9256
Various historical stuff. Feedback chat - https://t.me/chatanddocs For support and for fun: Яндекс: https://money.yandex.ru/to/410014905443193/500 Paypal: rudinni@gmail.com
Ты делаешь раз, ты делаешь два
Итоги года все те же, что и в прошлом году – жив, здоров, цел и, надеюсь, что сумел сохранить и себя, и рассудок. А это, как я не раз писал, самые максималистские задачи в наши бурные времена.
Поэтому лучше расскажу о другом. Об итоге таком, скорее, неуловимом – который больше в голове, нежели материален.
В 2024 году я научился плавать.
Наверное, не звучит как грандиозный успех для мужчины в 30 лет, но как нас учит вся прогрессивная мысль, нет маленьких достижений – все они хороши. Я, наверное, замучал некоторых своих друзей рассказами о том, как впервые поплыл и о том с какими перипетиями на этом пути я столкнулся. Но было и самое важное, что во всем это плавании меня воодушевило.
Очень здорово свои страхи преодолевать. Свою лень, сомнения, испуги – и, что важно, они появляются циклично. Это не восхождение по лестнице, это постоянный круг, где мозг и тело тебе подкидывают проблемы, которые ты не ожидал, что вообще существуют. И ты начинаешь – нет, не с начала, не с нулевой точки. И снова идешь по кругу. Только так, оказывается, куда-то можно продвинуться. Как ни странно.
Бояться не круто, но здорово бояться и делать. Это, наверное, самое блестящее чувство, которое в этом году испытывал из-за собственных достижений
Всех читателей этого канала, всех людей, что я встречал в этом году, всех, для кого я что-то значу – поздравляю с Новым годом! Пусть он будет счастливее прошлых. По крайней мере таким, чтобы вы всегда смогли выплыть на берег и выдохнуть!
Привет, это Константин Шавловский, пятнадцать лет назад мы с моей гениальной подругой Анной Изакар открыли независимый книжный “Порядок слов” на Фонтанке, а сегодня я хочу его похоронить.
Начали!
https://youtube.com/live/a04FHHyK4lQ?feature=share
«Роза мира» Даниила Андреева — одна из самых удивительных книг в истории русской литературы: это визионерский трактат об устройстве мироздания, объяснение скрытого устройства мироздания, план спасения человечества, а также хроника видений и пророчеств автора. Эта книга придумана и частично написана в общей камере Владимирской тюрьмы, где автор в конце 1940-х — начале 1950-х провел значительную часть своего 10-летнего заключения. Принимать этот текст на веру так же сложно, как считать его «просто литературой»: при всей поэтической образности текста автор настаивает на том, что видел все описанное своими глазами, и это знание, которое он должен передать человечеству. Заранее согласившись со всеми скептическими оговорками,
Юрий Сапрыкин пытается понять, как читать «Розу мира» сегодня.
Мы начинаем серию кинопоказов «Точка сборки» с журналистом и кинокритиком Егором Сенниковым: раз в две недели по четвергам в 19:00 смотрим и обсуждаем фильм, который поможет пересобрать себя в новой реальности.
Град Китеж, ушедший под воду. Банки, заряженные Аланом Чумаком. Деревенские чудаки, живущие в лесу и молящиеся пеньку. Сельский звонарь, который каждый день поднимается на высокую колокольню. Самые разные люди в поисках веры оказались перед камерой режиссера Вернера Херцога в 1993 году в России.
Из наблюдений за ними и разговоров родился фильм "Колокола из глубины" — одна из самых необычных картин немецкого режиссера. Вера и суеверия здесь смешиваются друг с другом в странных пропорциях, но ответа на вопрос о том, что же такое "особая духовность", Херцог, кажется, так и не нашел. Или нет?
Приходите смотреть и обсуждать с кинокритиком Егором Сенниковым, журналисткой Ксенией Лученко и культурологом и религиоведом Оксаной Александровской.
Фильм и обсуждение — на русском языке.
❗️Пожалуйста, ЗАРЕГИСТРИРУЙТЕСЬ — это займёт 2 минуты
(и поможет нам комфортно расставить стулья перед большим экраном)
Входной билет можно купить на месте за наличные:
1500 динаров один билет
2500 динаров — за парный
Ждём вас!
Наш адрес:
Vojvode Dobrnjca 48
Телеграм
Инст
Из жизни послевоенного Ленинграда
Басин А. Наши ниши. Газаневщина 3. СПб., 2015.
Рождественский марафон «Кино, которого я не видел», выпуск 4: «Встреть меня в Сент-Луисе»
В этом декабре почему-то захотелось устроить себе небольшой киночеллендж и посмотреть самые разные, странные, забытые рождественские фильмы и немного написать о каждом. Условия простые: писать про 1 фильм в день вплоть до Рождества (думаю, что до православного, но посмотрим) и только о тех картинах, которые я либо не видел, либо смотрел, но так давно, что пересматриваю их как будто с нуля.
Удивительно: фильм, который весьма условно можно назвать рождественским, но при этом он подарил одну из самых известных праздничных песен на английском языке. Вы наверняка ее слышали (куда от неё денешься) в исполнении Фрэнка Синатры:
Have yourself a merry little Christmas
Let your heart be light
Next year all our troubles will be out of sight
Так вот, впервые она прозвучала в фильме Винсента Миннелли «Встреть меня в Сент-Луисе» в 1944 году — и исполняла её Джуди Гарленд. Для фильма она и была написана;
А фильм Миннелли начался с серии рассказов, которые были опубликованы в журнале New Yorker в 1941–1942 годах. Их автор, писательница Салли Бенсон, перенесла на бумагу свои воспоминания о детстве: она выросла в Сент-Луисе в большой семье (три сестры и один брат), ее отец был адвокатом (а звали его Алонзо), а мать занималась домом. В рассказах она описывает события, происходившие в семье в 1903–1904 годах на фоне того как город готовился принять Всемирную выставку 1904 года (а летом того же года в Сент-Луисе прошли Олимпийские игры).
Мир, описываемый Салли Бенсон в общем-то бесконфликтен; семье ничего не угрожает, отношения в доме вполне теплые — и кажется, что будущее безоблачно. Оно обещает только лучшее: только всемирный интерес к твоему небольшому городу, достаток и успех. Старшие сестры флиртуют с молодыми людьми, младшие — немножко хулиганят, но вообще они славные: танцуют, поют, играют и учатся быть отважными. Папа получает повышение (ему предлагаю стать партнером юридической фирмы) и теперь семье предстоит переезд в Нью-Йорк и новая жизнь. Но они так любят родной город! Так не хотят уезжать из него в непонятный и огромный Нью-Йорк…
В общем, я думаю, что вы уловили суть. Для американского контекста — это такое сладкое мирное ретро, отнесенное ко временам спокойствия и отсутствия грандиозных бед и проблем. Наверное, как если бы у нас кто-то написал роман о теплом лете 1979 года у бабушки где-нибудь на Волге, где из забот только разбитая банка варенья и короткая размолвка с девочкой, которая нравится — и все тонет на фоне ожидаемой вскоре Олимпиады 1980 года.
Фильм Миннелли, в общем-то, получился таким же теплым (какие-то конфликтные сюжеты, которые были в рассказах, оказались отброшенными при экранизации) и ностальгическим. Главную роль играет Джуди Гарленд; на этой картине они с Миннелли и познакомились — и вскоре поженились. Потому что только Винсенту удалось найти с ней общий язык, успокаивать ее и держать в норме; Гарленд, которую переехало киноиндустрией с детства, страдала от депрессии, от зависимостей — с ней было все тяжело. А он смог как-то стать для нее источником спокойствия.
Сама атмосфера фильма Миннелли напоминает об «Унесенных ветром» — только если бы в фильме рассказывали о жизни, которая была на ферме до войны, бедствий и сражений. Спокойная, такая почти тургеневская реальность, в которой все приятно. Но, в то же время, это история о взрослении — и потому в этот спокойный мир иногда врывается отблески будущих потрясений: и вот уже Хэллоуин оборачивается выбитым зубом и небольшой кровью, рождественские снеговики отбрасывают страшные тени, а электрические огни, которыми светится Всемирная ярмарка кажутся намеком на то, что прогресс с собой несет не только радость. Здесь много песен (помимо рождественской есть прекрасный номер о людях, которые несутся вперед на трамвае), немало добродушных шуток, но взрослая жизнь уже стучит в двери — скорее открывайте!
#рождество_повсюду #сенников_смотрит
Рождественский марафон «Кино, которого я не видел», выпуск 3: «Гость придет»
В этом декабре почему-то захотелось устроить себе небольшой киночеллендж и посмотреть самые разные, странные, забытые рождественские фильмы и немного написать о каждом. Условия простые: писать про 1 фильм в день вплоть до Рождества (думаю, что до православного, но посмотрим) и только о тех картинах, которые я либо не видел, либо смотрел, но так давно, что пересматриваю их как будто с нуля.
Фильм шведского режиссера Арне Маттсона «Гость приедет» (1947 год) — это детектив, разворачивающийся в декорациях загородного особняка, погруженного в подготовку к празднованию Рождества. Но забудьте об Агате Кристи, дорогих и богато обставленных комнатах, стиле ар-нуво и шикарно одетых женщинах в бальных платьях. У нас тут все гораздо проще — дети радуются хлебу в жире, в убийстве подозревают конюха, а загадочный гость бродит по особняку как по собственному дому. Да и сам фильм в памяти будит воспоминания не столько о Кристи, сколько о Бергмане (но лишь иногда).
Этот рождественский детектив принадлежит к тому поджанру, который подробно критикует социальное устройство и по своему пафосу приближается к социальной драме. Богатый граф Эрнстам хочет продать поместье и конюшни, чему не все в семье рады; прежде всего расстроен сын Рагнар, который получал сельскохозяйственное образование специально, чтобы лучше управляться с делами поместья. Грустят и наемные рабочие. Дочь графа грустит, что приглашенный ею из Стокгольма популярный писатель, так и не доехал до особняка. А еще в доме появился какой-то непонятный мужик, про которого никто не понимает, кто его пригласил, но он такой вежливый, что прогонять его как-то неудобно.
Графа, естественно, убивают. Подозревают, естественно, простого рабочего. Но все оказывается сложнее, чем кажется.
Маттсон сделает себе в дальнейшем карьеру на постановках детективов-whodunnit, содержащих в себе элементы социальной критики. А еще он снимет фильм «Лето счастья», отчасти после успеха которой за шведским кинематографом закрепится слава «откровенного» — а он всего-то показал секс на сеновале и молодых людей, купающихся голышом.
В «Гость придет» ситуация очень располагает к социальной критике: герои спорят о том не лучше ли бы было продать к чертям имение в занесенной снегом Швеции и махнуть жить куда-нибудь на юг Франции. Другие, впрочем, протестуют и считают, что по настоящему хорошо может человек жить лишь тогда, «когда простой продукт имеет». Курящий трубку бородатый писатель (а именно он — загадочный гость особняка), с любопытством следит за разворачивающимися вокруг событиями, но в решающий момент все же вмешивается — и помогает выправить ситуацию к лучшему.
Обращает на себя внимание и чрезмерная скромность протестантского Рождества: никаких тебе богатых украшений, изысканных вин, хлопушек или хотя бы блестящих платьев. Все с достоинством, но очень просто. В положенный час детям сообщают, что можно, наконец, полакомиться праздничной едой — помакать хлеб в горячий жир; дети ликуют так, как будто их накормили шоколадным тортом и насыпали в карманы конфет. А после этого пиршества, вся семья собирается перед радио, чтобы послушать зубодробительно скучную проповедь. На следующий день все идут на церковную службу, отсутствует только граф, но у него уважительная причина для пропуска — он мертв.
Завязка отличная, но проблема заключается в том, что Маттсон не справляется с объемом. Фильм длится всего 70 минут, но быстро теряет темп и начинает блуждать вдоль одних и тех же линий. Что заставляет чуть-чуть заскучать. Но при этом сама идея использовать Рождество как повод для более пристального и внимательного изучения того, что такое семья — и как в ней устроены отношения, — меня подкупает. Получается такой прото-скандинавский нуар, в котором богатые властные люди скрывают за внешним благополучием и невозмутимостью крайне неприятные тайны (привет Стигу Ларссону), а герой, с которым проще всего себя ассоциировать — интеллектуал, которого на этот праздник занесло случайным стокгольмским ветром.
#рождество_повсюду #сенников_смотрит
Обложка 1990 года, худ. В.В. Гусейнов.
На обложке использованы русские гравюры на тему Апокалипсиса художника Василия Кореня: сверху ангелы трубят о конце света, внизу Красный дракон (зверь Апокалипсиса) извергает воду, но только не на Жену, облаченную в Солнце, а на бутылку.
О животной ненависти и глубинном сопротивлении: несколько слов о сериале «Не говори ничего»
На днях начал смотреть сериал Say Nothing («Не говори ничего»), который в конце ноября был выпущен Disney+ и представляет собой экранизацию одноименной нон-фикшн книги Патрика Рэддена Кифа. Это история Северной Ирландии, вооруженной борьбы Ирландской Республиканской Армии против англичан на протяжении нескольких десятилетий, рассказанная через биографии известных бойцов ИРА — Долорс Прайс, Брендана Хьюза и, конечно, Джерри Адамса (хотя, памятуя о его публичной позиции, каждая серия заканчивается плашкой о том, что «Джерри Адамс всегда отрицал свое участие в ИРА и настаивает на том, что не имел отношения к террористической деятельности»).
Сериал я пока не досмотрел, добрался только до его экватора, но уже некоторые выводы себе хочу позволить сделать — и о сериале, и о предмете разговора.
Прежде всего, очень впечатляет интонация и стиль, в котором выдержано повествование. Оно пока что удачно балансирует между этакой криминальной сагой (в декорациях политически-шпионского боевика) и социальной драмой, оно не лишено юмора, но шутки здесь горькие, а обстоятельства, в которых ими обмениваются — мрачные и страшные. Напугав в первом эпизоде ужасами английской оккупации Северной Ирландии (блокпосты, кровь, пытки, расстрелы демонстраций, сегрегация), повествование делает разворот в сторону бойцов ИРА, показывая их путь в сопротивлении и все большее количество насилия, которое они применяют по отношению к своим врагам.
Но все же и здесь удается избежать полного слияния повествования с точкой зрения самих бойцов ИРА — и для этого нам рассказывают историю Джин МакКонвил, многодетной матери (10 детей!), которая в конце 1960-х переехала в многоквартирный жилой комплекс Divis Flats в Белфасте — по сути, это была гигантская крепость для ИРА. Местные жители-католики помогали бойцам ИРА, обеспечивали укрытие, прятали тех, кто был в розыске — и Бог знает, что еще они делали.
МакКонвил же по этим правилам жизни и не играла, что для нее закончилось трагично: в 1974 году ее похитили из собственного дома и потом застрелили (тело найдут лишь в конце 1990-х — по наводке ИРА). Десять детей остались сиротами, ни одна группировка не взяла на себя ответственность за ее смерть, но с годами росла убежденность, что ее казнь была санкционирована и организована бойцами ИРА, которые таким образом то ли решали какие-то свои внутренние конфликты, то ли хотели послать сигнал всем сомневающимся.
Так или иначе, сериал устроен как скорсезевская по духу притча о том, как насилие пожирает всех, кто в нем участвует — и тех, чья мотивация с самого начала бесспорна, и тех, кто сидит на военных базах, пытаясь править непокорной землей железной рукой. Это колесо насилия в итоге давит всех, никто не уходит таким же, каким и был, а спустя десятилетия войны некоторые дожившие до конца ветераны, смотрят в зеркало на себя и все, что они могут сказать — повторять вслед за полковником Курцем: «Horror, horror, horror».
Очень здорово, что в последние годы появилось сразу несколько сериалов, которые заставляют по-новому взглянуть (или открыть для себя в принципе) историю ирландского сопротивления; здесь мой фаворит, конечно, Лиза МакГи, которая сделала в значительной степени автобиографический комедийный сериал «Derry Girls» о взрослении в оккупированном городе (этот ситком я рекомендую всем и вся, посмотрите — не пожалеете).
А для меня же всегда эта война казалась каким-то пиком абсурда и противоречия; загадкой всегда было именно удивительное неприятие англичанами ирландцев, которое, кажется, было константой для любого политика: хоть Кромвеля, хоть Энтони Идена, хоть Черчилля. И та гибкость, которой отличались британские колониальные чиновники в самых разных местах империи, полностью исчезала в Ирландии — здесь все время в ход шли самые лобовые, грубые и жестокие инструменты. В итоге, все это практически не оставляло северным ирландцам шансов на компромисс — а ведь люди их любят. Но нет.
Так, в войне, и провели долгие десятилетия.
Почему мы помешаны на ностальгии и причем тут альбом «Гойда»
Тейлор Свифт могла петь то же самое и в 1980-е, зумеры пересочиняют пост-панк, а Константин Кинчев в новом альбоме поёт о том, как тревожится от KPI и ноутбуков. Однако всех их важно услышать, понять и полюбить.
Во всяком случае, вы это точно захотите сделать после того, как послушаете гостя нашего нового выпуска Юрия Сапрыкина — журналиста, музыкального критика и человека, профессионально хватающего дух времени. С ним мы поговорили в рамках нашей рубрики «Вечные ценности», которую делаем вместе с брендом NIKI, и в которой каждый герой олицетворятет собой что-то постоянное и важное. Ну, и совершенно логично, что Юрий в данном случае превращается в синоним слова «гуманизм».
Скорее включайте самый душеспасительный выпуск этой недели на всех платформах!
Youtube
VK Video
Солженицына превозносили при жизни до небес, а проклинали до седьмого колена. Остановимся на тех кто проклинал, или предупреждал, или всего лишь советовал. В любом случае, признаем за критиками где-то последовательность, где-то даже смелость, а где-то и прозорливость.
Григорий Померанц раньше других разглядел в Солженицыне националиста-утописта, идеями которого воспользуются обязательно нечистые на руку люди. Захар Прилепин продолжает оставаться самым непремиримым противником нахождения книг писателя в школьной программе. Ярый критик советского строя Александр Зиновьев считал Солженицына виноватым в том, что целились в коммунизм, а попали в Россию. Великая Ахматова настойчиво просила Солженицына стихов не писать и никому их не показывать.
Отдадим и должное самому писателю — он полемики не боялся и был её мастером. Это споры с Померанцем вдохновили его на описание «образованщины». В дискуссиях с Сахаровым Солженицын окончательно осознал себя как почвенника-традиционалиста (хотя и в очень оригинальной версии). А стихов после общения с Ахматовой он действительно больше не писал.
#день_Солженицына #цитаты_на_кенотафе
Поговорим о литературе: спонтанное выступление Константина Мильчина в Белграде
Что происходит с русскоязычной литературой в последние годы? И происходит ли что-то? И если да — то как в этом разобраться. Вопросов много, а самим в них не разобраться. Поэтому уже в эту субботу, 7 декабря, соберемся в Белграде в кофейне Polje и поговорим об этом с литературным критиком Константином Мильчиным (надеюсь, что его чудесная борода поместится в небольшой кофейне).
Если без шуток, то хочется поговорить о многом: и о том, какие писатели зазвучали громче, как справляются со сложными темами, чьи звезды померкли, а чьи — восходят. Встречу проведу я, но важнее всего вопросы гостей и друзей. Обязательно приходите!
Белград, кофейня Polje, Сараевска 42, суббота, 7 декабря, 18:30.
https://polje.timepad.ru/event/3150778/
Открытые двери, закрытые шторы и бег времени
На склоне горы, на высоте почти в 2 километра, лежит загорелый пожилой мужчина. Чуть ниже по склону — сачок; выпал из рук при падении. Мужчина смотрит в небо, даже слегка усмехается, но это как в анекдоте — «Доктор, больно только когда смеюсь»; кружится голова и не получается встать. Над головой его проплывает кабина канатной дороги, в ней туристы. Он призывно машет им рукой, а они машут в ответ, думая: о, какой веселый старик. На обратном пути кондуктор понимает, что старик может веселый, но лежит на том же месте больше двух часов.
Владимира Набокова спасают. Травма даже не оказалась такой уж серьезной. Слава Богу, а то ведь мог бы быть такой комичный финал большой жизни.
Революция, гражданская война и эмиграция навсегда изменили его жизненную траекторию, отправив его в параллельное измерение. Фантасмагория переездов, чужих языков, новых миров и людей, которых он никогда бы не встретил в Петербурге. И внутри, конечно, не мог не появляться время от времени вопрос: «а что если бы…».
Двойники, альтернативные реальности — регулярная тема набоковских произведений. Доходит до параллельных миров, Анти-Терр, Владимиров Владимировичей Н. И он всегда шел вперед: движение его поступательное стремление вверх, к новым формам, взглядам, рубежам. Ничего застывшего, постоянная переменчивость и идеальность формы.
Он всегда словно хотел идти быстрее, чем бежит время. Он вообще любил шутки про время: коллега по Корнелльскому университету вспоминал, что Набоков мог взглянуть на часы и сказать — у меня 8:15. А что у вас?
Отмотаем же часы на полтора десятилетия назад.
Хоронят Бориса Пастернака. Проходят мимо одной переделкинской дачи, в которой задернуты все шторы, выключен весь свет. Это дом Константина Федина. Потом он скажет, что болел, что не мог прийти — но все всё поймут.
Когда-то он был реэмигрантом. В 1913 году поехал учиться в Германию, да так там и застрял, оказался, по сути, на положении военнопленного — только свободы у него было чуть побольше. Играл в немецких театрах, завязывал дружеские и романтические отношения, знакомился с настоящими русскими военнопленными. При первой же возможности выбирает родину: в 1918 году несется в Советскую Россию. Едет не в родной Саратов, а в Москву — и проходит всего несколько лет, как становится писателем, участником Серапионовых братьев и автором романа «Города и годы».
Произведение ныне полузабытое, но напрасно: эпопея войны, эмиграции и гражданской войны им описана так, что словно задает рамки всех других произведений того же типа. Главный герой, конечно, гибнет — в новом советском мире ему места нет, а судьба Юрия Живаго еще не была описана и предсказана.
Федин этим романом продлил себя в истории и сделал имя, но… Но в том-то и дело, что в похолодевшем мире 1930-х годов, ему вскоре пришлось запахнуться в пальто. Впрочем, человек из СССР, он ездит в межвоенные Берлин и Швейцарию то для лечения, то с государственными задачами — не набоковский эмигрант, а человек с положением. Крайне неустойчивым В конце 1930-х к нему придут. Он посмотрит ордер и увидит, что тот выписан не на него. Скажет: «Плохо работаете, товарищи. Дача Бруно Ясенского вон там». Его отпустят. Ясенского расстреляют в сентябре 1938 года.
Многие, кому удалось пережить 1930-е, запахнулись в это пальто, спрятались в нем, в надежде пережить. У некоторых в 1950-х получилось из него выползти. Но не у Федина. Он так и остался человеком в этом футляре, не позволив себе открыться. Стал литературным чиновником: и уже в этом качестве отвернулся от старого друга и соседа Пастернака, сыграв свою роль в запрете «Доктора Живаго». Позднее он же поспособствует невыходу «Ракового корпуса».
Но главное — литература. Тексты послевоенного Федина — почти сплошь мемуарные. Он смотрит в прошлое, мучает свой роман годами, но не выходит. Время ушло — и только старые друзья помнят каким он был.
Они умерли с разницей в две недели, в июле 1977 года. Один так и остался в своем прошлом, другой — и сегодня поет сиреной.
#сенников
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
У всех есть возможность сказать своё последнее слово — хотя не всегда тот, кто его произносит или пишет, знает, что именно оно окажется последним. В этой рубрике мы очищаем последние слова от налёта времени и даём вам возможность посмотреть на них отвлеченно.
Сегодня — последние слова великой «Рождественской песни в прозе» Чарльза Диккенса в переводе на русский Т. Озерской.
Мира и благополучия всем в наступающем 2025 году!
А издание «Кенотаф» уходит на две недели в отпуск. Спасибо, что остаётесь с нами и поддерживаете.
#последние_слова
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Новый — печатный — номер
про правильный финал:
Максим Семеляк
Мария Степанова
Павел Пугачев
Ксения Рождественская
Игорь Гулин
Григорий Ревзин
Вячеслав Курицын и Юрий Сапрыкин
Зинаида Пронченко
Любовь Аркус и Константин Шавловский
Ольга Федянина
Анна Толстова
Иван Давыдов
Сергей Ходнев
Василий Степанов
Татьяна Алешичева
Сегодня с газетой «Коммерсантъ» и на сайте.
Можно подписываться:
https://youtube.com/live/a04FHHyK4lQ?feature=share
Дед Мороз в эмиграции.
Кажется, появился еще один хороший новогодний фильм для грустных. О (доступной пока на редких клубных кинопоказах) документальной ленте Сергея Карпова «Мы тебя везде ищем» рассказывает Егор Сенников — https://seance.ru/articles/ded-relokant/
«...здесь любое рутинное действие кажется еще одним шагом в направлении дома: если пройти эту улицу из конца в конец десятки раз, то она изменит свое качество».
Рождественский марафон «Кино, которого я не видел», выпуск 6: «Праздничный роман» (Holiday Affair)
В этом декабре почему-то захотелось устроить себе небольшой киночеллендж и посмотреть самые разные, странные, забытые рождественские фильмы, которые я не видел, и немного написать о каждом.
Иногда кино начинается с ареста.
«ГОЛЛИВУД. Красавчик Роберт Митчем, киноактер, и две привлекательные актрисы, вчера вышли из тюрьмы под залог в размере 1000 долларов каждый после того как была задержаны в ходе рейда отдела по борьбе с наркотиками в доме в Лорел Каньоне. Митчем, а также актриса Лила Лидс, 20 лет, Лансер Вики Эванс, 25 лет, и Робин Форд, агент по недвижимости, были задержаны по подозрению в нарушении законов штата и федеральных законов о наркотиках после того, как полиция ворвалась на вечеринку в доме девушек, где гости курили марихуану».
Рейд произошел 1 сентября 1948 года. В этот момент Роберт Митчем еще не легенда, но уже восходящая звезда нуаров; за плечами роли в «Из прошлого», «Истории рядового Джо», «Перекрёстном огне»… И тут такое: полицейский рейд, крайне плохая пресса и подпорченная публичная репутация. Грозил и тюремный срок. Но Митчему повезло: на его сторону решил встать владелец студии — Говард Хьюз.
Вместо того, чтобы разорвать контракт с актером, что советовали ему юристы, он решил пойти в публичную защиту актера. Хьюз нанял известного адвоката (раньше он представлял Чаплина по делу об установлении отцовства и Эррола Флинна, когда того в первый раз обвинили в изнасиловании). Публике Митчем стал нравиться еще больше — она с восторгом встречала в кино трейлеры грядущих фильмов с его участием; теперь у него стало еще больше харизмы «плохого парня». Хьюз приказал ускорить выход готовившихся фильмов, где Митчем уже отснялся и даже назначил его на главную роль в еще одном — где вообще должен был играть не он, а Джордж Рафт.
Правда, съемки «Большого обмана» пришлось отложить — 60 дней отсидеть в тюрьме Митчему все же пришлось (в тюрьме ему разрешили ходить в своей обуви — дорогих коричневых ботинках из кожи кордован). Потом студия смогла повлиять на тюремщиков и Митчема перевели работать на ферму.
После выхода из тюрьмы, Митчем (ну или, что вероятнее, студия от его имени) опубликовал в Photoplay статью под названием «Заслуживаю ли я второго шанса?», где говорил, что за время отсидки он успел обдумать свое поведение и теперь относится к жизни ответственнее. Все, конечно, готовы были ему этот шанс предоставить — и так появился фильм «Праздничный роман», который, по мысли Хьюза, должен был улучшить репутацию актера, ведь в нем он должен был сыграть добряка, хоть и со странностями.
Митчем играет здесь удивительно мирного героя; никаких пистолетов, плащей и циничного предательства (хотя и сохраняется типичная для персонажей Митчема бунтарская натура). Митчем играет ветерана войны, немного странноватого мужчину, который мечтает уехать в Калифорнию и строить лодки, а пока подрабатывает продавцом в Нью-Йорке и копит деньги, иногда тусуясь в Центральном парке. Жизнь его сводит с женщиной (ее играет совсем юная Джанет Ли), которая работает тайным покупателем, а также в одиночестве воспитывает ребенка; героиня осталась вдовой после войны. У нее, впрочем, есть постоянный ухажер (этакий местный Ипполит), который намерен просить ее руки и хочет стать отцом для сына. Но этого же начинает хотеть и герой Митчема.
«Праздничный роман» – удивительно спокойный и теплый фильм, который старается уйти максимально далеко от непростых тем, которые в нем затрагиваются — пусть и краешком. Одинокая женщина, странный безработный мужчина — всему этому здесь придана легкость и бесконфликтность, а все сложные ситуации заканчиваются наилучшим образом для всех.
P. S. А вот кому совсем не повезло, так это актриса Лиле Лидс, задержанной вместе с Митчемом. Она тоже получила тюремный срок, во время отсидки подсела на героин и выйдя уже не смогла восстановить актерскую карьеру.
#рождество_повсюду #сенников_смотрит
Рождественский марафон «Кино, которого я не видел», выпуск 5: «Новая рождественская сказка» (Scrooged)
В этом декабре почему-то захотелось устроить себе небольшой киночеллендж и посмотреть самые разные, странные, забытые рождественские фильмы и немного написать о каждом. Условия простые: писать про 1 фильм в день вплоть до Рождества (думаю, что до православного, но посмотрим) и только о тех картинах, которые я либо не видел, либо смотрел, но так давно, что пересматриваю их как будто с нуля.
Ричард Доннер не из тех режиссеров, чье имя приходит на ум, когда размышляешь о рождественском кино. Ведь это король боевиков, человек, который снял «Омен», «Смертельное оружие» и «Супермена» (а еще продюсировал «Байки из склепа»). А тут — Рождество, семейные ценности, чудеса… Как будто не его стиль. И все же рождественский фильм в его послужном списке есть — «Новая рождественская сказка» 1988 года. Да еще и с Биллом Мюрреем в главной роли.
Фрэнк Кросс — самый молодой руководитель национальной телекомпании в США. Он наглый, циничный, жесткий карьерист, который готов идти по головам, чтобы достичь своей цели; он не церемонится с подчиненными и увольняет их при первом же признаке несогласия. А еще он сторонник агрессивного кликбейта в рекламе своих телепродуктов. В преддверии Рождества он готовит очередную постановку в прямом телевизионном эфире — весь мир увидит «Рождественскую песнь» по мотивам Диккенса, но с кордебалетом, танцами и откровенными нарядами. Кроме работы и рейтингов Фрэнка ничего не волнует: ни семейные проблемы сотрудников (у его верной секретарши — немой ребенок, который перестал говорить после того как отца убили у него на глазах), ни праздники (Фрэнк ненавидит Рождество), ни желания родных и друзей.
Впрочем, реальность посылает ему сигналы, что все не так-то идеально в его королевстве — вот и пожилой владелец телекомпании (его играет старенький Роберт Митчем — и так непривычно видеть его в роли такого милого человека) нанимает Фрэнку в «помощь» молодого сокурсника сына; конечно же, тот хочет Фрэнка подсидеть.
Естественно, события начинают принимать мистический оборот — к Фрэнку является дух умершего бывшего начальника; от него-то Фрэнк и набрался цинизма. Бывший босс сообщает, что Фрэнк неправильно живет и забывает обо всем кроме работы, а, кроме того, ведет себя как мудак; он обещает, что вскоре к нему явятся три духа (прошлого, настоящего и будущего), после чего его жизнь изменится. Так и происходит.
Для Мюррея это была первая большая роль за 4 года — после успеха «Охотников за приведениями» он на время завязал с актерской профессией. Почувствовав желание вернуться к работе, он был привлечен сценарием. Затем они встретились с Доннером. Выпили, посидели — и вроде друг другу понравились. Но на съемках все стало сложнее: Доннеру не нравилось, что Мюррей постоянно импровизирует и уклончиво исполняет его указания; Мюррей считал, что Доннер постоянно делает выбор в пользу неверных интонаций, громкости и вообще, что он не понимает того, как устроена комедия. По словам Мюррея, огромная часть материала была вырезана при монтаже и итогом стал неуклюжий и затянутый фильм.
Мюррею, наверное, виднее, но мне «Новая рождественская сказка» не показалась полной неудачей. Несмотря на заезженный диккенсовский сюжет, здесь есть немало удачных моментов: например, панковский Дух Прошлого Рождества в исполнении Бастера Пойндекстера из New York Dolls или хипповая вечеринка в 1960-х, где все веселятся, кроме Мюррея — тот настолько занят работой, что не замечает, что с ним флиртует самая горячая девушка в офисе. Вообще, Мюрреем здесь любуешься — он умеет выжать 110% из любой сцены, придать ей ироничной печали; такое дано не всем. Идейные рамки все равно заданы Диккенсом, а вот легкая мизантропия смешанная с сарказмом, ностальгия по прошлому и способность дурачиться, но оставаться всерьез — все это у «Новой рождественской сказки» есть благодаря таланту Мюррея.
#рождество_повсюду #сенников_смотрит
Рождественский марафон вернется завтра — сразу с двумя фильмами (и в двух выпусках). А пока что можете посмотреть на то, как выглядели желанные подарки на Рождество в 1952 году в Британии — в комплекте игрушечный терьер, странный ковбой и кортеж британской королевы.
https://www.youtube.com/watch?v=2yCqgxlz02A
Рождественский марафон «Кино, которого я не видел», выпуск 2: «Гремлины»
В этом декабре почему-то захотелось устроить себе небольшой киночеллендж и посмотреть самые разные, странные, забытые рождественские фильмы и немного написать о каждом. Условия простые: писать про 1 фильм в день вплоть до Рождества (думаю, что до православного, но посмотрим) и только о тех картинах, которые я либо не видел, либо смотрел, но так давно, что пересматриваю их как будто с нуля.
А вот «Гремлинов» Джо Данте я, конечно, в детстве видел — но из памяти он совершенно стерся. И, кажется, это было к лучшему.
Фильм производит крайне странное впечатление. С одной стороны, замах явно на рубль. Спилберг в продюсерах, крайне милый и готовый для массового мерча пушистый герой Гизмо, рождественский сеттинг (и молодой Крис Коламбус в сценаристах — кажется, это его первый экранизированный сценарий вообще). Словом, ощущение такое как будто метили в большой кассовый успех, намереваясь то ли повторить, то ли превзойти «Инопланетянина».
С другой стороны, сценарий откровенно сырой и разваливающийся. Ни одной мало—мальской звезды в составе: исполнитель главной роли Зак Галлиган потом благополучно растворится в фильмах категории Б и эпизодах сериалов, некоторые другие молодые актеры позже всплывут на вторых ролях в проектах Коламбуса и разве что Джонатан Бэнкс вскоре после фильма стал широко известен из-за роли в сериале Wiseguy. Из-за того, что сценарий производит впечатление немного неотполированного, фильм разваливается на ряд сцен, некоторые из которых, конечно, в памяти остаются (гремлины в кино поют песни семерых гномов, хей-хо!), но все вместе это не работает.
И, конечно, самое некомфортное в этом вроде бы семейном фильме — довольно откровенная экранная жестокость: гремлинов тут запихивают в микроволновке и показывают как они взрываются, закалывают ножом, испепеляют до костей ярким светом; те в ответ убивают старушек, стреляют из арбалетов по юношам и с ножом кидаются на противников. Все это плохо вяжется с рождественским настроением и кажется совсем неудачной попыткой поженить Рождество и Хеллоуин.
Самое удручающее же заключается в том, что у картины не получается внятно высказаться ни по одному поводу. Он вроде бы намекает на то, что все зло в капитале и жадности власть предержащих, но всерьез в эту сторону не идет. Пытается постулировать семейные ценности, но делает это так, как будто гремлины засунули в рот кляп. Рассуждает о том, как под маской чего-то милого скрывается нечто очень страшное, но не дает никаких советов на тему того, что с этим можно делать («Залейте зло свинцом» — не считается). Любовная линия провалена; кажется, что не только герои, но и сценарист решил быть застенчивым, как школьники на вечеринке. Фильм мычит, пританцовывает, но проговорить свои мысли внятно — не может.
Короче, это не фильм, а черновик, слепок фильма, который мог бы быть гораздо точнее, смешнее и глубже. Но фильм этот снять не удалось. Рождество здесь — тоже своего рода время чудес, но только уж слишком много в них крови и плохих пародий на нуарные фильмы 1940-х (интересно, что сегодня сделали бы со сценаристом и режиссером, который начинает с того, что показывает экзотичных китайцев, у которых в лавке стоит клетка с чудовищным скрытым древним злом?)
В детстве, конечно, «Гремлины» воспринимались чуть иначе, но, кстати, все равно не нравились — может поэтому я их и забыл. В общем, очень странное Рождество по Крису Коламбусу; но он быстро пойдет дальше.
#рождество_повсюду #сенников_смотрит
Рождественский марафон «Кино, которого я не видел», выпуск 1
В этом декабре почему-то захотелось устроить себе небольшой киночеллендж и посмотреть самые разные, странные, забытые рождественские фильмы и немного написать о каждом. Условия простые: писать про 1 фильм в день вплоть до Рождества (думаю, что до православного, но посмотрим) и только о тех картинах, которые я либо не видел, либо смотрел, но так давно, что пересматриваю их как будто с нуля. Сегодня первый выпуск.
Начинаем с фильма, который, я уверен, большинство читателей видели — в отличие от меня; до прошлой недели я его не смотрел, хотя, конечно, о нем знал. Это «Плохой Санта», режиссера Терри Цвигоффа, 2003 год.
Тут надо в начале отметить, что Цвигофф снял один из фильмов, которые я нежно люблю — и однажды даже организовал его показ — «Призрачный мир» со Стивом Бушеми, трогательная история о взрослении, аутсайдерстве и ожидании чего-то большого, что обязательно должно прийти, но все никак не приходит.
«Плохой Санта» почему-то всегда был регулярным гостем знаменитой рубрики «Кино на СТС в 21:00» — и, честно говоря, посмотрев его сейчас, я не понял почему. Та рубрика все же отличалась легковесностью: мне почему-то казалось, что предел ее драматичности ограничен чем-то вроде «Звездного десанта» Верхувена или «На исходе дня» Джеймса Айвори, а «Плохой Санта», очевидно, проходит по несколько другой категории. Хотя список фильмов этой рубрики, собранный на Letterboxd доказывает мне, что, скорее, в данном случае речь идет об аберрации моей памяти, а формат позволял самые разные картины. В том числе и такие.
«Плохой Санта» — какой-то дальний родственник фильмов Нового Голливуда. В герое Торнтона несложно разглядеть и черты персонажа Николсона в «Пяти легких пьесах» Рейфелсона (и кажется неслучайным, что Николсон был одной из кандидатур на главную роль в «Санте»), увидеть общее со странными людьми из фильмов Хэла Эшби (хоть из «Гарольда и Мод», хоть из «Последнего наряда» — опять Николсон)… А общая странность, какая-то лиричная безысходность почему-то сближает фильм лично для меня и с «Осенним марафоном» Данелии, и с «Женщиной под влиянием» Кассаветиса.
Всё, что мы видим — вовсе не смешно, а грустно. Персонаж Торнтона тонет в презрении себе, алкоголе, надежде на лучшее в мире (и боязни его, все-таки, обнаружить — это обесценит годы алкоголизма и пропадания в себе), отталкивает от себя всех, кто питает к нему хоть малейшие симпатии и будто все равно надеется, что все изменится как-то само по себе. Самое грустное, что смотреть за этим распадом страшно интересно, потому что все мы что-то такое в жизни проживали — пусть и не в таких масштабах.
Фильм Цвигоффа, спродюсированный братьями Коэн — это чеховская по духу история о человеке, который настолько перестал верить в счастливый конец, что решил двигаться к падению стремительно, вызывая огонь на себя и отказавшись от любых мечтаний. Нет, он неспособен измениться, и хоть праздничная мишура дарит ему каждый раз надежду на спасение, он относится к ней как к фону, не принимая всерьез. Все ему опостылело, кроме комфортного проживания в роли аутсайдера, лузера, неспособного на поступок. И даже то, что он в итоге совершает, сблизившись с одиноким туповатым ребенком и решив стать его защитником, кажется лишь мелким эпизодом на фоне общей картины распада.
Больше всего фильм напоминает чеховский «Крыжовник», только герой Торнтона себе рисует в голове несбыточную картину большого куша, после которого можно зажить ленивой жизнью на пляже в окружении красоток. Но ничего это не будет, просто не может произойти — а даже если случится, то хотеться этого уже не будет совершенно, и человек, с которым все это произойдет, будет совсем другим.
Приклеенный к фильму хэппи-энд скрывает масштабы этой невозможности достичь счастья. Все, что останется герою Торнтона — тяжелая голова по утрам и бесконечная жалость к себе.
«Очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз».
#рождество_повсюду #сенников_смотрит
Год ещё не успел закончиться, дорогие подписчики, а у нас уже для вас есть подарок — качественная и очень содержательная папка с каналами наших друзей!
Лучшие исторические, краеведческие, искусствоведческие и культурологические каналы! — Древность и современность, война и мир, люди и события — буквально всё от Адама до Саддама. И на каждый из них решительно рекомендуем подписаться!
Для вашего удобства всех их мы собрали в одну папку, которую достаточно добавить к себе, чтобы всегда оставаться с историей на «ты».
Как это работает:
— Кликаете на гиперссылку
— Нажимаете "Добавить папку"
— Выбираете интересующие каналы
— Делитесь с друзьями
— Наслаждаетесь подборкой!
Классик заболел
Продолжая день Солженицына, Егор Сенников отвечает Сергею Простакову на его мнение о писателе и предлагает задуматься о той его стороне, которую можно было бы назвать мрачной, даже темной. Да только называть, кажется, уже некому.
— Слушай, Солженицын — это очень просто!
Я прислушался. Лучезарный юноша, ехавший рядом со мной в трамвае, вел беседу со своим попутчиком, несколько полноватым молодым человеком.
— Это, в общем-то, антисоветское манихейство, чисто такая диссидентская вещь. Говорить не о чем, — подытожил юноша.
Я перестал слушать: с таким мнением я был уже знаком, но оно мне не казалось достаточным.
Нет, с Солженицыным не все просто.
Само упоминание его имени в моем детстве производило странный эффект. Люди спорили о нем в газетах и на радио, обсуждали его ложь и правду, коверкали фамилию и высмеивали манеру одеваться. Но самым странным в этом всем было то, что говорили о нём все равно как о такой глыбе, которую с дороги не сдвинуть, не обойти её никак — она лежит, открытая небу и солнцу, порастает мхом, но исчезать никуда не собирается. И, что совсем уж удивительно, речь-то шла о всё ещё живом человеке, который давал интервью, появлялся на телевидении, к нему домой приходил Путин и бесконечные телевизионщики.
И читая Солженицына, ты идешь и взрослеешь в своих взглядах вместе с ним. От, как позднее стало понятно, робкого, подцензурного «Ивана Денисовича» движешься к «В круге первом». Тот ошарашивает тебя масштабом, идеей, точностью выделки и мощностью высказывания. Ты сам будто бы проваливаешься в сталинскую шарашку, страдаешь в кабинете у Абакумова и потеешь в приемной у Сталина — а затем несешься по адской лестнице вниз. Ты потрясен, ты раздавлен, ты ошарашен, тебе нечего возразить — ты готов слушать, что же будет дальше.
Но вот чем дальше ты движешься по реке мыслей Александра Исаевича, тем больше появляется вопросов без ответов. И это сбивает с толку. Манера его изложения мыслей в чем-то похожа на ленинскую: тезис, антитезис, синтез; тезис, антитезис, синтез… Свои мысли нужно подвергать сомнению, критиковать — лишь так они очищаются и становятся полновесными и живыми.
Но вдруг в этой машине что-то начало коротить. Так бывает почти со всеми. Особенно это хорошо заметно обычно у режиссеров: в какой-то момент миры, создававшиеся мощным умом и фантазией, начинают в новых картинах меркнуть, тускнеть, уменьшаться. Шестеренки не крутятся и лишь иногда в том, что ты видишь, встречаются отблески прошлых достижений.
Нечто подобное случилось и с Солженицыным. Осмысляя российский XX век, он унёс себя в некий странный параллельный мир и стал слать нам из него сигналы. И расшифровывая их, мы видели всё более странные картины. Темы, которые когда-то были фоном, выходили на первый план. Нелюбовь к сталинской руке начала чрезмерно уравновешиваться обожанием руки столыпинской, да и государевой в принципе. Антисемитизм выходил из тени на авансцену. Самокритика исчезала как жанр, а ощущение бесконечной правоты затопляло всё.
И вот на это смотреть уже было совсем не так интересно — но это ладно. Чувствовалось, что все эти идеи о правильной крепкой руке — суть опасные химеры, которые разойдутся, переварятся в некоторых головах и начнут воспроизводиться во все новых и новых формах. И за «Как обустроить Россию» вырастет целый лес брошюр и статей — поменьше, попроще, но гораздо прямолинейней. Идеи вообще вещи крайне живучие и летучие, как споры гриппа, они не разбирают где поселиться. А вот в отличие от эпидемии, тот кто их выпускает в мир, должен иногда чувствовать, что совершает что-то не то. Что-то опасное. Что-то совершенно нежеланное.
Конечно, вирус Солженицын в острой форме подхватил во время работы над «Красном колесе». С пыльных страниц старых газет вдохнул в себя мыслей опасных, тревожных. И не нашёл лекарства. Или и искать его даже не стал. А чихнул на лист — и все эти идеи пошли гулять по другим головам.
И в жизни нашей стало всё очень непросто.
#день_Солженицына #цитаты_на_кенотафе
Поговорим о литературе: спонтанное выступление Константина Мильчина в Белграде
Что происходит с русскоязычной литературой в последние годы? И происходит ли что-то? И если да — то как в этом разобраться. Вопросов много, а самим в них не разобраться. Поэтому уже в эту субботу, 7 декабря, соберемся в Белграде в кофейне Polje и поговорим об этом с литературным критиком Константином Мильчиным (надеюсь, что его чудесная борода поместится в небольшой кофейне).
Если без шуток, то хочется поговорить о многом: и о том, какие писатели зазвучали громче, как справляются со сложными темами, чьи звезды померкли, а чьи — восходят. Встречу проведу я, но важнее всего вопросы гостей и друзей. Обязательно приходите!
Белград, кофейня Polje, Сараевска 42, суббота, 7 декабря, 18:30.
https://polje.timepad.ru/event/3150778/
лет пятнадцать назад сидел в квартире Сергея Микаэляна, режиссера «Премии» с Олегом Янковским и «Влюблен по собственному желанию» с Олегом Янковским. сидел в полнейшем смятении: это было мое первое интервью в жизни. себя я ощущал маленьким, пустоватым. передо мной был ветеран Второй мировой, мастер Ленфильма, при мне — новенький диктофон от родителей и вопросы, сыпавшиеся из карманов. мне тогда казалось, что интервью пишется вроде стенограммы, без редактуры, начисто. думал я так недолго, поскольку получил нагоняй от мастера за стенограмму вместо складного текста.
в эту среду мы с Егором покажем в «Порядке слов» фильм Микаэляна «Гроссмейстер» про молодого шахматиста по кличке Хлебушек, которому незамутненная любовь к игре мешает сметать фигуры с доски. мы вспомнили: за пять лет до фильма на русском языке за рубежом вышла «Защита Лужина» — с прицелом на подпольный посев в среде советской интеллигенции. и сценарий Зорина местами сближается с набоковским текстом, как если бы роман прошел жернова советской производственной драмы. труд шахматиста как производство ходов на доске; сданная партия как несчастный случай на производстве, результат внутренней поломки.
и если Набоков расчерчивал чёрно-белыми клетками квартиру Лужиных, Микаэлян из проклятой «свемы» тщится выжать цветовое решение, чтобы от клеток уйти в семидесятническую неоднозначность.
приходите в «Порядок« 4 декабря — будем возвращать себе это кино.
бесплатная регистрация тут — https://poryadok-slov-event.timepad.ru/event/3138629/
~ Никита.
Я уже говорила, что во Вспышке много уникальных илюстраций. Конкретно эта газетная 1989 года не вошла в текст, так что поделюсь здесь.
Вообще ВИЧ и позднесоветская визуальная культура вполне могли бы стать темой для диплома или диссертации. Источников масса и никто их пока системно не анализировал. В том числе куча архивных плакатов, которые присылались художниками на конкурсы (как в этом случае).
Меня поразило, что практически все позднесоветские плакаты и газетно-журнальные иллюстрации по теме ВИЧ аппелируют только к одной эмоции - страху. Плакаты не информировали, не поддерживали, не выражали сочувствовующие, а только пугали смертью.
Конечно, это сейчас смотрится дико, когда вирус больше не приговор (при условии доступа к медицине), а тогда антиретровирусной терапии еще не существовало. И все равно, если сравнить с плакатами других стран, довольно интересно.
Боб Денар (1929—2007) – король наёмников, ландскнехт ХХ века и просто агент французского империализма.
Урождённый Жильбер Буржо происходил из провинциальной крестьянской семьи. Оружие в первый раз в руки взял в 15 лет – говорят, участвовал в Сопротивлении, но это не точно, как и многое в его биографии. По призыву попал в военно-морские силы, а в их составе на колониальную войну в Индокитай. Из армии был изгнан за мордобой.
Как многие французские крестьяне, Жильбер придерживался националистических и ультраконсервативных взглядов. Так, в 1954 году он был арестован за подготовку покушения на главу правительства Франции. Буржо не мог вынести возможности предоставления независимости колониям. Год его продержали в тюрьме, но ничего доказать не смогли и отпустили. Скорее всего, причиной прекращения судебного преследования была вербовка французскими спецслужбами. Буржо сотрудничал с ними всю оставшуюся жизнь.
1960-е годы были золотым временем международных наёмников и авантюристов. Европейские державы судорожно пытались удержать под контролем бывшие колонии. На их территории СССР и США вели прокси-войны. В новых независимых государствах шёл кровавый передел имущества и власти. Масса оружия, оставшаяся после Второй мировой, хлынула в Азию и Африку. Туда же устремилась масса молодых мужчин, с боевым опытом и без, в поисках лёгких денег и острых ощущений.
В 1961 году Жильбер под новым именем – Боб Денар – поступает на службу сепаратистов Катанги Моиза Чомбе. Так начался новый этап в жизни нашего героя. До конца 70-х годов Боб Денар воюет, участвует в карательных операциях и вооруженных переворотах на территории Конго, Гвинеи, Родезии, Габона, Анголы и Заира. Его деятельность в это время руководствуется 2 принципами: борьба с коммунистами и социалистами и сотрудничество со спецслужбами Франции. Денар был одним из двигателей проекта Франсафрика – сохранение контроля над континентом при формальном предоставлении независимости. Примечательна в карьере Боба попытка создать в Африке Тортугу – независимое государство-базу для солдат удачи. В 1967 году он поднимает мятеж наёмников и жандармов в Конго, но выступление было подавлено войсками президента Мобуту.
У Боба Денара был своей кодекс. Он никогда не допускал насилия в отношении белого населения Африки, даже если его творили работодатели наёмника.
В 1975 году Денар появляется на Коморских островах и тут же свергает президента. Вопреки своим принципам, к власти Боб приводит коммунистов. Спустя 3 года он возвращает на место прежнего президента и становится командующим гвардии. Денар принимает ислам, приобретает сеть отелей, скупает земельные участки, укрепляет личное влияние и свою власть в стране.
В 1989 году президент отдал приказ о разоружении гвардии. Однако, он погиб при невыясненных обстоятельствах через несколько дней, а Денар через ЮАР оказался во Франции. В 1995 году Боб с небольшим отрядом попытался вернуть власть на Коморских островах. Попытку переворота сорвал французский спецназ.
В конце 1990-х — начале 2000-х казалось, что эпоха наёмников навсегда ушла в прошлое. Реальность опровергла эти представления. И хотя в 2006 году Боб Денар был осуждён французским судом за участие в преступном сообществе, на деле он не отсидел ни дня – здоровье было подорвано. В 2007 году Боб Денар умер.
