохая новость. Плохая новость в том, что Римская Империя наебнулась вместе с кучей технологией, которые воскресят, только в XIV-XV веках]. Посему железо в XII веке плохого качества и в месте включения шлака пробивается гвоздем, что для пластин критично. Хорошая новость в том, что кольцо в силу малого размера и замкнутой структуры эти недостатки компенсирует, поэтому 9 доспехов из 10 кольчужные.
Но что насчет защитных качеств? Начнем с аутентичных источников, существуют данные как свидетельствующие о том, что кольчуги неплохо пробивались, так и говорящие об их высоких защитных свойствах. Например, Альберт Аахенский хронист Первого крестового похода рассказывает как рыцаря Герарда прострелили вместе со щитом:
«Герард из Керизи, преследуя также неприятеля на прекрасном коне, завидел турка, остановившегося на вершине горы с уверенностью в собственные силы, и бросился отважно на него; но турок, пронзив стрелою его щит, поразил его между печенью и легкими и, опрокинув замертво на землю»
Гиральд Камбрийский со ссылкой на Уильяма де Браоза рассказывает занимательную историю о том, как валлийские лучники прострелили ногу одному из его солдат, пробив броню, седло и лошадь заодно. А перед этим эти славные ребята прострелили стрелами дубовые ворота толщиной в четыре пальца. Вообще эта история крайне любима английскими историками, как пример, непомерной мощи английского лука. Оспреевский историк востоковед Дэвид Николь со ссылкой на Абу Бакра Мухаммад б. аль-Валид ат-Тартуши приводит сведения о мусульманской диспозиции, в рамках которой рекомендуется ставить элитные части лучников (al-rumat al- mukhtarun) позади пеших копейщиков со щитами, поскольку их стрелы могут пробивать кольчуги. Есть примеры того, как кольчугу пробивали добрым ударом копья, например, Усама-Ибн-Мункыз, арабский полководец сражавшийся в XII веке, приводит такие случаи:
«В последних рядах войска был рыцарь на караковой лошади, похожей на верблюда. Он был в кольчуге и военных доспехах. Я боялся, как бы он не обнажил меч, повернув против меня, пока не увидел, что он пришпорил своего коня, и тот взмахнул хвостом. Я понял, что конь устал, я, бросившись на рыцаря, ударил его копьем. Оно пронзило его тело и высунулось спереди почти на локоть.
<…>
«Этот рыцарь приехал из Апамеи и хочет посмотреть на всадника, который ударил копьем рыцаря Филиппа. Франки очень удивляются этому удару, так как он в двух местах разорвал края кольчуги, а рыцарь все-таки остался жив».
Однако не меньше свидетельств о том, как кольчуга спасала своего носителя. Например, все тот же Усама рассказываетисторию о своем брате
«мой брат, как только вскочил в седло, сейчас же бросился один на франков. Они расступились перед ним, так что он оказался в середине войска, и его ударили копьем и сбросили с лошади, которую тоже ранили. Затем они перевернули копья и стали колотить его ими. На нем была прочная кольчуга, и копья не могли ничего с ней поделать»
В конце декабря крестоносцы разбили лагерь в 20 км от Священного города, однако идти на его штурм не торопились. Ричард прекрасно понимал, что у него нет ни осадных машин, ни достаточного количества людей для захвата города. А если даже с Божией помощью овладеть городом удасться, мусульманам не составит труда отбить его обратно. Именно поэтому король решил пойти дипломатическим путем. Он хотел заключить с Саладином крайне неожиданный союз - Ричард предложил султану выдать свою сестру Иоанну за его брата Аль-Адиля, чтобы в дальнейшем новобрачные стали совместно править Иерусалимом. Перспектива стать женой мусульманина повергла Иоанну в шок, и она наотрез отказалась выходить замуж за неверного. Да и в стане Саладина данный план вряд ли вызвал что-то, кроме саркастической усмешки. В общем, план Ричарда провалился, и армия крестоносцев отступила от стен Иерусалима в район Акры.
Вскоре Ричард получил известие из Англии, что его брат Иоанн готовит переворот и планирует сам взойти на престол, пока законный король воюет в Палестине. Ричард хотел немедленно отплыть в Англию и собрал совет баронов, дабы объявить свое решение. По его задумке, новым командующим армией должен был стать бывший иерусалимский король Ги де Лузиньян, однако данная кандидатура вызвала у знати решительные протесты, тем более, что ранее они избрали новым королем Иерусалима Конрада Монферратского. Ричарду ничего не оставалось, как подчиниться решению большинства и признать власть Конрада. Однако уже 28 апреля 1192 года Конрад был убит по дороге домой двумя ассасинами, одного из которых удалось задержать живым. Под пытками он дал показания, что заказчиком убийства был Ричард... Разумеется, король это отрицал, а доказательств словам ассасина не было, поэтому дальнейшего расследования дела не произошло.
Новым королем Иерусалима выбрали племянника французского и английского монархов Генриха Шампанского. Ги де Лузиньян же, заплатив Ричарду 40 тысяч дукатов, стал правителем Кипра, которые англичане захватили по дороге в Палестину. Пока происходили все эти события, Ричард передумал отплывать в Англию и решил совершить последнюю попытку захвата Иерусалима. Как и в прошлый раз, его войско встало в 20 км от Священного города и вновь не решилось на штурм. Точнее, рыцари то были готовы пойти на приступ стен хоть завтра, но Ричард, понимая, что, скорее всего, мероприятие окончится провалом, так и не решился отдать команду к штурму. Простояв месяц в бездействии, 4 июля крестоносцы вновь отступили в Акру, что крайне подорвало дух в войске.
В Акре Ричард получил известие о том, что армия Саладина осадила Яффу, чей гарнизон вскоре запросил капитуляции. Султан позволил всем христианам беспрепятственно покинуть город, при чем забрав с собой все свои пожитки. Когда мусульманские воины увидели, как на их глазах выносятся все богатства города, они набросились на христиан и устроили резню. Саладин пришел в ярость от того, что его приказа ослушались, и устроил расправу над своими же воинам, напавшими на христиан, несмотря на его запрет. После этого жители спокойно покинули город. Тем не мене, Яффа была теперь под контролем мусульман, и Ричард выдвинулся на ее освобождение. Основное войско двинулось по суше, а сам Ричард с небольшим отрядом поплыл на галерах.
Читающие мои материалы о войнах XVI–XVII веков много раз встречали одно и то же, особенно когда речь шла об османах. Вот какой-нибудь Родос 1522 года — оборона на фоне недавнего кровавого похода Сулеймана Великолепного на Белград. Вот осада Вены, по дороге на которую османы вырезают сдавшийся Перхтольдсдорф. И так далее: что в Кёсиге, что в Сигетваре, что в каком-нибудь форте святого Эльма мы наблюдаем, скажем так...
...несколько вынужденный героизм защитников. Потому как все они прекрасно понимают: сдаваться туркам в плен всё равно нет ни-ка-ко-го смысла. Просто вот никакого. Всё равно умрёшь, причём наверняка мучительным и унизительным образом.
И если вы думаете, что такой эффект возможен лишь при долгой истории, хм, отношений — то нет. Репутацию людей, которым нет смысла сдаваться, можно обрести очень быстро: как это удалось испанцам по итогам похода Фадрике Альвареса де Толедо в конце 1572 года. Мехелен, Зютфен и Наарден сдались, но вырезаны — мятежные голландцы немедленно получают сигнал "надо биться до последнего, сдаваться толку ноль". В итоге Харлем стоит испанцам огромной крови, как и многие моменты позднее — об "Испанской ярости" никто в Европе не поторопится забывать.
Сдача в плен должна быть для вражеского солдата выходом. Явным способом спасти жизнь, причём сколь-нибудь приемлемой для здоровья и достоинства ценой. Именно тогда, собственно, вам будут сдаваться в плен — что сбережёт жизни ваших солдат и ваши ресурсы. Ибо сражаться придётся меньше.
А в идеальной ситуации вообще всё должно дойти до анекдота из 90-х: "сдамся в плен и заживу по-человечески". Чтобы оружие бросали уже даже не из страха за жизнь, а просто от военных тягот и лишений.
Это вообще не вопрос гуманизма к врагу. Это вопрос "добиться целей кампании, потеряв поменьше". Да, конечно — воевать по принципу "в плен не берём" очень пафосно. Кровь богу крови, черепа к трону черепов, вааагх. Беда в том, что история примерно 100500 раз показала: первый и основной результат такого подхода — крайнее упорство вашего противника в бою. Да и второй, как правило — стратегическое сплочение врагов, ага. Ведь истории о жестокости ну ооочень хороши для пропаганды. Зачем вам делать из врагов мучеников?
Это прекрасно понимали даже 1000 лет назад. Не всегда могли реализовать по разным причинам, однако понимали. Полагаю, в иные эпохи и в других регионах принцип работал примерно тот же.
И он никогда не изменится.
#Blas_Ruiz
#заметка
Говоря о рок-группах, нельзя не упомянуть метал-группу «Sabaton», которая известна тем, что пишет композиции на историческую тематику. В 2012 г. вышел ее альбом „Carolus Rex“, на шведском и английском языках, с песнями, посвященными военным свершениям Густава Адольфа и Карла XII.
Скажу, что считаю. Сабатон очень вряд ли националисты сами по себе. Но они мастера маркетинга, в особенности приёма «Мы не занимаем ничью позицию, мы просто рассказываем историю». Если посмотреть на текст песен альбома, то там можно увидеть явную антивоенную позицию. С другой стороны, мне кажется глупым считать, что Сабатон не понимают, что их песни найдут отклик у правого сообщества. Особенно после их клипа к песне „The Royal Guard“, где они в образе шведских драбантов режут исламских янычар. Мне кажется, некоторое заигрывание с правой аудиторией тут есть. Но как бизнес, а не как политическая позиция.
Вот такой сложный путь проделал образ Карла XII. Кое-что постоянное у него было всегда: никто не сомневался в том, что это был человек выдающихся моральных качеств и действительно блестящий полководец. Но вот то, за что он сражался и насколько его старания стоили того, всегда было предметом споров. Сейчас в Швеции не столько не любят Карла XII, сколько стыдятся, символом чего он стал. Когда это такой яркий символ правого движения, использование его в любом другом контексте становится сразу очень противоречивым.
Как я сказал, я не собираюсь давать здесь свое личное мнение по поводу Карла XII. Но под конец я бы оставил здесь цитату Стриндберга насчет обожания Карла, распространившегося в его время.
«То, что некоторые нации чтят своих заслуженных деятелей, содействовавших собиранию земель или благосостоянию родины, это, конечно, прекрасно; но обожествлять губителя страны могут позволить себе только сумасшедшие или люди, находящие в этом особый интерес.»
#заметка
#рогов
Стихотворение это известно на всю Швецию, цитируется до сих пор и, в общем, до сих пор плотно ассоциируется с наследием Карла и каролинской эры.
В Швеции тем временем происходили разные важные изменения. Новый король постепенно становился все консервативнее и консервативнее и предпочитал решать все вопросы в одиночку, а не с парламентом или государственным советом. В общем и целом, первая половина XIX века в Швеции отмечена усиленной борьбой между либералами и консерваторами. И в пылу этой борьбы Карл XII предстает перед нами как… идеал либерализма.
Это кажется абсолютно абсурдным – ведь Карл XII является наименее ограниченным из всех шведских монархов, апофеозом шведского абсолютизма. Но все становится понятнее, если посмотреть на то, какую нишу в шведском представлении о мире занимает Россия. Союз Карла Юхана с Россией в 1812 г. выглядел неприятно. О его попытках править самостоятельно говорили, что он пытается «принести Россию в Швецию», а Крымская война 1853-1855 и польское восстание 1863 г. (во время которого много поляков бежало в Швецию) окончательно испортили мнение о восточном соседе. Россия была символом жестокости, автократии и деспотизма. А значит, главным идеалом свобод должен быть ее главный враг, человек, посвятивший жизнь борьбе с ней, защитник всех гражданских вольностей шведов – король Карл XII собственной персоной! Он наложился на идеалы национализма и либерализма одновременно, представляя собой «самого шведского из всех шведов». Особенно либералам нравилось то, как он отдавал предпочтение простоте, благочестию и морали. В эпоху барокко, запомнившуюся как эпоха пышных балов, роскошных дворцов и лживых придворных интриг, Карл XII был простым и честным человеком, движимым своими нормами морали, одетым в простой солдатский кафтан.
И если в 1840-ые и 50-ые новое обожание Карла было «оппозиционным», направленным против про-русских позиций короля, то в 1860-ые оно свою оппозиционность потеряло. Союз с Россией давно распался, Карл Юхан давно умер, в 1866 г. Швеция получила двухпалатный парламент и правительство полностью приняло националистско-либеральную идеологию. Карл XII снова стал не оппозиционным, но государственным символом, а пик восхищения им был в 1868 г., когда был открыт знаменитый памятник Карлу XII в Стокгольме. Деньги на него собирала газета Афтонбладет, до сих пор главная либеральная газета Швеции. Во время открытия статуи в школы Швеции поступил также и новый учебник истории, в котором содержалось как стихотворение Тегнера, так и детальное описание битвы под Нарвой - и то, и то представлялось необходимым элементом правильного патриотического воспитания.
Несмотря на публичное обожание Карла XII, в научной среде его оценка была не столь однозначной. Еще в 1850-х вышла историческая работа писателя Андерса Фрюкселля. Фрюкселль критиковал Карла, говоря, что его действия измотали и разорили страну. Но главной исторической работой той эпохи стали два тома историка Фредерика Фердинанда Карлсона «История Швеции при королях Пфальцского дома» (это Карлы X, XI и XII). Там он говорит о стратегии Карла XII как об ошибке и критикует короля за политическую недальновидность и страсть к приключениям. Интересные метаморфозы происходят и в литературе. Вернер фон Гейдельстам написал цикл рассказов «Каролинеры» (так называли шведских солдат каролинской эпохи). В них фокус перемещается с короля на простых солдат этого времени и рассказывается об их жизнях и трудностях. Эти рассказы до сих пор определяют публичное представление каролинской эры. Гейдельствам восхищается личными качествами короля, но признает разрушения, которые он принес государству; однако для него в этих горестях и разрушениях есть некая высшая цель - народ сквозь страдания, следуя за великим лидером, может творить великие вещи. Для Гейдельстама Карл и его эпоха – это с одной стороны трагедия, а с другой – вершина величия шведского народа.
Но у монголов нет обоза. Нет пехоты. Артиллерия лёгкая, разборная, сделанная по лучшей на тот момент в мире китайской технологии. Монгольское войско движется со скоростью лошади, с небольшими перерывами на тебенёвку. Так что на дорогу от Рязани до Владимира у Бату ушло меньше двух месяцев. Коломна и Москва были взяты настолько быстро, что даже не успели отправить гонцов; и явление туменов под Золотыми воротами оказалось для гарнизона полной неожиданностью. Владимир продержался несколько дней и рухнул, как та Ниневия: вдребезги, в мелкое кровавое крошево. Город спасло от судьбы Рязани только то, что потери у монголов были внезапно меньше, и это удержало их от того, чтоб в ярости снести Владимир с лица земли целиком.
Во Владимире (или даже по пути к нему) Бату наконец-то достаются в достаточном количестве учёные пленники и карты. Субэдэй и до этого предлагал ему разделить силы - было уже очевидно, что русские города можно брать и несколькими туменами. Но до сих пор Бату всё-таки нервничает. Он всё ещё ожидает, что русские объединятся, и против него выступит совместное войско северных городов. А поражения он себе не может позволить буквально ни одного - пока что большая часть войска всё ещё смотрит на него с недоверием.
После Владимира становится очевидно, что генерального сражения просто не будет; а авторитет командующего после нескольких блестящих побед сильно возрос. И Бату, пусть и поколебавшись, принимает решение. Армия разделена. Бурундай, один из лучших темников, старый опытный волчара - немногим младше Субэдэя - отправляется на охоту за князем Юрием, засевшим в Ярославле с теми невеликими союзными силами, что ему удалось собрать. Владимир надо добить до конца, а пока жив и деятелен князь, живо и княжество. Байдар-хан, ещё один чингизид, идёт на Стародуб и Кострому; его задача - закончить подчинение волжской долины. И, наконец, Гуюк, сын Угэдэя. Его задача - взять богатый и мощный Переяславль.
Гуюк - сын Великого Хана и вероятный наследник его власти. И с самого начала - самый проблемный чингизид в войске. Он ненавидит Бату за то, что тот руководит походом, которым, конечно же, должен был командовать он. Он напрямую высказывает всё то же самое, навязшее в зубах, сомнение в чистоте крови дома Джучи. Он - потенциальный источник больших неприятностей. Доверив ему собственное войско и поручив ответственное дело, сулящее большую добычу, Бату надеется загладить конфликт. Забегая вперёд - ничего из этой идеи не выйдет. Гуюк готов видеть во всех инициативах Бату только плохое; он скорее оскорбляется тому, что его отослали от основных сил, и видит в этом внезапно унижение своего ханского достоинства. Среди доверенных ему бойцов он начнёт самыми разными способами распространять дурные слухи о Бату и пытаться всячески привлечь их на свою сторону - против собственного верховного полководца.
А Бату и Субэдэй, совершив положенные возлияния духам и взяв с собой гвардию-кешик и основные силы армии, идут на запад. К Дмитрову, Ламскому Волоку и Твери, чтобы затем свернуть на Торжок. Но истинная цель их лежит дальше, и эта цель - Господин Великий Новгород, последняя и древнейшая из столиц русского севера. От пленников Бату наслышан и о богатстве Новгорода, и о его независимости; взять этот город - это поставить великолепную точку в первом этапе кампании. Этого он никому не доверит. Это он сделает сам. Его пока что не смущает даже то, что заканчивается зима, и путь обещает стать гораздо менее удобным; он считает, что теперь ему уже торопиться совершенно некуда, и в сущности он прав. Но дело обернётся совершенно неожиданной стороной...
#Daurug
#заметка
Хан Батый. Часть вторая: "Они пришли, как лавина..."
Все, что мы о ней знаем - что она была шаманкой.
И, судя по всему, шаманкой незаурядной, возможно, одной из главных шаманов войска. В доме Чингиза была принята определенная веротерпимость, узаконенная и в Чингизовой Ясе; младший брат Бату, хан Берке, был мусульманином, сын Бату, Сартак, с детства увлекся христианством; но сам Бату до самой смерти оставался приверженцем классического монгольского анимизма, так называемого тенгрианства. Естественно, без шаманов, толкователей и проводников воли духов и предков, он в путь бы не пустился.
Первое посольство к правителям земли, назначенной целью похода - очень важное дело. Значит, Бату глубоко доверял этой женщине, а она была готова рискнуть ради его дела своей жизнью - ещё со времён Калки было известно, что русские имеют неприятное обыкновение убивать послов. Но по Чингизову закону начинать войну без посольства было категорически запрещено; войну надо было объявить, и для этого нужно было, чтоб противники выказали непокорность воле хана и Великого Неба. И шаманка, имени которой мы так и не знаем, предстала перед князем Рязани, первого русского города на пути Бату, и рязанскими боярами, и с ней пришли и встали у нее за плечами двое избранных воинов из кешика, священной и почётной ханской гвардии.
За спиной войска остался невероятный маршрут от самого Высокого Каракорума в сердце монгольских степей; провести такую массу людей и лошадей настолько далеко было настоящим логистическим подвигом. За спиной осталась стремительно покорённая и разгромленная до углей Волжская Булгария, остались приведенные к покорности и согласию половецкие, башкирские и аланские племена. Всё это задержало тумены неожиданно ненадолго; поход был объявлен в 1235, а теперь у дверей стояла осень 1237 года, и кое-кто в монгольском войске даже имел представление о том, что именно столько лет назад родился Христос.
Так или иначе, что же наша шаманка-посол предлагает рязанскому князю? А то же самое, что и всем остальным. Требования к покоряемым народам так же кодифицированы в Ясе, как и все остальное. Бату предлагает князю склониться перед ханом и признать его вселенскую власть; и в знак этого передать ему, как наместнику и вершителю ханской воли, десятую часть доходов княжества, десятую часть людей - ремесленников, воинов и прислуги, десятую часть от скота и десятую часть от коней каждой масти. Кроме того, князья должны были со своими дружинами присоединиться к походу или по крайней мере предоставить проводников.
Требования суровые, но не чрезмерные. Княжество могло выполнить их - и выжить. Но рязанцы решают иначе. Трудно сказать, что тут подействовало сильнее: недооценка сил Бату? гордость? вера? надежда на помощь других земель? Подозреваю, что сама фигура посланницы сыграла здесь негативную роль. Это Бату мог считать, что оказал Рязани честь, посылая настолько доверенного человека; а для рязанского князя "баба-чародейка" в качестве посла выглядела едва ли не оскорбительно.
Так или иначе, ответ рязанцев всем известен: "Когда мы умрём, тогда и всё ваше будет".
Что тут скажешь? Так и вышло.
Я подозреваю, что они это зря. Когда в революцию по определению убыточные, но великолепные производства короны стали рушиться, Лион выжил благодаря заказам Екатерины. Севр, находившийся в страшных долгах и имевший на складах изделий на 1.110.000 ливров, которые никто не желал покупать, распродал все что мог, включая огромные запасы нерасписанных заготовок (то-то потом весь 19 век массово всплывали подделки...), попал под лапу Наполеона, прекратил производство мягкого фарфора и перешел на твердый. Неповторимые глазури ушли в прошлое вместе с величием и славой Севра. Правда, 18 век Севра остался в веках и так там и останется, музеям бытовая малопригодность фарфора до лампады.
В общем, все кончилось хорошо.
Вещи Севра, кроме того, что они через один шедевры, часто имеют интересную историю. Если их покупали, то, как вы понимаете, люди не простые. Если их дарили, то тем более. Конкретно та ваза-ароматница, из-за которой я все это пишу, поступила в Эрмитаж в 1925 г., до этого была в ГМФ, а еще до этого — в собрании Юсуповых в Петербурге. Выполнена она в 1756 г. Как мы помним, с формами у французов было на десять из пяти. В 1754 г. они изобрели вазовую форму cuvette a masque, чаша с масками, которую к 1756 г. усовершенствовали, создав pot-pourri "gondole", каковую и имеет вышеприведенная ваза. В 19 в. модель зарегистрировали официально, почему-то под названием «ваза «луковичная гряда». Как сильно изменила французов революция, однако.
Известно несколько экземпляров данной вазы, в двух формах: с отделяемой подставкой (Метрополитен) и неотделяемой подставкой (музей искусств в Филадельфии, коллекция Уоллес в Лондоне, Королевская коллекция в Лондоне). Все с зеленым фоном, кроме вазы Королевской коллекции — там фон розовый. Наша ваза — пятая. Подставка у нее если была, то отделялась. Людовик XV подарил эту ароматницу принцессе Иоганне-Елизавете Ангальт-Цербстской, и 26 января 1758 г. ваза отправилась в Цербст.
Как попала ароматница далее к Юсуповым, точно неизвестно. Высказывалось предположение, что после смерти Иоганны-Елизаветы в 1760 г. ваза досталась Екатерине в наследство, но тогда непонятно, при чем тут Юсуповы. Более вероятно, что в 1793 г. , когда умер брат Екатерины Фридрих-Август, на котором прервалась цербстская линия, ароматницу при разделе Цербста купил Юсупов.
Но это еще не все. «Эрмитажный экземпляр вазы имеет отличительную особенность: снизу на дне синей краской исполнена роспись, скрывающая производственную трещину: пальма и травы в окружении широкой орнаментальной полосы cailloute».
То есть Иоганне-Елизавете, с дипломатической точки зрения мелкой пташке, французский король подарил вещь, конечно, севрскую, но с откровенным брачком. Что много говорит о французском короле, дипломатии и Иоганне Елизавете.
#заметка
#anna_y
Это был "поход юных". Самому Бату, судя по всему, не было ещё и двадцати пяти. Его соратники были так же молоды. На войну отправился Гуюк, сын самого Угэдэя; он в будущем станет злейшим врагом Бату и, взойдя на престол Великого Хана, чуть не обрушит империю в междоусобную войну. В дальний путь собрался Мункэ, сын младшего отпрыска Чингиза, Толуя. Он тоже станет потом Великим Ханом, одним из самых удачных за историю империи; это он будет принимать у себя папского посла Рубрука и установит первым нормальные договорные отношения с Западом. В общем, многим и многим эта война обеспечит блестящее будущее.
Мозгом похода и, судя по всему, действующим верховным стратегом войска стал Субэдэй-багатур. Удивительная фигура, между прочим. Старый, толстый, мудрый Субэдэй был одним из лучших полководцев в империи вообще, начинал ещё в те дни, когда Чингиз со скрипом объединял Монголию; потом он приключался на западе во время разведывательного похода Двух Безумных Туменов. Двадцать тысяч человек во главе с Субэдэем и куда более долбанутым его другом и товарищем по имени Чжэбэ прошли кавказскими перевалами, устроили погром в половецких степях, наткнулись на русских князей и как-то случайно разбили их наголову в битве на Калке. После чего вернулись домой и рассказали Чингизу, что земля-то там велика и обильна, но вот с порядком там куда сложнее, и завоевать всё это будет можно, нужно и интересно. То есть весь этот нынешний поход стал возможным именно благодаря Субэдэю. Сам ли он вызвался над ним шефствовать или Угэдэй-хан решил, что инициатива наказуема - история умалчивает.
Так или иначе, с Субэдэем Бату очень повезло. Эти двое станут ближайшими друзьями и партнёрами, Субэдэй будет учить Бату стратегии и тактике, опекать его и успокаивать ему нервы в сложных ситуациях, давать осторожные и ненавязчивые советы, в общем - станет его правой и левой рукой и запасной головой по совместительству. Чем-то этот болезненно гордый и неожиданно умный юноша Субэдэю очень приглянулся, и он принял твердое решение связать свою жизнь с его судьбой и историей.
И вот Бату, ещё совершенно не свыкшийся с ролью военачальника, отдаёт приказ; и когда начинается лето, громада великого войска приходит в движение. Через степи Средней Азии, мимо обугленных руин хорезмских городов; минуя почти безлюдные ещё пространства, которым потом суждено будет стать Казахстаном; вдоль каспийского берега. Кости брошены; Бату идёт навстречу сам себе.
#Daurug
#заметка
БАТУ-ХАН: попытка биографии. Часть первая. Тяжёлое наследство и сложные щи.
Хан Бату - царь Батый русских летописей - для изучения очень непрост.
Один и тот же человек въехал в историю как величайший разрушитель, в одну цену со своим яростным дедом, и как один из самых впечатляющих творцов системы. Само это прозвище, которым чингизида Бату наградили посмертно, очень о многом говорит. Если пытаться перевести это с имперского монгольского, то получится "справедливый", "праведный" - или даже скорее "правильный" хан - как бы "живущий по верным понятиям". И ведь они воспринимали это очень серьёзно. Авторитет этого человека был таков, что через годы и годы после его смерти на его установления ссылались, как на финальный довод в любом споре. Когда Калита пытался выжать из новгородцев дополнительную дань, отобрать у них "закамское серебро", стоило только новгородским послам сказать в Сарае "А при царе Батые не так было заповедано!" - и ордынские власти тут же встали на их сторону против своего московского любимца.
И при этом всём - звенящее ничто на месте материальной памяти. Нет монументов. Нет торжественной усыпальницы с хвалебными надписями. Нет даже кодифицированного текста его законов. Но осталась огромная память, отражённая в первую очередь вот в этом почтительном титуле.
А ведь начиналось всё совсем не так удачно, и когда Бату, совсем ещё щенок, только начинал свой долгий путь, могло бы показаться, что шансов добиться чего-то у него ой как мало, а больше всего вероятно, что он сложит голову под ближайшим кустом.
Как сложил свою голову его отец, Джучи-хан, старший сын Чингиза.
Чингиза ли? Этого человека с самого детства преследовали ужасные и обидные подозрения. Боортэ, возлюбленная супруга Тэмучжина, во время войн за объединение Монголии попала в плен к враждебному племени, и восемь месяцев была наложницей тамошнего князя. Был ли Джучи сыном Чингиза, зачатым аккурат перед пленением его матери - или сыном истребленного со всем своим народом вожака, родившимся немного прежде срока? Сам Тэмучжин тоже мучился сомнениями, и то осыпал старшего сына милостями, то отдалял от себя. Мягко говоря, нездоровая атмосфера, и Джучи вырос человеком нервным и не очень надёжно сцепленным с реальностью. Он то и дело кидался в разные авантюры, первым вызвался в поход за пределы Монголии, регулярно пускался в крайне рискованные охоты - как будто пытался доказать всему миру, что он на самом деле самый настоящий Чингизид.
На одной из таких вот буйных облав в степи он и погиб. Упал с коня и сломал шею - уйдя из мира первым из Чингизовых сыновей, раньше даже самого Чингиза.
Есть довольно распространённое мнение, что погиб он не сам собою. И у этой теории есть определенные основания: братья Джучи не любили. Его главным врагом был второй по старшинству сын, Чжагатай - понятно, почему; если считать, что Джучи не сын Чингиза, то старшинство в роду должно бы принадлежать Чжагатаю! Братья ссорились и бешено ругались все время, однажды устроили безобразную сцену с дракой прямо во время государственного совета - и удолбавшийся об них обоих Чингиз по итогам объявил своим наследником третьего сына, добродушного и надёжного Угэдэя. Отлично, теперь оба старших ещё и начали меряться, кто из них больше виноват в потере ими обоими верховного достоинства - ненависть только окрепла. Эта рознь продлится веками, если что; Золотая Орда Джучидов и Чжагатайский Улус так и будут смотреть друг на друга волками, до самых чёрных дней Тамерлана. Но так или иначе, подозрения в смерти отца Бату пали на Чжагатая сразу же, хоть никто ничего так и не смог доказать.
🍻Как алкоголь влияет на историю, а история на алкоголь и судьбы?🍻
Ответ на этот вопрос и многие другие вы найдете в моём авторском канале – Музейный алкоголик.
Пишу я уже 10 лет, поэтому мой канал для вас если:
🍺 Вы любите много читать – исторические лонгриды.
🍺 Вы не любите много читать – элегантные фотографии.
🍺 Вы любите хорошо провести время – узнайте, как это делали раньше.
Подписывайтесь, чтобы узнать
🍷Партия двух гениев: или как Булгаков и Маяковский играли в бильярд?
🍷Пир перед Чумой: как отмечали Новый 1917 год?
🍷Почему в Российской Империи не было единого флага?
Присоединяйтесь к каналу Музейный алкоголик, это уже бренд.
Как генерал с пацифистами поладил
Протестантская секта Менно Симонса (1496–1561) запретила своим членам любую военную службу и ношение оружия. Когда в Европе спал накал религиозного фанатизма, меннониты превратились из гонимых еретиков в ценный человеческий капитал. Они умели возделывать землю чрезвычайно эффективно. Ради хлеба и налогов, которые они приносили государствам, те могли мириться с их отказом от рекрутской повинности и даже приглашать их к себе. Генерал Эдуард Иванович Тотлебен написал в официальной записке о них: “Достаточно припомнить, каким замечательным благосостоянием пользовались менонитские поселения в Мариенвердерской низменности в устьях Вислы, обращенной ими из бесплодного пространства в цветущую местность; а между тем с подчинением их рекрутской повинности, эти образцовые и зажиточные хозяева королевства не остановились перед решением покинуть Пруссию и основать себе новое отечество в степях южной России. (...) Обратив в Новороссийском крае голые степи в цветущие колонии, они нисколько не задумываются покинуть с трудом добытое благосостояние и переселиться в совершенно неведомый для них край Америку, раз как затронуто в них опасение за свободное исповедание менонитского религиозного учения”.
Тотлебен познакомился с меннонитами, когда руководил обороной Севастополя. Они населяли земли недалеко от Крыма, куда их пригласила Екатерина II в конце XVIII века. Во время Крымской войны им было приказано поставлять армии провизию, перевозить солдат и предметы снабжения на телегах, чинить дороги и мосты, ухаживать за ранеными, которых привозили в колонии. Их добросовестное исполнение долга было отмечено монументом, который поставили в колонии Молочной по приказу Александра II. На монументе написали по-немецки: “...ни один из них не взял в руки оружие, поскольку они соблюдали клятву своих предков о непротивлении, но тем не менее они доказали, что непротивление (Wehr-losigkeit) и непатриотизм (Vaterlands-losigkeit) – это совершенно разные вещи”.
Хотя скорее их можно было назвать не патриотами, а верноподданными. Они были искренне преданы царям, но мало интересовались Россией за пределами своего замкнутого мирка. В 1866 году школьная инспекция выяснила, что меньше половины учителей в колониях понимают по-русски. Вышел указ, который обязал учителей преподавать на русском по одному часу в день. Но сначала они сами должны были выучить язык…
В начале 1870-х годов шла подготовка к замене рекрутских наборов всеобщей воинской повинностью. Меннониты услышали об этом и заволновались. Подтвердит ли царь Привилегиум (документ, освобождавший их от военной службы), который подписал его дед Павел I в 1800 году? В Петербург отправилась делегация старейшин во главе с Леонардом Зюдерманном и Герхардом Дейком. Ее принял великий князь Константин Николаевич, председатель Государственного совета. Конструктивного диалога не получилось. Старейшины говорили только по-немецки. Константин рассердился и сказал, что грех жить в России 70 лет и не выучить русский. Они стали обещать исправить это, но он ответил: “Поздно!” Делегаты, со своей стороны, не желали идти на компромисс. Когда Константин заговорил о возможностях альтернативной службы (того, чем община уже занималась в Крымскую войну), они отреагировали на это полным отсутствием интереса. Переговоры закончились без гарантий, что меннонитам предложат такую службу.
Через три дня эта троица остановилась в городке Гинана, где их вскоре разоблачили. Слуга Ричарда, отправившийся на местный рынок, чтобы купить еды, расплатился за нее золотыми безантами, привезенными из Палестины и которых никогда прежде не видели местные жителями, чем вызвал огромный интерес окружающих к своей особе. Он срочно вернулся к Ричарду и сказал тому, что нужно валить, однако у короля случился приступ болезни похожей на цингу и он не мог встать с кровати. Компания решила остаться в городе еще на три дня, однако когда слуга вновь отправился на рынок за едой, его немедленно задержала городская стража и заставила выдать местонахождение его спутников. Короля Ричарда схватили и бросили в темницу замка Дюрнштайн, а в последствии передали в плен императору Священной Римской империи Генриху, который поместил его в замок Трифельс.
Император устроил суд над Ричардом где, обвинил его в захвате Кипра, в попытке свержения сицилийского короля, в организации убийства иерусалимского короля Конрада Монферратского и даже в покушение на жизнь Филиппа II. По вынесеному вердикту английский монарх должен был оставаться под стражей до тех пор, пока за него не будет выплачен выкуп в 150 000 марок. Так как захвативший трон Иоанн был совершенно не заинтересован в возвращении своего брата, основную деятельность по освобождению Ричарда из плена развила его мать, Алиенора Аквитанская. Она написала гневное письмо Папе римскому, в котором обвиняла его в пассивности и нежелании вытащить из заточения героя крестового похода. Папа Целестин внял ее словам и в наказание отлучил от церкви австрийского герцога Леопольда заварившего всю эту кашу. Также Алиенора пристально следила за сбором нового налога, наложенного на население для выкупа короля. Когда стало понятно, что 150 000 марок собрать быстро не удасться, Алиеонора сумела договориться с Генрихом, что выплатит лишь часть выкупа, но передаст императору 200 человек в качестве заложников, пока не соберет оставшиеся деньги. Генрих согласился, и 2 февраля 1194 года Ричард вышел на свободу. Когда французский король Филипп II получил известие об освобождении Ричарда, он отправил Иоанну письмо со словами «Будь осторожен. Дьявол на свободе».
13 марта 1194 года Ричард, наконец-то, вернулся в Англию. Народ, наслышанный о его приключениях, встретил короля с восторгом, а большая часть знати подтвердила ему свою верность. Иоанн со своим сторонниками все же оказал сопротивление и попытался удержать трон, но был быстро разбит королевской армией и был вынужден просить прощение за свою дерзость. Ричард простил брата и, к удивлению окружающих, даже признал его своим законным наследником.
Перевороты бывают разные
Можно свергнуть монарха, вычистить всех противников из правительства, чтобы через год быть свергнутым уже этими самыми противниками, а страна в результате сорок лет будет кататься на карусели из гражданских войн и интервенций.
Можно организовать заговор и убить правителя-самозванца, чтобы столкнуться со следующими самозванцами, растерять весь контроль над страной, быть схваченным ближайшими помощниками и отправленным в плен за границу и все это за четыре года.
И можно, наконец, бросить армию, с которой отправился завоёвывать далёкую страну, приехать в столицу, произносить зажигательные речи, разогнать правительство и парламент к чертям собачьим, возглавить страну и править ещё лет пятнадцать, пользуясь бешеной популярностью и начиная одну за другой военные кампании. Последние, впрочем будут проиграны, но до этого ещё надо дожить пятнадцать лет.
Переворот 18 брюмера, убравший Директорию, вызрел в головах членов (простите за дурной каламбур) этой самой Директории. Никому из революционных властей до этого не удавалось продержаться столько времени, и все же власть ее была очень непрочной. Слева ей угрожали неоякобинцы, справа - роялисты. Политика правительства получила название "качели": если оно боролось с правыми, то опиралось на левых и наоборот. Довольно часто за 1795-99 проводились выборы, постоянно изменявшие баланс сил. Один раз пришлось разогнать парламент. Консервативные республиканцы, стоявшие у власти, никак не могли обеспечить стабильность из-за постоянной политической борьбы.
Оставался лишь один инструмент, на который Директория могла опереться для реализации своих целей - армия. Один из директоров, аббат Сийес, будто бы тогда произнес фразу, что "нужна шпага". Благо известных генералов, способных повести за собой людей, хватало. Однако в выборе нужной шпаги Сийес проявил изрядную привередливость. Кто-то для него был слишком левым, другой слишком правым. Генерал Моро отказался сам. Одно время делали ставку на молодого Бартелеми Жубера, но тот, выехав в Италию, чтобы набрать популярности, но в битве при Нови схлопотал пулю и опять пришлось искать новую кандидатуру.
Оставался генерал Бонапарт, который в то время находился в Египте, и которого не ждали раньше весны. Как вдруг тот объявился в Париже как чертик из табакерки. Генерал Моро, после Жубера возглавлявший французские войска в Италии, сказал Сийесу, что этот человек совершит переворот гораздо лучше, чем он сам. Публика встретила генерала с большим энтузиазмом, и его брат Лючьен Бонапарт был избран председателем Совета пятисот.
Тем временем 10 брюмера на квартире Люсьена Наполеон встретился с Сийесом и, видимо тогда составился план действий. На сторону заговорщиков привлекли второго директора, третьего и самого опасного - Барраса - планировалось путем подкупа вывести из игры. Двое оставшихся - Гойе и Мулен - в отсутствии кворума уже не могли принимать никаких решений. Далее планировалось заставить законодательные органы - Совет Старейшин и Совет Пятисот - назначить послушную комиссию, которая подготовила бы новую конституцию.
Средства для переворота предоставили банкиры Клод Перье и Жан-Фредерик Перрино. Наконец, в заговоре участвовал министр иностранных дел и великолепный мерзавец Шарль-Морис Талейран, который и должен был подкупить Барраса.
Евгений Тарле писал о подготовке переворота "...им (кроме Талейрана) казалось, что этот блистательный вояка и рубака, к тридцати годам одержавший столько побед, взявший столько крепостей, затмивший всех генералов, в делах гражданских не очень-то много смыслит, и можно будет не без успеха им руководить. Вплоть до развязки во все эти дни собеседники и помощники Бонапарта воображали себе кого-то другого, а вовсе не его....Будущие рабы считали своего будущего властелина случайным удобным орудием. Они даже не скрывали своего отношения к нему. Он-то ведь знал, что истекают последние дни, когда люди ещё могут говорить с ним как равные с равным, и он знал, как важно, чтобы они сами об этом ещё не подозревали"
#заметка
#Рыжок
Похожая история произошла в битве при Бувине (1214 г.) с королем Франции Филиппом II Августом, его сбили с лошади и пытались проковыряться через доспехи к тельцу, пока царственную особу не отбили собственные рыцари. Один английский рыцарь, защищая замок от валлийцев, пошел на вылазку, был сбит с коня и пока он с отборным матом пытался, встать горцы усиленно его били острыми предметами. Результата также никакого, ну кроме того, что валлийцы знатно пересрали, когда рыцарь таки встал и дали деру. Анна Комнина рассказывает, как Византийский Император рекомендовал стрелять по лошадям рыцарей, ибо против кольчуг стрелы бесполезны:
«Император щедро снабжал воинов стрелами и приказывал не жалеть их, но метать не в кельтов, а в их коней. Ведь император знал, что из-за своих панцирей и кольчуг кельты почти неуязвимы, а попусту расходовать стрелы Алексей считал совершенно бессмысленным.
Кельтские доспехи представляют собой железную кольчугу, сплетенную из вдетых друг в друга колец, и железный панцирь из такого хорошего железа, что оно отражает стрелы и надежно защищает тело воина»
Баха ад-Дин приводит несколько свидетельств того, как крестоносцы были утыканы стрелами, но те не причинили им никакого вреда:
«Один из мусульман, преодолевших траншеи, сообщил, что видел некоего человека, франка огромного роста, который в одиночестве стоял на вершине укрепления, и при этом собственными силами удерживал мусульман на большом расстоянии; его товарищи, слева и справа от него, передавали ему камни, которые он обрушивал на наших воинов, когда те приближались к укреплению. «В этого человека, — говорил очевидец, — попало более пятидесяти стрел и камней, но ничто не отвлекло его внимания от его действий. Он продолжал сражаться и отгонять наступающих до тех пор, пока не сгорел заживо от бутыли с нефтью, брошенной в него нашими пиротехниками»
<…>
Я видел некоторых (из франкских воинов) с торчащими из них от одной до десяти стрел, но, несмотря на это, они продолжали наступать обычным темпом, не покидая рядов»
Жан де Жуанвиль рассказывает как он использовал гамбезон (стеганная одежда) в качестве щита и был ранен 5 раз, судя по всему несерьезно:
«Мне подвернулся стеганый гамбезон, ранее принадлежавший некоему сарацину, и я вывернул его порванной стороной к себе и сделал из него щит, оказавший мне большую услугу; так что я был ранен стрелами только в пяти местах, а мой конь — в пятнадцати»
Примеров можно привести еще много, но примерно ясно, что ничего не ясно – в одном случае стрелы пробивают щиты, панцири и самого носителя (пример, приводимый Альбертом Аахенским не единственный), в других ситуациях рыцарей режут, обстреливают и бьют по кольчуге, но эффект нулевой. Обратимся к современным реконструкциям, Алан Уильямс определил величины энергии, требуемые для пробития кольчуг. Итак, для того, чтобы пробить кольчугу копьем нам нужно около 140 Дж. Много это или мало? Сейчас разберемся - обратимся к другому исследованию конгломерата авторов в котором они замерили, какую энергию сообщает копье всадника цели в момент атаки на галопе или попросту таранного удара, основного приема рыцарей. В тестировании принимало участие четыре всадника, которые выдали энергию удара 57-232 Дж, медианное значение 133 Дж. Т.е. в принципе даже современные реконструкторы не будучи профессиональными военными предоставили результаты близкие к пробитию, причем один боец стабильно выдавал значения больше 200 Дж, его противникам я бы не позавидовал. Что интересно, когда воинам выдали нагрудники с крюком (в XII веке еще не использовался), на который можно опереть копье в момент удара, энергия каждого выросла примерно вдвое (!) – вот классический рпгшное улучшение оружия. Если подытожить, то в идеальных условиях хороший удар на галопе копьем мог пробить кольчугу и врага заодно, однако, отклонения или огрехи в технике моментально приводили к снижению энергии удара в 2-4 раза.
По прибытию к городу крестоносцы высадились на берег и вступили в яростный в бой с мусульманами, сумев обратить их в бегство, после чего взяли штурмом и сам город.
Ричард приказал восстановить городские стены, пострадавшие ещё в ходе прошлого штурма мусульманами, дабы засесть в крепости и дождаться основной части армии. Однако в городе было так много трупов, что для проживания он бы непригоден, и крестоносцам пришлось разбить лагер возле крепостных стен. Саладин решил немедленно атаковать отряды Ричарда, пока к нему не подошло подкрепление. В распоряжении у английского короля было 80 рыцарей, 2000 пехоты и всего 16 лошадей. В то время как Саладин располагал армией численностью около 7000 человек. Мусульмане подошли к Яффе на рассвете. Завидев врага, крестоносцы выстроились в боевой порядок - Копейщики встали в авангард войска, прикрывшись щитами и направив копья в сторону врага, за ними располагались арбалетчики, а далее пехота. Завидев такое построение противника, мусульмане не решились идти в ближний бой и лишь обстреляливали крестоносцев из луков на скаку. Это вызвало встречные залпы христианских арбалетчиков, и, понеся потери, воины Саладина были вынуждены отступить. Воспользовавшись смятением в стане врага, Ричард пошел решительную в атаку со своим рыцарским отрядом и вступил в бой с мусульманскою пехотой. По словам хрониста, Ричард вновь проявил в бою свою доблесть и поразил Саладина. Когда султану показали английского короля командовавшими пешими воинами, тот воскликнул: «Как! Такой король стоит пешим среди своих людей! Это неприлично», после чего отправил ему двух боевых коней. Однако одним благородством битву не выиграть, а поэтому вскоре мусульманское войско под натиском врага обратилось в бегство.
Победа в битве при Яффе не меняло общей картины в Палестине. У Ричарда по-прежнему не хватало сил для штурма Иерусалима, а из Европы стали приходить слухи, что французский король Филипп II напал на английские владения во Франции. Ричард должен был срочно возвращаться домой, а поэтому решил заключить с Саладином перемирие. 2 сентября 1192 года был заключен мирный договор, согласно которому Саладин признавал прибрежные земли от Тира до Яффы владениями крестоносцев, а также обеспечивал свободный доступ в Иерусалим для простых паломников. Несмотря на то, что Иерусалим отбить не удалось, в целом результаты Третьего крестового похода можно признать удачными. Ричард смог захватить Акру, ставшей новой столицей Иерусалимского королевства, вновь открыл доступ для христиан к Гробу Господня, нанес ряд поражений до того непобедимой армии Саладина и в целом укрепил пошатнувшиеся позиции христианских государств на ближнем Востоке. Сам Ричард показал себя бесстрашным и решительным полководцем, за что в последствии получил прозвище Львиное сердце. Однако за время его приключений в Палестине над его владениями в Европе нависла серьезная угроза, которую он незамедлительно отправился устранять...
#Сугробов
#Заметка
Ричард Львиное Сердце vs Саладин.
После падения Акры главной целью Ричарда I, ставшего единоличным предводителем крестоносного войска, был Иерусалим. Прежде чем идти отбивать Священный город из рук неверных, франкам требовалось укрепить свои позиции близ Акры, дабы не допустить контратаки мусульман. 22 августа 1191 года христианское войско выдвинулось в направлении города Яффы, двигаясь вдоль моря под прикрытием своего флота, обеспечивающего армию продовольствием и водой. Дабы минимизировать последствия жаркой погоды, крестоносцы передвигались лишь в утренние часы, когда солнце жарило еще не так беспощадно, а чтобы не терять людей в постоянных стычках с лёгкой мусульманской конницей, Ричард приказал армии во время перехода постоянно держать боевой строй. Войско Саладина же шло параллельным курсом и ждало удобного случая вступить с христианами в генеральное сражение, и вскоре такой шанс предоставился. Маршрут франков пролегал мимо лесного массива протяженностью 19 км, в котором Саладин приказал своим людям организовать засаду.
7 сентября передовые разъезды доложили Ричарду о крупной армии мусульман, стоящей в соседнем лесу и английский король приказал немедленно готовиться к битве. В авангард войска Ричард поставил тамплиеров, так как надеялся на их богатый опыт сражений на Святой земле. Около 9 часов утра лёгкая мусульманская конница атаковала христианское войско, однако тамплиеры, не нарушив боевой порядок, отразили натиск. В бой вступили арбалетчики крестоносцев, открывшие огонь по противнику, нанося вражеским всадникам огромный урон, в то время как стрелы сарацинских лучников не причиняли особого вреда закованным в тяжелые доспехи европейским рыцарям. Видя, что сражение как-то не ладится, Саладин решил прибегнуть к проверенной тактике притворного отступления, дабы заставить христиан броситься в погоню и разрушить тем самым их строй, однако Ричард еще перед началом боя строго-настрого запретил свои людям преследовать мусульман. До полудня на поле боя сохранялся статус-кво, но стоящие уже несколько часов под палящем солнце и лучным огнем европейские рыцари начали терять терпение. Магистр госпитальеров неоднократно просил разрешения Ричарда пойти в атаку, однако английский король был твердо намерен сохранить построение и каждый раз отвечал отказом на подобные просьбы. В какой-то момент госпитальерам окончательно надоело бездействие, и, уже не спрашивая разрешения, они пошли в атаку, а вслед за ними потянулась и французская часть армии. Королю ничего не оставалось, как бросить вперёд все остальное войско.
В завязавшемся бою победу одержали крестоносцы, нанеся Саладину первое по настоящему крупное поражение. Потери мусульман оцениваются в 7000 человек, в то время как христиане потеряли всего 700 воинов. В этой битве во всей красе предстал и Ричард - по словам хрониста, король выказал такую доблесть, что сзади него образовалась широкая дорога, заполненная мёртвыми сарацинами. Остатки войска Саладина были вынуждены отправится восвояси, разоряя на пути отступления свои же города, дабы лишить крестоносцев возможности пополнить продовольственные запасы. Тем не менее, армия Ричарда вскоре достигла брошенной мусульманами Яффы, в которой провела 2 месяца, после чего двинулись на Иерусалим.
Товарищ Норин несколько раз поднимал тему обращения с пленными, избежать обсуждения которой в наше смутное время нелегко. В целом я тут не могу сказать чего-то принципиального иного, нежели сказанное им, но вестимо — сделаю акцент на "свои" эпохи, и не только потому, что они "мои". А потому, что базовые принципы в этом вопросе стали ясны людям очень давно — задолго до возникновения гуманизма как явления вообще. Дело действительно не в гуманизме.
Отношение к пленным в европейской военной истории, конечно же, менялось не раз — и весьма сильно. В Средние века благородные люди сдавались друг другу охотно — вплоть до многочисленных историй, как некий рыцарь буквально бегал по полю с перчаткой в руке, ища, кому и поскорее да поудобнее сдаться. Это была норма жизни: сегодня ты попал в плен и вышел за выкуп, завтра уже сам получил выкуп за кого-то. При этом ситуации типа резни пленных при Азенкуре в 1415 потому как раз настолько известны, что были нехарактерны.
В Ренессансе, конечно, ситуация сильно поменялась. Армии тогда кардинально выросли, роль простых людей (что на уровне солдат, что на уровне принимающих хоть какие-то решения) тоже выросла, и хотя как раз возникли те самые идеи гуманизма — возникла и нового уровня принципиальность конфликтов, что таки привело к печальным последствиям. Теперь уже не только для простого солдата всё выходило "как повезёт" — от "зарежут на месте" до "выгонят и могут даже оружие не отобрать". Теперь уже и печальные для благородных людей истории типа герцога де Жуайеза или маршала Ла Палиса не были чем-то удивительным.
Дальше понятно: "галантная" эпоха (когда даже в бою офицеров старались не особо выцеливать, а гуманность обычаев войны в целом достигла исторического максимума), постепенное ожесточение вплоть до полной жести Второй мировой, далее опять некий откат. Это всё правда.
Однако в целом мысль о том, что противника надо брать в плен и желательно, чтобы с ним в итоге поступали как-то по-человечески, всё равно всё это время присутствовала. Процент случаев, когда от таких принципов отходили, бывал очень разным — но сами принципы существовали и больше 1000 лет назад.
А основаны они на двух простых соображениях.
Одно, конечно, несколько идеалистическое — не только чужие попадают к нам в плен, но и наши к ним. Проблема в том, что как и все формы "относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе" — эта логика прекрасна формально, но на практике работает только при равной степени адеквата обеих сторон. Как ни относись к пленным ССовцам, например — увы, это ровно никак не повлияет на происходящее в Освенциме.
Но иногда работает и это, конечно. Важнее же второе соображение, которое уже вовсе не про гуманность — оно сугубо практическое.
Главным же литературным критиком Карла был Август Стриндберг. Его главным анти-карловским произведением была его пьеса «Карл XII», вышедшая в 1902 г. Она фокусируется именно на короле и на его фигуре. И это уже не романтический герой. Это сумасшедший злодей, думающий только о завоеваниях и готовый ради этого уничтожить наследие своего отца и все свое королевство. В одной из сцен к Карлу приходит один из драгун, который еще во время российского похода спас ему жизнь. Карл, слишком гордый, чтобы принять помощь от других, понижает его в звании. Драгун тогда произносит «Я сожалею о том, что спас тебя, ибо если бы ты погиб, Полтавы бы не случилось и мы сейчас наслаждались бы миром».
В 1909-1910 гг. разразился так называемый «скандал Стриндберга», когда Стриндберг и Гейдельстам писали в газетах разные статьи о короле, нападая друг на друга и пытаясь выиграть расположение публики.
В публичном поле победил скорее Стриндберг. Его пьесы повлияли на общественное представление о Карле XII, и ко Второй Мировой войне образ Карла потерялся. Использовать его одновременно с политикой нейтралитета было очень неудобно, особенно когда Риббентроп, убедившись, что Швеция не собирается помогать Германии воевать с СССР, обвинил шведское правительство в том, что у них «пропал дух Карла XII». Кстати об этом: крупнейшую из до сих пор написанных биографию Карла XII написал Отто Хайнц, немец, в 1936 г. Вот как он писал о Карле:
«Это один из трагических пионеров борьбы за всемирно-историческое торжество германской расы…
… Если громадная экспансионистская мощь [Советского союза] еще раз обратится против Запада, то новому Карлу придется возглавить один из народов германской расы, дабы гений германский не был затоплен массой с Востока»
Ну, тут комментарии излишни.
Послевоенные историки же также вернулись к стандартному взгляду на Карла – он был талантливым военным командиром, но, пожалуй, никудышным политиком. Знаменитый популяризатор Ханс Виллиус пришел к выводу, что Карл XII был, в конце концов, еще мальчишкой во время войны – и во многих аспектах так и не повзрослел.
Наверное, главным научным вкладом послевоенного «карловедения» стала биография Рангхильды Хаттон. Видная британская ученая, норвежка по рождению, написала подробнейшую английскую биографию Карла XII. Хотя она явно симпатизирует своему герою и ученым «новой» школы, ее труд сделал очень многое для создания более-менее непредвзятого образа короля. В общем-то от ее исследований строятся многие современные биографии и труды, посвященные непосредственно Карлу.
В современной Швеции Карл XII снова вернулся на публичную сцену – на этот раз в качестве символа правых националистских групп. Он стал символом борьбы за «чистую» Швецию, против иммигрантов и «орд с востока». Это делает обсуждение Карла еще более затруднительным, потому что его образ фактически приватизировали себе нео-националистские группировки. Громким является случай с рок-группой Ultima Thule, которая записала альбом Karoliner и ее собственное исполнение стихов Тегнера.
ОТ ВОЛЬТЕРА ДО САБАТОНА // ВОСПРИЯТИЕ КАРЛА XII
Писать о Карле XII сложно. Потому что, с одной стороны, перед нами человек, которым восхищалась вся Европа, интереснейшая личность, один из самых знаменитых полководцев истории, а с другой – человек, погубивший свою империю, человек, чьи войны принесли много горя, разрушения и смертей во всей восточной Европе.
В этом посте я не буду писать о своем личном отношении к Карлу XII, но хочу показать, как отношение к нему в Швеции и за ее пределами менялось в течении истории и как Карл XII рассматривается сейчас.
Началось все, как водится, с Вольтера.
Его труд “Historie de Charles XII, roi de Suéde” вышел в 1731 году, через 13 лет после кончины монарха. До сих пор это, пожалуй, самая известная из биографий короля. Эта биография должна, по словам самого Вольтера, быть поучительным уроком об опасностях «бездумных завоеваний» (folie de conquête). Карл XII получился у Вольтера ярким, но обреченным на поражение персонажем. Французский философ признавал личные качества короля: твердость его характера, силу его воли, его тактическое мышление. Вольтер сам сказал, что он «единственный король, который никогда не показал слабости». Но все его героические качества переходили в пороки, которые оказались губительными для его королевства. Его страсть к завоеваниям и славе, его упрямство, его жестокость принесли горе его стране, в противовес Петру Великому – человеку, который, может, и не был королем-воином как Карл, но зато принес цивилизацию варварскому миру. Таким образом, литературный Карл XII уже в XVIII веке представлял собой парадокс: насколько ярким примером он являлся в плане личностных качеств, настолько же ярким анти-примером он был в качестве политического деятеля.
В самой Швеции такую интерпретацию, правда, не оценили. Поздние 1730-ые – годы первой волны реваншизма за Северную войну среди шведов. Партия «шляп», правящая в это время в шведском парламенте, использует эти реваншистские настроения для мобилизации населения для войны с Россией в 1741-1743 гг.. Именно в этот момент Карл XII впервые появляется как национальный символ, образ великой Швеции, которую мы потеряли. Капеллан Йоран Нордберг пишет свою собственную биографию от лица шведского правительства, где ярко критикует позицию Вольтера. Но, так или иначе, спустя двадцать лет со смерти короля уже было ясно, что фигура его весьма противоречива.
К концу XVIII века Карл XII захватил умы романтиков. Вольтеровская «анти-примерность» его как политического деятеля никого не интересовала; а вот образ одинокого, но блестящего героя, который хочет сам решить свою судьбу и движим своими идеалами, отлично накладывался на романтизм. Карл XII стал трагическим героем. Героем, который вершил историю, который был выше добра и зла, чья энергичность в завоеваниях – не отсутствие политического мышления, а проявление личности, борьбы с несправедливым миром. В самой Швеции он окончательно закрепился как национальный символ. Король Густав IV Адольф (1792-1802 гг.) стал подражать ему в одежде и в прическе. Это, правда, не помогло ему во время войны с Россией в 1808-1809 гг., но неудача только сильнее разожгла желание отомстить России и, как следствие, обожание Карла. В 1810 г. Шведским королем был выбран французский маршал Жан-батист Бернадотт, который короновался как Карл XIV Юхан. Его имя и его происхождение как «короля-солдата» очень рифмовалось с образом солдатского короля Карла XII. В 1818 г. был написан главный шведский литературный памятник, ассоциирующийся с королем: Эсайас Тегнер написал стихотворение «Карл XII», чтение которого вслух стало обязательным элементом любого патриотического празднования. Вот перевод одной из его строф:
Столь великое сердце билось
В его шведской груди
И в радости, и в горе,
Но только ради правого дела
В неудачах и в победах
Он был вождем своей судьбы,
Он никогда не преклонялся,
Лишь пал на поле боя.
Уровень понятен.
Загадка, чёртова загадка. Для русских князей в этой истории характерны две особенности поведения. Во-первых, они категорически отказываются, один за другим, подчиниться монголам. Во-вторых, они так же категорически не хотят помогать друг другу. Рязань просила помощи у Владимира ещё заранее, орда Бату не могла двигаться незаметно! Юрий Владимирский отказал. Впоследствии ему на помощь тоже никто особо не придёт. Так же в одиночку будет сражаться и Галич, и Козельск, и Киев. Месяц за месяцем русские города будут с надменной отвагой вставать против войска чужаков - и гибнуть, гибнуть, гибнуть один за другим. Я не понимаю. Я не уверен, что когда-либо смогу понять.
Так или иначе, на месте Рязани больше нет города; и нет до сих пор - чудом выжившие остатки рязанцев отстроились потом на новом месте; а окрылённая первой победой армия стремительно движется дальше. Подступающая зима ей не помеха. Замёрзшие реки - великолепные дороги, а что до температур... Ну, в Монголии зимой градусник стабильно уходит за минус сорок. Ужасающая Русская Зима кажется Бату, его воинам и, что немаловажно, его лошадям очень комфортным и теплым периодом. В самый раз для войны. Реки хороши ещё и тем, что большая часть - да что там, практически подавляющее большинство - городов так или иначе к рекам привязаны, и следуя по течениям, ты так или иначе рано или поздно наткнешься на очередное княжество. Леса монголы не любят, он их почти пугает - чужой и неприятный ландшафт - а реки привычны и милы.
Кстати о реках. На пути на Русь Бату переживает самую важную встречу в своей жизни. Пройдя вдоль побережья Каспийского моря, орда выходит к устью Волги.
Волга делает с Бату и его людьми что-то невероятное. Субэдэй, конечно же, рассказывал о ней; но одно дело рассказы, другое - увидеть собственными глазами. Ни Сырдарья, ни Амударья, ни, конечно же, пересыхающие в нижних течениях и ненадёжные Керулен и Онон не могли подготовить молодых монголов к этой встрече. В монгольских источниках можно до сих пор найти фрагменты песен, посвященных Реке Рек, спонтанно сочинённых воинами Западного Похода именно тогда. Потом будут ещё, конечно; потом будут и Днепр, и Дунай; но Волга была первой, и навсегда осталась для Бату Той Самой Рекой. Он сознательно задержал отправление войск на Русь из булгарских пределов; формально - чтоб дать войскам отдохнуть, но по-моему, ему просто хотелось побыть у Реки подольше.
И что-то мне подсказывает, что уже тогда Бату начал задумываться о самом важном решении в своей жизни. О том, чтобы остаться здесь навсегда. Это пока ещё не звучит нигде, он не говорит об этом открыто - разве что, может быть, с кем-то самым доверенным, но мы этого уже никогда не узнаем. Субэдэй тот же дневников не вел и мемуаров не сочинил.
... Так или иначе, на пепелище Рязани о далеко идущих планах было думать ещё рано. Перед Бату лежала совершенно офигевшая от его появления огромная и всё ещё непокоренная Русь.
Следующей целью единой армии был, естественно, Владимир. Город вообще-то был прекрасно укреплён. Проблема была только в том, что владимирский князь, так и не дождавшись помощи, схватил дружину и поскакал собирать подмогу лично, оставив в городе сравнительно небольшие силы. Он был уверен, что монголы подойдут к стенам ещё нескоро, хорошо если к весне; большая сила, медленное движение, да ещё и целая система небольших крепостей типа Москвы, которые должны были их замедлить.
"А кто будет плохо себя вести — будет писать про мокеле-мбембе!" — несбывшаяся угроза из школы Наварро на Cat_Cat.
Дарова всем, и, видимо, чтобы оправдать высказывание выше, плохо вёл себя я. Потому у нас сегодня — небольшая заметка о существе, что жители деревень в бассейне Конго и около озера Теле считают реальным. Ну, или говорят о том, когда их спрашивают.
В целом история про мокеле-мбембе начинается с книги французского миссионера, путешествовавшего в этих местах в конце XVII, он не оставил описание монстра, только сказал, что тот большой — видимо, ему рассказывали о слоне, но забыли приложить картинки, как говорится.
Через примерно век ещё один миссионер тоже начинает рассказывать о каких-то больших существах, живущих примерно в этой местности, на которых местные жители даже охотятся! И нет, не ради рогов — тогда ещё китайские торговцы не расчухали спрос на это — просто ради мяса. Да, вы уже поняли, что я шуткую, что мокеле-мбембе — это как-то странно описанный слон или носорог. И в этом есть доля возможной правды, ведь существует подспудное ощущение, что наш монстр — это реальное существо, которое по некоторому скудоумию сделали легендарным.
Просто вообще эта вся история берёт свои корни из конца Долгого Девятнадцатого века — из 1910х годов, когда разные натуралисты и журналисты решили преподнести мокеле-мбембе широкой публике. И преподнесли, как дожившего до наших дней зауропода: толстые колоннообразные ноги, бочкообразное тело, длинный хвост и такая же шея — чем не зауропод? А девятиметровая длина — так это значит, что не очень большой зауропод.
Но знаете, в чём есть небольшая проблема всей этой истории про мокеле-мбембе, того, кто останавливает течение рек? В том, что его до сих пор не нашли. Ну, точнее найдены только согласия местных жителей, когда тем показывали картинки, что этот монстр выглядит именно так. Ни экскрементов, ни следов, ни звероядины — только кивки туземцев, которым пришлые люди показали рисунки и спросили: "А это мокеле-мбембе?" Сдаётся мне, это не самый лучший вариант поиска мифического создания.
Вообще есть скучная и рациональная биологическая постоянная, которая заключается в том, что для сохранения вида нужно особей несколько больше, чем 1 (один) штука. При этом эти особи будут оставлять после себя отходы жизнедеятельности, обрывки шкур, следы, а самое главное — падаль. Да, если животное существует в нашем мире, то рано или поздно оно умирает. А значит его шкуры достаются местным жителям, которые с радостью продают их исследователям. Но почему-то шкур мокеле-мбембе не существует. Удивительное и, пожалуй, грустное дело — всё-таки живой зауропод был бы крутым животным на нашей планете. По крайней мере, я был бы только за.
Ещё есть некоторое недоказанное предположение, что сама легенда о мокеле-мбембе — это отголосок неких более ранних верований о подобных существах, которое передавалось из поколения в поколение и в силу не очень большого числа событий в жизни аборигенов буквально заместило часть реальности. Ну, а рисунки пришлых исследователей только добавили шороха — просто описание зауропода наслоилось на описание местных крупных животных (слонов или носорогов) и вуаля — получаем мифического динозавра, живущего в бассейне Конго!
Как говорится, было бы неплохо, если бы динозавры выжили, но, к сожалению, пока что нет такой возможности. А потому мокеле-мбембе останется просто криптидом с африканского континента, в которого верят какие-то странные люди.
#Вишневенко
#заметка
Тонкости национальной психологии, фарфора, дипломатии и одной матери
Создание европейского фарфора неожиданно демонстрирует нации во всей красе их национальных особенностей. Причем не только европейцев. Секрет фарфора несколько веков пытались перекупить у китайцев, существовала даже статья государственных расходов — на покупку тайны производства фарфора (в том числе, к моему удивлению, было такое в России в 17 веке). Китайцы исправно брали деньги, что-то рассказывали, а секрет так и остался нераскрытым. Что очень характерно для китайцев. Так что европейцам пришлось изворачиваться как кому позволял национальный характер.
Честные немцы изобрели все сами, не без некоторой помощи Сверху (ну, все знают про парик Бётгера, я думаю). И получилась великая Мейсенская мануфактура. Нечестные немцы сперли секрет и сманили персонал. И получилась довольно средняя Венская мануфактура. Честные датчане спереть не смогли, сманить было не на что, поэтому пробавлялись как-то так и до настоящего фарфора дошли не скоро. Что до русских, то они волевым решением назначили гения Виноградова, который секрет разгадал, производство наладил, запил и умер.
Но круче всех вышло у французов. Читать про Севр особенно интересно с того момента, когда понимаешь, что вся эта история — грандиозная, очень французская и в некотором смысле крайне удачная авантюра. Потому что т.н. мягкий фарфор, прославившийся под именем севрского, собственно, фарфором не был. С некоторым удивлением я узнала также, что выдаваемый французами за фарфор фриттовый состав (фритта — это вроде как стекло с солями металлов) был известен еще во Флоренции при герцоге Франческо I Медичи. Во Франции с ним пытались выйти на рынок в конце 17 в., но дело не окупилось, а потому заглохло. Однако когда нехорошие мейсенцы заполонили рынок своим продуктом, абсолютно белым, тонким, звонким, блестящим и раскрашенным в 16 глазурей, да еще с цветочками, французы обиделись и вытащили на свет фриттовый состав. На выходе из него получался очень белый, тонкий и красивый черепок, на который к тому же очень прочно ложилась глазурь. Что хорошо. Однако глазурь на мягком фарфоре именно что мягкая и царапается обычным столовым ножом. Что плохо. Ибо, как с характерной для эрмитажников совершенной безжалостной деликатностью замечено в каталоге севрского фарфора, оный в бытовом смысле малопригоден
Однако тут начались чудеса покровительства (всем французским фабрикам было королевским указом запрещено выпускать керамику с золочением, а также росписью более чем в 1 цвет), формы (на скульпторов фабрике везло, у них 9 лет до отъезда в Россию навстречу Медному всаднику даже Фальконе подвизался, и очень удачно), цвета (глазури на мягком фарфоре сильно отличаются от глазурей фарфора твердого и по цвету, и по химии, и вообще мягкий фарфор при нагревании расширяется, а твердый довольно значительно сжимается...) и вкуса. Венсен, из которого потом фабрика переехала в Севр, стал делать вещи изумительные и непревзойденные, во многих отношениях решительно потеснив Мейсен. Ну, кроме тех небольших недостатков, что мягкий фарфор по-прежнему был в бытовом смысле малопригоден, а стоил столько, что возмутилась даже Екатерина, закупавшая в Европе картины коллекциями, шелка подводами и общественное мнение философами. За сервиз с камеями с нее запросили столько, что посол Барятинский запросил объяснений. Ему ответили, что специально для сервиза талантливые севрские мастера изобрели новый цвет глазури и новые формы посуды (уж не говоря о мелочах типа отдельной отливки каждой копии каждой вставленной в посуду камеи). А далее новизна потребовала сложить новые печи и построить для них новые корпуса.
Вот такое забавное наследство получает совсем ещё юный Бату - на момент смерти отца ему и двадцати нет: с одной стороны - Джучи успел завоевать немалый улус и разрешение от хана двигаться дальше на Запад; с другой стороны - половина империи считает, что кровных прав на власть у этого бладлайна нет вообще. Правда, самого Бату Чингиз-хан скорее любил; ещё в детстве не раз прилюдно называл его своим достойным внуком, брал на колени и прочее; но привязанность Чингиза - вещь ненадёжная. И кроме того, Основатель ненадолго пережил своего старшего сына. А что принесёт потомкам Джучи правление Угэдэя - было совершенно неочевидно.
Хан Угэдэй... Фигура на самом деле совершенно недооценённая. На фоне своего отца он меркнет настолько, что имени-то его не все припомнят. А между тем это был человек очень мудрый, осторожный и жизнелюбивый, посвятивший всю свою жизнь изданию отцовских черновиков упорядочиванию и приведению к гармонии чудовищного государства, возникшего в одночасье и совершенно не понимающего, что ему самому с собой делать. Угэдэй не любил войну. Вообще не любил. Воевал по необходимости, но идеалом его была такая политическая ситуация, при которой бы, по его собственным словам, "в блаженстве возлежал монгольский люд, беспечно ноги протянув и руки по земле раскинув". И он получает под начало страну, все ещё дымящуюся от крови, и семью, где половина народу смотрит волком на другую. Забегая вперёд - Угэдэй справится со своей задачей. Он проведет разумные реформы, прекратит истребление китайцев, назначит лояльных местных людей организовывать самоуправление. Но у него есть проблема. Чингиз категорически завещал возобновить и продолжить Великий Западный Поход; дойти до края степей и обеспечить имперское господство надо всеми окружающими степи осёдлыми народами. Просто так игнорировать волю Основателя было невозможно никак. Угэдэю очень, очень нужен был человек, который возьмётся за это дело, взвалит на себя ответственность и руководство и даст ему, таким образом, спокойно заниматься внутренними делами.
Ну вы понимаете, да? Они нашли друг друга. Бату увидел свой шанс, нет, свой ВЕЛИКИЙ И ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНСИЩЕ доказать всему мирозданию, что он - Чингизид по праву крови и духа. А Угэдэй получил прекрасную возможность собрать всех излишне пассионарных товарищей и сплавить их к собакам собачьим за пределы империума, чтоб они не пытались геройствовать прямо тут, на уже умиротворённых землях. Поэтому когда Бату вскочил с криком "Я, я, я, это моё наследственное направление, Чингиз обещал запад Джучи, дайте мне!" - Угэдэй с облегчением ответил "Да ты, конечно, ты, кто ж тебе запретит" - и приказал собирать войска.
Двенадцать туменов, товарищи. Двенадцать. Полных. Туменов. Это сто двадцать тыщ суровых человеческих рыл и ещё не менее трехсот тыщ дружелюбных конских морд. Силища вообще-то страшная до жути. Неудивительно, что русские летописи повышают это число чуть не до полумиллиона (которому требовалось бы полтора миллиона коней; в целом, можно было бы уже и не воевать, просто прогнать этот гигатабун туда-сюда, всё бы само от топота рухнуло). Так или иначе, задача тоже стояла огромная: взять с боя всю западную Евразию. Надо сказать, что монголы при этом географию представляли не очень, и масштаб материка оценивали несколько скромнее, чем оказалось в реальности. Но тем не менее им было вполне очевидно, что придётся впрячься хорошенько, и один полководец, конечно же, с этим не справится. Бату шёл не один.
Привет котанам и котанессам! А сегодня у нас у нас Папуа — Новая Гвинея, война и чуть-чуть подвигов — битва на горе Тамбу.
Что мы помним о Тихоокеанском театре военных действий Второй Мировой? Ну, там был Перл-Харбор, где японцы насовали американцам, потом случился Мидуэй, где произошло противоположное. Где-то потом случился хрестоматийный подъём флага на Иводзиме, а потом и Толстяк с Малышом в полёт отправились. Вот собственно наша сегодняшняя история случилась через год после Мидуэя — в 1943.
В конце января-начале февраля австралийцы отбили у японских войск аэродром Вау, чем обеспечили безопасность Порт-Морсби. А после побед в битве при Мубо и Лабабия-Ридж командование приказало 17й бригаде Мюррея Мотена выдвинуться в направлении хребта Комиатум и горы Тамбу с целью связать японские резервы.
Сама гора представляла из себя ряд остроконечных пиков с поросшими джунглями склонами. В помощь к 17й бригаде подошёл 42й австралийский пехотный батальон. Местность же обороняли два батальона 66го японского пехотного полка. И поначалу всё складывалось достаточно драматично.
Австралийцы своей первой атакой 16 июля смогли занять южные склоны Тамбу и отбили японскую контратаку, правда с большими потерями — 14 убитых и 25 раненых. При этом японцы в беспрерывных ночных атаках лишились порядка 350 человек. Через пару дней подошёл батальон подполковника Фукузо Кимуры (изначально гору оборонял лишь батальон майора Сакаи Сугиямы), и на горных склонах наступило небольшое позиционное затишье.
24 июля австралийцы снова атаковали неприятельские позиции, на этот раз — напрямик через крутой овраг, и небольшой группе солдат даже удалось достигнуть точки назначения, но в конечном счёте им пришлось отступить под плотным японским огнём.
28 июля прибыли бойцы 162 пехотного полка армии США и уже 30го числа они предприняли атаку на японские позиции, которая, однако, завершилась неудачей — сосредоточенный вражеский огонь порой буквально не давал поднять голову, но, как поют одни малоизвестные шведы, sometimes war is killing, sometimes it's saving lives — именно в этом бою прославился капрал австралийских войск Лесли Аллен по прозвищу Бык. Прославился он тем, что вынес из под огня дюжину раненых американских пехотинцев.
Бык выносил раненых на себе по одному, снова и снова возвращаясь за ними на передовую, пока, наконец, не рухнул от истощения. Его сослуживцы даже делали ставки на то, вернётся ли он живым из очередной вылазки. Снимок австралийского фотографа Гордона Шорта, на котором Аллен несёт на себе раненого американца, прославил солдата, сделав его национальным героем в Австралии и США. За храбрость, проявленную при спасении людей, капрал был награждён Серебряной звездой — одной из наивысших американских наград, которую может получить иностранец. Также Бык получил множество писем с благодарностями от американцев, притом одной из тех, кто ему писал, стала даже первая леди США Элеонора Рузвельт.
Битву у Тамбу союзники в итоге выиграли — австралийские части смогли перерезать трассу вдоль хребта Комиатум, по которой японцы получали снабжение. После этого подполковник Кимура, опасаясь окружения, принял решение оставить склоны поросшей густыми джунглями горы.
#Вишневенко
#Интересное
Чтобы получить гарантии, они в 1872 и 1873 годах трижды искали аудиенции у самого императора. Почему-то она так и не состоялась. Тем временем правительство решило, что альтернативной службе быть, ее прописали в статье 157 устава о воинской повинности, однако ни один чиновник не удосужился сообщить об этом меннонитам. В сентябре 1873 года первые 100 колонистов уехали в Америку. Репутация меннонитов как фермеров была столь блестящей, что США и Канада соревновались за них, чуть ли не наперебой предлагая лучшие условия.
Александр II, “желая удержать на юге России это трудолюбивое и полезное население”, в апреле 1874 года отправил к ним Тотлебена. Великий военный инженер никогда раньше не занимался дипломатией, и “...он сомневался сначала в возможности удержать их от выселения. Доверие к правительству у них было сильно поколеблено, и большая часть менонитов была к тому же проникнута убеждением, что для спасения совести и сохранения веры отцов своих, они не могут оставаться в России. На все убеждения Тотлебена они отвечали одними изречениями евангелия и догматами своего учения”.
Но он не опустил руки. Он объезжал деревни и выступал в каждой церкви, куда его звали. Читал настоящие проповеди с кафедр, приходил в гости в частные дома, объяснял одно и то же снова и снова. Не забывал и быть галантным с дамами. Десятилетия спустя меннонитки вспоминали, как они угощали его вафлями в форме сердец, а он делал комплименты: “Как прекрасны сердца меннониток!” И шутил о том, “как меннониты любят вафли (Waffeln), но не оружие (Waffen)”.
Визит продлился меньше двух недель, но за это время настроения сильно изменились. Предложение остаться в России официально одобрили пасторы колоний Молочной и Хортицы. Когда генералу не удавалось убедить какую-то группу остаться, он помогал ей получить паспорта для выезда из страны. Да, царь был вправе удержать их силой, запретив выдачу паспортов, но предпочел всё разъяснить и получить добровольное согласие. В итоге уехали самые фанатичные и консервативные. Остались те, кому “было комфортно в мире, где улучшения, новые возможности, большее богатство, технологии и бюрократическое развитие были нормой. (...) Реакционный ответ новым временам, который предлагал эмиграцию как способ вернуться к прежнему положению вещей, был неприемлем для более образованных и зажиточных меннонитов 1870-х годов”. Из 45-тысячной общины 29 тысяч человек осталось, 9 тысяч переселилось в США и 7 – в Канаду.
Провожая Тотлебена, колонисты вручили ему стихотворение Бернарда Хардера (известного проповедника и сочинителя церковных гимнов) и вафельницу. Их потомки поминают его добром в литературе и меннонитской онлайн-энциклопедии, где у него есть своя статья. Хотя с 1914 года российское государство и общественность безумно и несправедливо травили эту лояльнейшую общину только за немецкий язык, а после революции она и вовсе оказалась практически в аду, у нее было 40 лет процветания после 1874, и за это генералу благодарны.
#Манчева
#Заметка
Прекратив эту странную, как ему показалось, попытку шантажа, Маккиннон изложил беседу в письме Джорджу Грэму (до которого уже успели дойти всякие слухи, так что он сделал Маккиннону неофициальный запрос). Ответ Маккиннону был обнародован и вызвал оживленную дискуссию. Те, кто знал Бэрри в университете, отмечали невысокий рост доктора, тонкие черты лица и гладкую кожу. Бэрри даже заподозрили в том, что он прибавил себе возраст при поступлении. Командование британской армии даже засекретило все данные о Бэрри на сто лет вперёд.
Ну а что в сущности, произошло-то? Сейчас считается, что настоящее имя доктора Бэрри было Маргарет Энн Балкли, и что она была племянницей другого Джеймса Бэрри, ирландского художника и профессора живописи. Отец семейства, Джеремия Балкли, томился в долговой тюрьме. Дядя, при жизни особенно не заботившийся о сестре и племяннице, умер в 1806 году и оставил им наследство. При участии друзей Бэрри-старшего, среди которых был венесуэльский генерал Франциско Миранда, личный наставник в медицинских делах Маргарет Энн доктор Эдвард Фрайер и семейный адвокат Дэниэл Рирдон, был разработан план, по которому Маргарет Энн Балкли становилась Джеймсом Бэрри и поступала на медицинский факультет.
Все это вскрылось уже гораздо позже в ходе изучения переписки между упомянутыми джентльменами и членами семьи Балкли. В письме старшему брату Джону Балкли, 19-летний Бэрри заметил "Не будь я девушкой, стал бы солдатом". На конверте, адресованном адвокату Рирдону от будущего светила медицины, тот неосторожно приписал "Мисс Балкли", чем окончательно подтвердил, что Маргарет Энн и Джеймс Бэрри - одно лицо.
Бэрри старалась поддерживать мужественность - она имела репутацию врача нетерпеливого, бестактного и сварливого, а один раз даже дралась на пистолетах с одним драгунским капитаном и прострелила ему головной убор. Знаменитая Флоренс Найтингейл отзывалась о Бэрри в очень нелестных тонах, отметив что Бэрри была самым жёстким (hardened) существом, какое она встречала. Бэрри никого не впускала в комнату, пока раздевалась и одевалась, а также составила подробную инструкцию о том, что ее тело должно быть похоронено в простыне без дальнейшего осмотра.
Хотя эта интереснейшая история в общих чертах уже разъяснена , в ней остаётся ещё несколько белых пятен. Зачем вообще была затеяна эта авантюра - ради одного желания Бэрри учиться медицине? Откуда взялись следы растяжек, кого успела родить Балкли, кто отец ребенка и куда ребенок делся потом? Кто ещё знал о заговоре? Посвящен ли в это дело был губернатор Сомерсет, который одно время был с Бэрри довольно близок? Как звали ту женщину, которая первая обнаружила, что Бэрри не тот, за кого себя выдает? Почему инструкции о захоронении тела были нарушены? Вопросы, много вопросов, которые ещё ждут своих исследователей.
#заметка
#Рыжок