Большое влияние на Икко Танаку оказали не только литографии Хокусая (при желании в его плакатах можно найти множество отсылок к ним), но и жизненная философия японского мастера. Вот одна из цитат Хокусая — про то, как должна работать здоровая рефлексия художника (и дизайнера, наверно, тоже): «Я начал рисовать, когда мне было шесть. Но все что я создал до 65 лет — не считается // I have drawn things since I was 6. All that I made before the age of 65 is not worth counting».
Читать полностью…Основной областью профессионального интереса Икко Танаки был театр. Эти взаимоотношения начались еще во время его учебы в Киото: будущий дизайнер помогал с декорациями и гримом для студенческих постановок параллельного курса. Кабуки и Нихон-буе стали не только источником персонального вдохновения, но и работой. Он делал афиши, программки, билеты и прочие работы для огромного списка японских театров, трупп и балетных компаний. В 60-е Танака начал рисовать плакаты для театра Kanze Noh в Осаке — и продолжал эту серию в течении тридцати лет. А в 1996 году в Токио открылся Новый национальный театр, для которого Танака успел сделать 38 плакатов.
Читать полностью…Икко Танака (Ikko Tanaka), 1930–2002
Танака принадлежит к первой волне современного японского графдизайна, которая накатила сразу после окончания Второй мировой войны. Как известно, у японцев, не только в дизайне, но и в любой области созидания, очень сильна связь с традицией: даже самые смелые художники-маргиналы подсоединены толстой пуповиной к одному или другому историческому канону. Оставаясь в этих непреодолимых границах, Икко Танака изловчился сплавить японскую визуальную традицию с модернизмом, который к тому моменту уже покорил дизайн Европы и США. У Танаки получился тонкий, умный, по-настоящему японский синтез прошлого и настоящего, который стал универсальной формулой для целого поколения дизайнеров.
Архитектор «Фабрики» — японский регионалист, притцкеровский лауреат Андо (который однажды сказал, что с помощью архитектуры можно дирижировать жизнью людей). Он, кстати, нигде не учился, но зато преподавал в больших архитектурных школах по всему миру. Перестраивая виллу 17 века в кампус «Фабрики», Андо во многом исходил из каких-то личных представлений о том, как должно работать пространство, в котором будет поставлен этот образовательный эксперимент.
Читать полностью…Первыми и главным художественным руководителем «Фабрики» стал фотограф Оливьеро Тоскани, с которым Benetton плодотворно сотрудничал с середины 80-х. Это был очень счастливый симбиоз: бренд получил уникальную рекламную концепцию, которую можно развивать бесконечно, а Тоскани использовал коммерческую площадку для провокационного разговора о социальных проблемах, чем навсегда изменил рекламное самосознание. По непроверенным данным, именно он придумал идею исследовательского центра в Тревизо, но даже если и нет — Тоскани и Fabrica, без всякого сомнения, были созданы друг для друга.
Читать полностью…Компания Benetton, 1963.
Хитрая концепция «Фабрики» начинает казаться вполне закономерной, если углубиться в историю компании Benetton и ее основателя. Все началось с велосипеда, который Лучано Бенеттон обменял на вязальную машину, чтобы вместе со своей сестрой и двумя братьями изготовить первую партию пронзительно желтых свитеров. Через пару лет они уже открыли первый магазин в Италии, затем во Франции, а к 2017 году — счет пошел за 5000 точек по всему миру. Лучано Бенеттон — не только шумный мужчина в оранжевом шарфе и зеленых слаксах (соблюдает корпоративную айдентику), но и гениальный бизнесмен, обладающий всеми навыками, как сегодня сказали бы, design thinking. Классический пример — как компания решила вопрос комплексной логистики: с завода в магазины Benetton уезжают контейнеры бесцветных свитеров, которые уже на месте будут окрашены в разные цвета, в зависимости от сезона и локального спроса. Fabrica — тоже идея Бенеттона: вместо того, чтобы нанимать звездных дизайнеров, он решил выращивать поближе к дому своих собственных.
Коммуникационный исследовательский центр Fabrica, 1994
К северу от Венеции, рядом с городом Тревизо и одним из заводов Benetton находится экспериментальная школа Fabrica, она же in-house студия этого итальянского бренда. Почему экспериментальная? Потому что там нет лекций, семинаров и экзаменов, а «учеба» целиком состоит из работы над реальными проектами в нескольких направлениях: визуальные коммуникации, фотография, видео, музыка, интерактив, эдиториал и дизайн. Похоже на обыкновенное агентство, но нет — зарплат тут тоже не платят, хотя студенты придумывают не только социальную, но и коммерческую рекламу для Benetton, Sisley, Playlife, журнала Colors и др. На этой неделе мы расскажем о том, зачем туда едут и что происходит в стенах «Фабрики», которая в некотором смысле стала для нас личной историей: креативный директор «Мастерской» Дима Барбанель был одним из первых русских, побывавших в Тревизо.
Еще картинки: https://ru.pinterest.com/dimabarbanel/%D1%80%D0%B5%D0%B2%D1%8E-dodge-ram/
Читать полностью…Dodge RAM 1984 V8
Макс. скорость: 153 км/ч
Мощность: 5.2 л, V8 149 л.с.
Страна производитель Уинсор, Онтарио, Канада
Годы выпуска: 1979–1993
Герард Унгер (род. 1942, Арнем) из поколения дизайнеров, которые прошли огонь и воду в технической сфере и начинали работать ещё с металлическим набором, чуть позже проектировали шрифты для фотонабора, а затем ди ля цифрового набора. Начиная с середины 70-х смена технологий происходила с колоссальной скоростью, рождались новые шрифтовые формы, сменялся сам подход к проектированию. Унгер — автор текстовых гарнитур, которые существенно повлияли на поколение дизайнеров, начавших работать уже во времена цифрового набора.
«Я обожаю кривые. Мне всегда нравились изогнутые линии. Кривая никогда не бывает простой, зачастую она оказывается очень сложной. Линия начинается довольно плавно, она делает поворот, она расправляется, снова поворачивает и неожиданно уходит вверх... Есть внешняя кривая и внутренняя кривая, которая ведёт себя совершенно иначе, таким образом вы создаёте силуэт, так рождаются формы. В этом весь секрет».
«Моя диссертация стала основой моего проекта. Шрифт называется Alverata, он выпущен в TypeTogether. Я внимательно изучил формы букв романского периода — с 1000 по 1200 год. В то время один и тот же стиль надписей был распространён по всей Европе — от Британских островов до Восточной Европы, от Норвегии до Сицилии. Эти формы применялись с потрясающей вариативностью. Никогда раньше я не углублялся в историю настолько серьёзно, как в этот раз. Из наследия Средних веков я извлёк несколько компонентов, которые мог применить сегодня, — не только формы, но и ментальность, которая лежит в их основе».
Читайте интервью Ирины Смирновой с Герардом Унгером в журнале «Шрифт»
https://goo.gl/MBGKeu
Vans Breakers #438, 1984
С момента основания Vans быстро улавливал настроение тех, кто их носил, и создавал коллекции, которые не могли остаться без внимания. Смелость, открытость, возможно даже, дикость — то, что ассоциируется с этим брендом, особенно просматривая модели 60-70-х годов. Мы, конечно, можем долго рассказывать об успешных братьях Paul и James Van Doren — настоящих предпринимателях, которые, начиная с 1966-го, создавали новое и подхватывали тенденции, об их истории успеха и интересном логотипе, который, на самом деле, повторяет силуэт выхлопной трубы легендарного Shelby Cobra 67-го года. Но хочется уделить внимание их решению создавать обувь для клоунов и брейкеров. Возможно, они, как многие талантливые люди, тяготели к необычным формам и эпатажу, и отводили душу на клоунских ботинках. Кстати, знаменитая шахматная клетка на кедах Vans первоначально использовалась именно в дизайне обуви для клоунов. Идея создавать сникеры для бибоев появилась позже, когда одно неверное бизнес-решение привело компанию к краху, и братья искали возможность спасти свое дело. Скажем так, кеды получились интересными. Но какими бы неожиданными не был их дизайн, который на самом деле оказался синтезом клоунских моделей и борцовок для реслинга, Vans единственные, кто предпринял попытку создать обувь специально для стрит-денсеров.
Журнал Colors, 1991
Был основан уже известными вам Оливьеро Тоскани и Тибором Кальманом незадолго до открытия «Фабрики», а затем стал местом работы многих ее выпускников. Colors задумывался как остросоциальный глянец, в котором не будет запретных тем. Первые 14 номеров журнала были сверстаны каждый по своему макету и собраны разными редакциями, от Нью-Йорка до Рима. Объединял всю подшивку узнаваемый шок-стиль Тоскани: война, кровь, СПИД, беженцы, электрические стулья и т.д. После его ухода концепция Colors слегка изменилась: новая команда перенесла вес с картинок на тексты, чтобы делать журналистику образца LIFE magazine 50-х годов.
На «Фабрике» жесточайший конкурс и берут только людей моложе 25. Каждый сотрудник проводит в Тревизо ровно год, получает бесплатное жилье и небольшую стипендию. Обучение — не абстрактное, а про реальные вещи, которые происходят с людьми и в профессии, и в жизни. Дима Барбанель (в интервью журналу КАК, 2010 год): «Изначально Фабрика задумывалась как монастырь. Главные принципы: дисциплина и почтение к учителю. Сейчас это большая редкость, когда ученик склоняет голову. Там собрались сверхгорделивые люди, амбициозные наглецы, которым было вдвойне сложно склонить голову и раз в неделю на общем аутинге, где каждый сотрудник показывает свои работы, почувствовать себя полным говном. Самая великая ценность Фабрики в том, что она учит послушанию. Это вопрос не проявления воли, а почтительности к чему-то или кому-то, то есть глубокого уважения, которое не затрагивает собственную оценку».
Читать полностью…Макс Кафлиш (1916–2004) не известен русскому читателю в той мере, в какой этот швейцарский типограф того заслуживает. Его современнику Яну Чихольду повезло больше благодаря переведённому на русский язык и изданному «Облику книги» (М.: «Книга», 1980; М.: «Издал», 2008). Макс Кафлиш прошёл впечатляющий профессиональный путь: с 1932 по 1936 год он обучался основам ручного набора вместе с уже упомянутым Яном Чихольдом и Имре Райнером, в годы войны изучал типографику в Базеле, после почти двадцать лет жизни посвятил работе арт-директором в крупнейшем на тот момент европейском издательстве Benteli в Берне. Макс Кафлиш стал известен как преподаватель и глава департамента графического дизайна в Училище искусств и ремёсел в Цюрихе и в Техническом полиграфическом училище. Кроме этого, Кафлиш был консультантом по типографике в компаниях IBM и Adobe.
Единственный шрифт Макса Кафлиша — URW Columna (1955). Формы этого акцидентного шрифта отсылают к римским монументальным надписям, однако это касается лишь пропорций и ширин букв. Шрифт неконтрастный, слабо модулированный, с неожиданными для его комплекции короткими волосными засечкими. Особое внимание привлекают элегантные цифры, нарисованы с подлинным артистизмом и с глубоким пониманием традиции.
Читайте текст Германа Цапфа о Максе Кафлише в журнале «Шрифт» — https://goo.gl/RNDMbw
Образ
Пассажирские Dodge Wagon второго поколения нравятся полнотелым мужчинам с резиновыми лицами чуть за сорок, они считают себя хорошими отцами и патриотами, их ценности зафиксированы в Конституции, газон ровно подстрижен, а флаг по национальным праздникам поднят — в целом они готовы принять мученическую смерть от благополучия. Грузовые модификации Van без стекол предпочитают загорелые специалисты по киднэппингу из Юты; старомодные Q — помощники секретных агентов в оправах Clubmaster с прослушивающей аппаратурой, дежурившие в темных переулках; смутьяны в стертых кепках с сеткой и рекламой местных автосервисов; торговцы комбикормом или подержанной электроникой и, наконец, барабанщики, использующие Dodgе RAM как передвижную студию с бешеной громкостью звучания.
Эта поездка случилась в конце 1980-х, когда десятилетний Том Скиннер с родителями и сестрой на автобусе Dodge RAM, с вишневыми и серебряными полосами, летевшими вдоль кузова, отправились к плато Ме́са-Ве́рде (Mesa Verde), заросшему лесами,на юго-западе Колорадо. Находка, с которой мальчишка не расставался всю обратную дорогу и продолжал хранить в тайнике под приборной панелью автобуса, был крупный желудь.
Хлопья, апельсиновый сок из бурлящих прозрачных кубов, донатсы без начинки с инеем глазури, фильтр-кофе в кружке с портретом индейца и порционные сливки, — вот все на что хватило низкорослого мотеля. Его вывеска с оголтелым неоновым леттерингом, добрая половина которого не светилась, отчего пресные слова окончательно теряли смысл, дымилась в утреннем тумане.
Дорога уводила от повседневности: отец и мать, раскачиваясь в такт музыке в капитанских креслах из шоколадного плюша, подпевали кассетам 1960-х, пущенным по кругу. California Dreaming сменяла Sitting on the Dock of the Bay, и так полторы тысячи миль, снова и снова, прошлое пыталось выкрасть настоящее, и молодость сопротивлялась этому изо всех сил. Разрушая барабанные перепонки и социальные стереотипы, у мальчишки в наушниках Walkman оглушительно стучали Кит Мун (Keith Moon) и Нико Макбрейн (Nicko McBrain). Рефреном, в игровой приставке Bandai неутомимая пиксельная обезьяна цепко ловила бесконечные кокосы.
Автобус с забытыми вещами в детских тайниках, купленный для единственного отпуска с детьми, терпеливо ждал следующей поездки. Но однажды, белесым осенним вечером он был неожиданно для всех продан рослому южанину с пыльным загаром и выцветшими наколками.
За обвислой рабицей забора нелепо теснились друг к другу герои американского автопрома начала 1980-х, загнанные кризисом и безжалостным японским маркетингом в гетто забвения. Ставший барабанщиком, Том Скиннер разглядывал старый Dodge RAM, когда-то переделанный в развозной фургон, ожидающий теперь отправки на свалку. Он попросил ключ, залез в автобус и просунул руку в темноту под приборную панель — желудь был на месте.
Feiyue High Original 1920
Кажется, шаолиньские монахи и мастера кунг-фу передвигаются по воздуху. Этот образ прекрасно поддерживает кинематограф, и многие поклонники фильмов про боевые искусства начинают обучаться в надежде приобрести эту суперспособность. Однако, законы физики никто не отменял, и гравитация быстро разочаровывает и приземляет новичков. Но поскольку шаолиньские монахи также подвластны закону всемирного тяготения, то мастерства они добиваются только благодаря непосильному труду и, конечно, удобной обуви. В 1920 году в Шанхае появились Feiyue – удобные кеды с очень прочной и, насколько это возможно, гибкой резиновой подошвой, которые сразу же завоевали популярность в Шаолине и стали основной обувью для тренировок. Интересно, что первоначальный «бриф» на изобретение таких кед исходил из удовлетворения другой потребности населения Китая: начало ХХ века характеризовалось ростом производства, отчего рабочим требовалась удобная, легкая и недорогая обувь. Feiyue стали идеальным решением этой проблемы. А благодаря упругой и легкой резиновой подошве на них обратили внимание мастера единоборств. В 2006 году бренд выкупают французские предприниматели, и Feiyue завоевывает европейский рынок. Основанные на китайской традиции, Feiyue символизируют возвышение тела и разума, а само название переводится, как «летать» и «подпрыгивать». Возможно, поэтому особой популярностью кеды пользуются у любителей паркура.